В самом деле — зачем?
Ответ ничуть не менее прост: археологический отдел Аненэрбе хотел взять под контроль сына гениального ученого. Нацисты рассчитывали, что Джонс-младший поработает на Тысячелетний рейх, сам того не подозревая.
— И это вам удалось, — горестно согласился Индиана…
Что ж, тайны таким образом полностью разъяснились. В Чикаго, значит, за ним следили с самого начала, то есть ни знакомство с майором Питерсом, ни встреча с Джеймсом Бьюкененом не явились причиной столь оскорбительной ситуации.
— Кстати, мой милый, ты понравился шефу, — с наслаждением дополнила Эльза печальную картину.
— Шефу? Которому из них, у тебя их так много.
— Урбаху, конечно, кому же еще.
— Меня показывали Урбаху?! — поразился Индиана. — И я об этом не знал?!
Именно так, милый, веселились ее глаза. Чего только в жизни не бывает, любимый, говорила мерцающая на ее губах улыбка.
Он вернул собственным губам презрение:
— С вами все ясно, господа. Любите вы в щелочку подсматривать.
Разговаривать стало решительно не о чем.
— Инди! — ясным голосом позвал Генри Джонс.
— Да, — обернулся сын.
— Возьми обратно, мой мальчик. Ты имеешь на ЭТО такое же право, как и я.
Индиана механически принял протянутую ему шкатулку. Короткое движение, совершенное отцом, было крепким, уверенным. Руки его не тряслись, речь не обрывалась на полувдохе, свистящее дыхание сделалось ровным, размеренным.
Ему полегчало…
Не может быть! — вскипела в душе сына отчаянная надежда. Рану живой водой не поливали, пить живую воду не давали, что же тогда помогло? У отца, наверное, последний всплеск энергии — перед тем, как…
— Очевидно, мне придется умереть, — спокойно продолжал старик. — Это будет хорошим наказанием за того мальчика, которого я в танке… случайно, помнишь? Прости меня, Инди.
— Перестань, отец, о чем ты говоришь?
— Я знаю, о чем говорю. Разрушил собственную семью. Довел жену до могилы, испоганил жизнь сыну. Прости, если сможешь.
— Я давно тебя простил, — честно признался сын вдруг задрожавшим голосом. — Еще тогда, в замке Грумм…
— Не плачь, мой мальчик, не надо, я сам во всем виноват. Апокриф этот проклятый… Апокриф тамплиеров изломал линию моей судьбы, Инди, и я не сопротивлялся, покорился зову своего предназначения.
Бредит? — напрягся Индиана.
— Опять ты об этой бумажке, — вырвалось у него. — Ну, апокриф. Ну, ценный исторический документ. Только зачем с ума из-за него сходить, высокие слова выдумывать?
— Ты пока не понимаешь главного, — мягко возразил отец. — А ведь это так просто… — он замолчал.
Он молчал долго. Сын ждал. Все чего-то ждали, завороженные беседой гениальных археологов.
— Нет, не могу я тебе этого сказать, — отец закрыл глаза. — Не готов. А ведь это так просто…
Бредил он или не бредил, было совершенно неважно. Потому что сомнений уже не оставалось — ему действительно стало легче. И не имело никакого значения, в чем причина такого чуда — совершенно никакого значения.
— Хватит болтать! — заспешил Индиана. — Держись за меня, — он склонился над лежащим. — Надо скорей в Искендерон, в какой-нибудь госпиталь.
— Грааль, — напомнил Джонс-старший, открыв глаза.
Джонс-младший обратил внимание на предмет, находящийся в его руках, и растерялся:
— Там написано, что ЭТО не должно пересекать Черту…
Он протянул шкатулку Эльзе:
— Подержи. Отца на воздух вынесем, а потом вернем Грааль обратно в Храм.
— Стоять на месте! — раздался грубый окрик.
В пещере кроме ученых находились трое солдат — последние из вооруженного отряда Аненэрбе. Индиана, увлекшись решением научных проблем, упустил это обстоятельство. Точнее, солдат осталось двое, третий был кем-то из младших офицеров. Хмурые, изнуренные приключениями немцы недвусмысленно наставляли на американцев стволы своих «фольмеров».
— Послушайте!.. — Индиана угрожающе распрямился.
— Господин обершарфюрер, — обратился старший к женщине, — я не имею права отпустить пленных.
— Разумеется, шарфюрер, — улыбнулась она. — С чего вы взяли, что я собираюсь их отпустить?
Пленник обжег ее бешеным взглядом. Эльза была из тех, кто по другую сторону фронта, и никак не получалось смириться с этим, признать ошибку окончательно. Индиана сказал, расправив плечи:
— Вы можете меня застрелить, но я вынесу отца наружу. Отцу нужен воздух, разве непонятно?
— У меня приказ господина Бьюкенена, — твердо сообщил эсэсовец, положив палец на спусковой крючок.
— Застрелить доктора Джонса никогда не поздно, — философски заметила Эльза. — Пусть о Генри позаботится мистер Броуди, они ведь, кажется, старые друзья? Мистер Броуди, я к вам обращаюсь. Вы друг профессору Джонсу или нет?
Пришла очередь Маркусу вступать в действие, напрягать волю и проявлять мужество. Не удалось ему незамеченным простоять всю главу этого нескончаемого романа — как бы не существуя. Он взял друга детства под мышки и потащил, кряхтя и постанывая, прочь из пещеры.
— У Маркуса радикулит, — возразил Индиана в вакуум. — Ему нельзя носить тяжести.
Когда пещера освободилась от двух немощных героев, Эльза сочла уместным возразить:
— Между прочим, Инди, если у твоего отца действительно задето легкое, в чем можно сомневаться, глядя на его бодрое состояние, то, чем носить его с места на место, я бы советовала как можно скорей сделать перевязку. И обязательно закрыть рану чем-нибудь плотным, например, кожей — чтобы воздух не засасывался. Это опасно, очень плохо для сердца. Особенно, у пожилого человека. Тебе вообще не следовало трогать отца, чтобы избежать кровоизлияния. Оставил бы его в ущелье…
— Что же ты сразу не предупредила! — в отчаянии спросил археолог. Он рванулся к выходу, и остановил его только вид оружия в руках эсэсовцев.
— Не сказала, потому что мне в голову не могло прийти, что твоя медицинская подготовка столь слаба. Чем вы там в Америке в университетах занимаетесь? У нас в великой Германии каждый подросток разбирается в подобных вещах. Попросил бы у меня спирта, смочил бы в нем тряпку вместо бинта…
— Змея! — закричал доктор Джонс. — Ну какая же ты змея!
И нацистка перестала тратить время на пустые разговоры. Досадливо махнув рукой, она подошла к коллеге шарфюреру, чтобы уладить все текущие вопросы.
— Кстати, чуть не забыла, дружок, — улыбнулась она офицеру. — Насчет господина Бьюкенена. Джи-Си просил прислать кого-нибудь, и поскорее. Мы гробницу нашли, там копать надо, долбить. Сам он сейчас тексты на плитах разбирает. Вы меня хорошо поняли, дружок?
Ее голос был изумительно искренним. Эта дрянь явно что-то задумала. Шарфюрер вытянулся струной, поняв ситуацию, как положено.
— Штром, Зигель! Пойдете с коллегой Шнайдер, поможете господину Бьюкенену. С позволения обершарфюрера, я останусь здесь. Я отвечаю за пленных.
Два молодых парня неохотно, но все же исполнили приказ своего начальника. Эльза пропустила их вперед и также скрылась в тоннеле. Дальнейшие события не заставили себя ждать: вдруг послышались выстрелы, крики, автоматные очереди. Шарфюрер рванулся к тоннелю, забыв про приказ. Эльза выбежала ему навстречу, обезумевшая, визжащая:
— Ловушка! Там новая ловушка!
Младший офицер схватил ее в руки, желая защитить от неведомой опасности — и погиб мгновенно, без мучений. Потому что доктор Шнайдер попала в цель с первого раза. Она выстрелила товарищу по партии в голову — в упор. Этак запросто, хладнокровно. В правой руке у нее обнаружился плоский маленький «вальтер», модель 38 — точно такой же, как у нацистского колдуна в замке Грумм…
Левой рукой женщина крепко держала шкатулку с Граалем.
— Вот мы и одни, Инди, — сказала она, переступив распластавшееся под ногами тело. — Уходим отсюда. Ты рад?
В голосе ее не осталось и следа того визга, что сотрясал пещеру секунду назад. Нормальный уставший голос хорошо потрудившегося научного сотрудника.
— Зачем! — выплеснул доктор Джонс. — Сколько можно смертей?