— У меня тогда не было лысины, — невозмутимо сказал Генри. — И я прошу тебя помнить, хотя и не настаиваю, что если бы не моя женитьба на твоей матери, ты бы не появился на свет.

На такой резонный довод возразить было нечего. Сын вновь замолчал, проклиная собственную слабость. Кто-кто, а он хорошо знал, что пытаться прошибить броню отца с помощью словесных упреков — пустая трата творческих сил. Старик наверняка уже забыл о брошенном ему обвинении и вернулся к мыслям о вечном — прошедших секунд вполне достаточно.

Оказалось, все не так.

— Знаешь, ты прав, к сожалению, — с тихой горечью признал Генри. — Я… как бы тебе объяснить… Когда я привез ее из России, я должен был уделять ей больше внимания. Но я даже представить себе не мог, что она так страдает — молодая, сильная, как медведица. Что она начнет решать наши проблемы кулаками…

Индиана ждал, застыв от удивления.

— Думаешь, она только меня побивала? Да она просто излупцевала одну из моих… как бы сформулировать… тогдашних пассий! На больничную койку уложила. И в придачу — ее родню, сбежавшуюся на крик… в также двух полисменов… Кто мог подумать, что даже небольшое тюремное заключение закончится быстротечной чахоткой…

— Ты должен был подумать, отец. А ты был заурядным бабником.

— Отчего же заурядным…

— Мама спасла тебя там, в Сибири, когда ты искал Золотую Бабу и чуть не погиб в тундре. Она доверилась тебе, когда покинула родину, сопровождаемая одним лишь кузеном. И для нее, привыкшей к просторам, существование в клетке, конечно, было невыносимым.

— Мой мальчик, я хочу тебе сознаться… В общем, я жестоко виноват перед твоей матерью. И прошу у нее прощения. Я знаю, она меня сейчас слышит… Мария, Маша, прости!

Старый Джонс произнёс последние слова по-русски.

И в камере как-то сразу стало уютно. И как-то сразу возобновилась задушевная беседа близких родственников, не беседовавших по душам ни разу в жизни…

— Кстати, о псевдониме. Зачем было усложнять себе жизнь?

— А как же иначе? Включаясь в этакую гонку, бросая все, сжигая за собой мосты, необходимо подумать о безопасности и себя, и дела.

— Отлично! Твое инкогнито было легко раскрыто черными силами, с которыми ты решил бороться, зато оказалось непреодолимым препятствием для друзей и соратников.

— Да, неловко получилось.

— «Неловко»! Почему Александер Орлофф? Что за блажь такая — присваивать имена умерших родственников?

— Возможно, мой мальчик, это была одна из самых серьезных ошибок. Когда тревожишь умерших, дело может принять самый неожиданный оборот… Знаешь, Инди, в последнее время я сделался ужасно суеверным, самому иногда стыдно…

Отцу было стыдно. Ну, просто не придумалось ничего другого, какие имена ни перебирал — все казалось фальшивым, непристойным. Да и не было желания тратить время на такой пустяк, как придумывание псевдонима, вот и взял первое имя, которое на ум пришло. Эл Орлофф был отличным парнем — имеется в виду настоящий Александер Орлофф, двоюродный брат миссис Джонс, владелец магазинчика игрушек в Старфорде. Талантливый механик, обладатель изумительных рук. Жаль его, умер он плохо, спился от несчастной любви…

— Бывает же, — посочувствовал Индиана Джонс, который, разумеется, никогда бы не спился из-за какой-то там любви. — Он был ей совсем безразличен, да?

— Я подозреваю, — сказал отец, — что эта женщина тоже была к Элу неравнодушна, весьма неравнодушна.

— Так в чем же дело! Даже если женщина замужняя, не вижу препятствий, чтобы…

— Все не так просто, мой мальчик, — оборвал его отец. — Орлофф как раз и запил в тот год, точнее, в тот месяц, когда с твоей мамой случилось это… Если точнее, запил всерьез. Как русский, он основательно пил и до того, вспоминая покинутую родину. Видишь ли, твоя мама и была той женщиной, которую он любил, и, кроме нее, у Эла здесь не было близких людей.

Индиане внезапно расхотелось задавать вопросы. Почему-то ощущалось, как толкается сердце — напряженно, торопливо. Мозг помимо воли принялся сопоставлять дату родительской свадьбы с датой рождения малыша Джонса…

Чтобы отогнать вырвавшиеся на свободу призраки прошлого, Индиана поинтересовался: как появилась статья по египтологии, подписанная фамилиями Орлофф и Кэмден.

Ну, статья. А что особенного? Ассистентка оказала профессору большую помощь. («Все понятно… — скорбно вздохнул сын. — Интересно, какими способами молодые девушки помогают пожилым мужчинам?» «Стыдись, мальчик! Она же мне несколько ночей учетные карточки перебирала…») И хотя в статье нет ни одного слова, написанного рукой Лилиан, а материал был подготовлен к печати уже после того, как она уехала с мужем в Непал, научная этика не позволила обойтись без ее фамилии. Во всяком случае, свадебный подарок в виде части головного убора статуи бога Ра, принесенный профессором своей ассистентке, выглядит гораздо более странно…

Кстати, зачем вообще нужен «кулон»? В чем его ценность — кроме, конечно, исторической?

— «Кулон» нужен для того же, для чего и «камень, отмеченный Божьим Светом, — загадочно объяснил отец. — Без обоих этих предметов не отыскать другой предмет, куда более ценный.

Отец полагал, что «объяснил загадочно». Но Индиана мгновенно вспомнил: «…без камня, отмеченного Божьим Светом, не найти сокрытого от глаз Ковчега со Скрижалями Завета…». Вспомнил и развеселился — неужели ты собираешься разыскать ТАКОЕ? Вот, значит, откуда взялась наивная скрытность, вот что питало болезненный интерес к апокрифу тамплиеров? Ну и мечты! Ну и размах! Сначала Чаша, а потом, потом…

— Перестань паясничать, — устало попросил отец. — Тебе только бы посмеяться, когда все рушится.

— Как же так? — спросил Индиана, перестав паясничать. — Затеваешь дело невероятной сложности и доверяешь совершенно посторонним людям.

— Ты имеешь в виду себя?

— Ренара. Помнишь такого француза, этого ничтожнейшего из научных консультантов?

— А что Ренар? Квалифицированный и порядочный историк, не понимаю…

— Как вы познакомились?

— Случайно. Мы с ним заказывали одни и те же наименования в парижских библиотеках. Ренар ведь тоже был увлечен тайной Грааля. Но манускрипт монаха из Анже обнаружил я, только я!

— Ты обнаружил манускрипт, — сердито согласился Индиана. — Зато Ренар, тварь продажная, обнаружил тебя, и неизвестно, кому повезло больше.

Отец не стал спорить. Он зашевелился на полу, кряхтя и почмокивая, затем спросил, сменив неприятную ему тему:

— Давно хочу услышать твой рассказ: каким образом ты проник в подземелье, где было захоронение второго брата-рыцаря?

Индиана ответил неохотно:

— Ничего интересного, сэр. Через вход проник, как же еще.

— Я никак не мог открыть этот проклятый вход. Очевидно, где-то был спрятан механический стопор. Ты догадался, где?

— Пол продолбил, вот и все.

— Что? — поперхнулся Генри Джонс.

Наступила театральная пауза.

— Про-дол-бил? Изувечил такое прекрасное сооружение? — Он вдруг пронзительно закричал: — Как ты посмел, щенок?!

— А ты! — полыхнул фамильной яростью Индиана. — Как ты посмел называть меня своим ассистентом? Это же надо додуматься! Мало тебе было Лилиан и Эльзы?

Несколько мгновений комната беззвучно кипела, однако до рукоприкладства дело так и не дошло. То ли силы у собеседников иссякли, то ли воспитание остановило. Молчаливый поединок проиграл сын, поскольку он подал голос первым:

— Кстати, о докторе Шнайдер. Как ты расколол, что она нацистка?

— А? — переспросил отец, будто не понял вопрос.

— Я спрашиваю, — терпеливо повторил Индиана, — как ты догадался, что она…

— Эльза разговаривает во сне, — ответ был бодренький.

Хороший удар, настоящий апперкот. От таких ударов отнимается речь, а полушария мозга меняются местами. Старик между тем продолжал, трогательно стесняясь:

— Она, когда спала, редко разговаривала, только если плотно ужинала. А я ведь плохо сплю, ты знаешь… Ты что-то сказал, я не расслышал?