Если ремонтники не раскачаются починить мой кондиционер, куплю большой холодильник и буду в нем отсиживаться по полдня. Коли судьба улыбнется, оттуда даже комлинка не будет слышно.

Не успел я впервые за весь день почувствовать себя человеком, как микрокомп на моей руке пискнул.

— Да, — неохотно процедил я.

— Мистер Тейкент? Говорит Кейт Данлет. Я в кабинке на четвертом этаже. В самом-самом дальнем конце.

— Недурно. Я за столиком. Рядышком со входной дверью, слева.

— Собственно, я хотела пригласить вас за свой столик.

— Я почему-то так и предполагал. Сейчас поднимусь. — Я отключился, осушил кружку и, прихватив со стойки еще одну, поднялся по лестнице.

Кейт Данлет сидела там, где указала, одна. Кивнув ей, я присел рядом.

— А тут гораздо лучше, чем внизу, — проговорил я, глядя сквозь темное стекло кружки в окно, откуда был виден весь город. Вдали, трепеща в знойном мареве, парило несуществующее озеро.

— Расскажите мне об этом типе, которому вы хотите задать взбучку моими кулаками, — сказал я, не дожидаясь ее ответа. — И сколько вы намерены мне заплатить?

— Я думала, размеры гонорара обычно определяет исполнитель, — сказала она спокойно. Ее одежда: блузка цвета бронзы, воротник-стойка, короткие рукава, такого же цвета брюки. Туфли, предназначенные скорее для ходьбы, чем для выпендрежа. Облокотившись о стол, она поднесла к губам бокал. Судя по бицепсам, не белоручка, но и не культуристка Покамест попляшу под ее дудку.

— Да, наверное. Смотря сколько человек я должен проучить по вашему заказу. Иногда я делаю скидки — оптом, так сказать. А если это окажется какой-нибудь мой личный враг, можно еще дешевле. — Я выдал свою лучшую улыбку работничка большой дороги, но Кейт не отреагировала. Возможно, мое мужское обаяние поистерлось. — Не хотите ли обрисовать мне ситуацию?

Ее ясные серые глаза окинули меня испытующим взглядом. Затем она заговорила нежным, ровным голосом:

— Я археолог. Мы ведем раскопки к западу от города. Возможно, вы читали о находках, сделанных там несколько лет назад. Мы раскапываем поселение, которое было погребено под песками примерно десять тысячелетий тому назад. Необходимы огромные затраты физического труда. Мы нанимаем почти каждого, кто вызывается работать. Лучшие землекопы получаются из вомперийцев — они самые сильные, но у нас трудятся и земляне, и вентамцы, и дерджонийцы.

— Этот тип, которому я должен дать взбучку он кто, чернорабочий?

— Бывший. Я выгнала его на прошлой неделе. С тех пор он звонит мне в любое время суток, угрожает. Он вомпериец, так что я отношусь к нему серьезно.

— Ох-хо-хо, — пробурчал я, потирая подбородок. — Вомперийцы — суровые ребята. Возможно, вам придется приплатить.

— Что вы предлагаете?

— Ну, думаю, не обязательно всю сумму деньгами, — сказал я, плотоядно подмигнув ей. Не люблю, когда мне врут. Может, такой стиль общения вынудит ее к честности.

Она заметно поежилась:

— Ну что ж, возможно, мы придем к какой-нибудь договоренности.

Я осушил кружку и громко брякнул ею о стол.

— Иногда я сам себя ненавижу, — сказал я. — Я все гадал, кто из нас двоих первым перестанет лгать, и, сознаюсь, надеялся, что это будете вы.

— О чем вы? — Кожа на ее лбу сложилась в еле заметные горизонтальные складки.

— О, бросьте, госпожа Данлет. Должно быть, как археолог, вы не знаете себе равных, но далеко не все профессии вам подвластны. Стыдно сказать, но аферистка из вас никудышная.

— Что-то я вас не понимаю. — На ее щеках из-под загара проступил румянец.

— И я вас тоже не понимаю. У вас есть для меня дело, но только речь идет никак не о «взбучках». Кстати, я бы и не согласился. Могли бы прежде навести обо мне справки. Тогда вам сказали бы, что я клинически честен. И хорошо знаю свое дело. По комлинку вы намекнули, что не знаете, кто ваш недоброжелатель. А теперь знаете. Если бы вы действительно хотели, чтобы я кого-то отлупил, то связались бы со мной сами, а не через секретаря. И вряд ли представились бы мне под своим подлинным именем — я уже справился в университетской базе данных. Любой, в ком есть хоть капля осторожности, даже не завел бы речи о задании, не проверив прежде потенциального исполнителя. А вы производите впечатление осторожного человека. Ну и, кроме всего прочего, еще не видывал я вомперийца, который бы мог затаить на кого-то зло. Они даже обругать неспособны.

— Тогда почему вы согласились сюда прийти? спросила она, хлопая ресницами.

— С одной стороны, здесь примерно градусов на пятнадцать прохладнее, чем у меня в конторе. С другой стороны, меня мучила жажда.

— И все?

— Процентов десять истины. А вообще — любопытство взыграло. И мне понравилось ваше лицо на экране. Я вам не кажусь гнусным сердцеедом?

Она улыбнулась. Впервые. Собственно, только уголки рта приподнялись да на подбородке проступила крохотная ямочка. Мне показалось, что для нее это почти безудержная улыбка.

— Да нет, — молвила она. — Я люблю чистосердечие.

Я невольно расхохотался. Пока я вытирал с глаз слезы, пытаясь объяснить, она добавила:

— Догадываюсь, что вы собираетесь сказать. Я залучила вас сюда не совсем чистосердечно.

— Прежде чем вы скажете что-нибудь еще, заверьте меня, что работа честная.

Придвинувшись ко мне, она прижала ладонь к столешнице:

— Работа честная. Возможно, непростая, но честная.

Вглядевшись в ее лицо, я пришел к выводу, что верю ей, и набрал на пульте столика новый заказ питье, питье, питье.

— Ладно, — сказал я. — Какова доля правды в том, что вы мне сказали, кроме вашего имени?

— Мы действительно проводим раскопки. И действительно наняли целую уйму рабочих. — Она отодвинула свой бокал в сторону. — Мне нужна помощь. Помощь честного человека. Вот зачем был весь этот спектакль — проверить, способны ли вы преступить закон ради денег. Люди, у которых я о вас справлялась, давали положительные отзывы, но, видите ли, я никак не могла себя убедить, что ваша честность не обеспечила вас местом на планете побогаче или в более крупной фирме.

— К делу! — перебил я.

— Вначале я хотела бы задать вопрос. Почему вас прозвали «СыщикПучеглаз»? Черты лица у вас правильные, вот разве что нос… Да и он придает вашей внешности оригинальность.

— Не знаю, стоит ли гордиться этой кличкой, но она происходит оттого, что я — частный сыщик. Причем, похоже, мне лучше всего удаются дела, имеющие отношение к представителям внеземных рас.

— Что вы сказали? — спросила она, озадаченно качая головой.

— Еще не перевелись ксенофобы, которые именуют «пучеглазым уродом» каждого, кто не родился землянином.

Проникнув в смысл моих слов, она печально усмехнулась:

— Сказать по чести, я не могу уверенно сказать, имеет ли это дело отношение к внеземным расам или нет. Вы беретесь исключительно за дела, связанные с иными расами?

— Нет, ксенофобией навыворот не страдаю. Расскажите мне, что вы хотите.

— Хорошо, — сказала она, поудобнее устраиваясь в кресле, очевидно, размышляя, с чего начать.

Задумчиво откинула волосы за уши и, помедлив, заговорила:

— Коллекционеры появились на свете не намного позже, чем сама история письменности. Коллекционеры древностей помогали и помогают археологии финансируют раскопки, содействуют передаче находок в хорошие музеи, где всякий может их изучать. Но в то же время коллекционеры способны принести огромный вред. Они готовы платить достаточно высокие цены за артефакты, нелегально извлеченные из раскопов. Раскошеливаясь, чтобы обеспечить секретность, коллекционеры поддерживают на плаву черный рынок. А это очень портит жизнь тем, кто заинтересован в распространении знаний, полученных при раскопках.

Принесли мой заказ. Исходя из длины ее предисловия, я осмелился заказать еще кружку.

— Но разве вы не получаете нематериальных результатов? Я хочу сказать, по вашим находкам вы делаете выводы, которые никто не может украсть.

— Конечно. Но когда охотники за амфорами разрывают землю экскаваторами, чтобы поскорее схватить добычу и удрать, тем самым они нарушают стратиграфию. И часто ученым полезно иметь перед глазами подлинный артефакт. Вообразите, что было бы, если бы кто-то спрятал Розеттский Камень или Табличку Тимкина, и никто бы их так и не увидел?