Вольфганга в помещении уже не было. Вообще, никого, кроме пленников, здесь не было: жених и невеста громко ругались в коридоре. За дверями метались возбужденные голоса, обсуждая единственный вопрос — когда убивать Джонсов, сейчас или попозже? Вольфганг настойчиво предлагал застрелить одного из этих псевдолюдей — желательно, до отъезда в Искендерон. Его пытались успокоить и образумить. Мол, Джонсы могут понадобиться в качестве консультантов, а чтобы они работали, нужно шантажировать каждого угрозой пыток, примененных к другому, то есть нужны они именно вдвоем; в конце концов это ведь идея Бьюкенена, который знает их психологию лучше всех остальных, и сам Урбах согласился, добавив к этой схеме Лилиан, которая, похоже, дорога этим обоим дегенератам, и пусть Хорхер злится, это ведь так прекрасно, когда Хорхер злится, правда, милый?.. Охрана, разумеется, не вмешивалась в семейный конфликт, ожидая конкретных указаний.

Джонсы были оставлены в одиночестве! Поразительная беспечность.

— А хорошо я вздремнул, — удовлетворенно изрек старший, пытаясь потянуться. — Знаешь, сразу полегчало…

Индиана не дал ему времени понежиться в сладком бездействии:

— Некогда языком болтать, отец! Попробуй залезть ко мне в карман пальто. В правый. Дотянешься?

— Зачем, Инди?

— Затем, что пора делать ноги, — торопился сын. — Делай, что тебе говорят!

Руки у обоих пленников были сзади, за спинками стульев. Но старого археолога привязали не так тщательно, как молодого. Он чуть сдвинул под ремнями локти и уцепился пальцами за полу чужого пальто, затем, перебирая суконную ткань, добрался до кармана.

— Там зажигалка, вытаскивай, — скомандовал Индиана.

— А что дальше?

— Подпали ремень. Только аккуратно, руку мне не сожги.

Профессор неуклюжими движениями онемевших пальцев нажал на кремень и, разумеется, обжег сам себя. Ойкнув, он выпустил зажигалку. Та упала на ворсистый ковер, продолжая давать маленькое уютное пламя. Шерсть тут же перехватила инициативу, и через пару секунд возле стульев пылал маленький костер. Который, кстати, быстро расширялся, расползался, рос ввысь. Особенно охотно, как выяснилось, горело пятно, оставшееся от пролитой «крови Кали».

— Что я наделал… — с безмятежным смущением пробормотал старик.

— К камину! — не растерялся Индиана. — Спокойно, отец! Упрись ногами в пол и на счет «два» приподымайся на носках!

Камин был прекрасен, его действительно стоило рассмотреть поближе. Огромных размеров очаг — высотой по грудь человека. Боковая часть, состоящая из пары смотрящих друг на друга герм. Карниз, украшенный лепкой, а также гербовым картушем с орнаментом в виде лилий.

— Раз, два, — командовал сын отцу. — Раз, два…

Конструкция из стульев конвульсивно дернулась в заданном направлении и плавно повалилась на бок. К счастью, обошлось без грохота. Падение было мягким, — на выступающие плечи связанных людей. Старик растерянно застонал, но этого в коридоре также не услышали. «Попали точно на пятно! — вспыхнуло в голове Индианы. — Все-таки погубит меня это зелье, вот ведь не везет!..»

И вернулась ненависть — привычное чувство, рабочее. Ремни оказалась наименее огнестойким материалом из всех, попавших в огонь (если не считать человеческую плоть), они поползли мгновенно. Помогая себе мычанием, Индиана вырвал руки, выдрался из лопающихся пут и пополз, оттаскивая отца. Затем он вывинтился из начинающего тлеть пальто, сбил убийственный жар с куртки Джонса-старшего и уже осмысленно прошипел:

— В камин, я же сказал — в камин!

— Почему в камин? — слабо удивился отец.

Индиана не ответил. Он метнулся, перепрыгнув через пылающую полосу, в другой конец библиотеки, схватил свой верный кнут, к которому уже подбирался огонь, и вернулся. Он грубо затолкал отца в каменную нишу, влез сам и шепотом предупредил:

— Держись за стену, сейчас поедем.

Пошарил рукой по шахте дымохода и нащупал толстый стальной стержень. Небольшое усилие — и стержень выдернут. А сбоку обнаружился рычаг, который можно потянуть на себя: теперь усилие потребовалось большее, ведь система слишком давно не использовалась.

— Ой, — жалобно пискнул отец, когда ниша вместе с людьми начала поворачиваться, уходя прямо в стену. — Что это?

— Ничего особенного, нормальный потайной ход, — сказал Индиана, налегая на рычаг. — Только не вздумай совать пальцы в щель!

Ниша повернулась на сто восемьдесят градусов и замерла, прочно встав в пазы. По ту сторону стены был устроен точно такой же камин, с такими же гермами по бокам. Но интерьер оказался другим: здесь была гостиная.

— Как интересно! — восхищенно прошептал отец. — Для чего понадобился такой странный потайной ход?

— Все в порядке, сэр, мы попали на спальную половину Гостевой башни, — невпопад ответил сын. — Первый из Груммов был большой чудак, придумал целую систему, чтобы втайне от жены посещать ее подруг, гостящих в замке. Якобы в библиотеке засиживался…

— А ты как про это узнал?

Индиана помедлил, осторожно оглядывая помещение.

— Гостевая башня подробно описана в воспоминаниях архитектора, который строил замок. Я нашел в архиве венской ратуши неопубликованную рукопись этого несчастного человека. Я очень хорошо подготовился к визиту, отец.

— Моя школа, — старого профессора переполняла гордость.

— Иди и помалкивай, — сказала Индиана.

— Куда идти?

— За мной. Там дальше должна быть анфилада из трех комнат. В самом конце — еще ход, на винтовую лестницу, а лестница выводит прямо к реке…

Они двинулись. Им действительно пришлось одолеть несколько комнат, расположенных анфиладой: роскошный кабинет, роскошная ванная, наконец, непосредственно будуар. Именно в последней комнате и возникло досадное препятствие, едва не сорвавшее решающий бросок на свободу.

Бескрайнюю постель с шелковым балдахином занимал один человек. Он сидел в позе «лотоса». Голый до пояса, в укороченных белых подштанниках, а на голове почему-то — круглая шапочка сочного черного цвета, украшенная золотыми рунами. С шапочки свисала красная вуаль, закрывавшая человеку лицо до губ.

На ковре лежали рогатый шлем и мантия нацистского священника, а также китель без погон, галифе и мундир с серебристыми околышками на лацкане в виде двух зловещих рун «Зиг», похожих на молнии. Фуражка с черепом на кокарде валялась на подоконнике — по-простому. Две руны «Зиг» — это СС. Знак Небесного Огня, мостик между Богами и Истинными Потомками. «Ар-Эр-Ис-Ор-Ур», — отчетливо выговаривал нацист, разделяя звуки быстрыми движениями рук: он водил ладонями перед своим лицом, прикладывая их поочередно к шее, к груди, к животу. «Ар-Эр-Ис-Ор-Ур…» — монотонно шептал он, пробуждая сакральную формулу Вечности, Бессмертия, Вечного Солнца… «Зиг хайль! — усмехнулся Индиана, бросаясь вперед. — Ну, держитесь, язычники!»

Человек глубоко медитировал, но появление гостей мгновенно вывело его из столь беспомощного состояния. Он вздрогнул, очнувшись, как бы почувствовав присутствие посторонних душ. Он вытолкнул вперед сжатый кулак и спокойно сказал:

— Стоп!

На среднем пальце сжатой в кулак руки поблескивал серебряный перстень с кинжалом.

Индиана остановился. Почему, и сам не понял. Он собирался ударить рукоятью кнута — наотмашь, не жалея чувств. Но что-то ему помешало. Соперники молча смотрели друг на друга, один сквозь вуаль, другой открыто. И вдруг — словно туман вполз в спальню, словно вязкая пелена сковала мысли и движения. Человек на кровати начал медленно приподнимать вуаль…

— Ай! — истерично вскрикнул сзади Джонс-старший. — Уберите, мне страшно!

Индиана пытался рассмотреть лицо соперника, однако не получалось, никак не получалось. Творилось какое-то безумие. Здравомыслящему археологу неожиданно показалось, что его накрывают грязным, засиженным мухами стаканом, и от понимания столь чудовищного факта к горлу подступила тошнота, и тогда, чтобы сбросить наваждение, он заставил себя разлепить непослушные губы:

— А я тебя знаю, маска…