Праздник продлился недолго. В зеркале за своей спиной я неожиданно заметила мужчину с заклеенным полосками телесного пластыря лицом — и тотчас узнала того самого соседа Марго, которому грозила молотком сегодня вечером! Первой моей мыслью было: пришел с надеждой отыграться, придурок! Но он даже не зашел в залы, а спешно проследовал в дальний конец коридора, к служебному входу, и за ним пробежали еще два типа уголовного вида. На лице его была написана такая мучительная тревога, что сомневаться в цели визита не приходилось: они каким-то образом узнали, кто увел у них мой чемоданчик с деньгами! Теперь «биток» спешит реабилитироваться…

Веник завис у «однорукого бандита», пытаясь расколоть и его. Я шепнула ему, что иду припудрить носик и желаю удачи, после чего направилась в сторону женской уборной, миновала ее и с замиранием сердца, но с видом деловым и скептическим толкнула дверь служебного входа, для блезиру продолжая беседу с вымышленным спутником:

— Даже не убеждайте меня вкладывать деньги в это заведение, пока я все не осмотрю и не увижу состояние дел собственными глазами! Ваше представление я уже видела, и оно меня не…

Я прервала фразу на полуслове, потому что за дверью была тьма народа и царила обычная закулисная суета. Только актрисы бегали туда-сюда в чем мать родила, но здесь их нагота никого не трогала. Густо пахло парфюмерией и женским потом — как в метро в разгар лета. Цербер у дверей пошел в гримерные вместе с вбежавшими бандитами, и только благодаря этому мне удалось войти беспрепятственно. Я постаралась тотчас затеряться в общей толчее, схватила какое-то полотенце, ведро и швабру у стены и принялась, опустив пониже голову, возить ею по полу, постепенно приближаясь к эпицентру событий. Мне никак нельзя было оплошать, потому что меня сожрали бы мигом! Ведь среди этих людоедов тоже есть вегетарианцы, которые питаются лопухами!

Уткнувшись носом в пластиковое синенькое ведро, я подкралась почти вплотную к честной компании. «Биток» стоял смурной, нервный, дрыгал ногой, поглядывал на часы. Сопровождавшие его оболтусы скабрезно скалились, подмигивали друг другу, норовили ухватить пробегающих мимо стриптизерш за обнаженные прелести. Их заботы «битка» не беспокоили. Охранник недовольно смотрел на происходящее, но связываться не решался.

— Что такое?! Что такое?! — раздался высокий, почти что женский голос, и из недр кулис вынырнул маленький толстый человечек с пышной черной гривой творческого работника культмассового сектора, почему-то с матерчатым сантиметром на шее, как у портного, и с бумагами, свернутыми трубкой — судя по всему, сценарием эротического действа. — Почему здесь посторонние, Максим?! Я буду на вас жаловаться!

— Это от Ладо с Финбана… — сказал охранник. — Им нужна Света Самушкина…

— Скажите им, что Светусик в отпуске! Она отпросилась у меня на неделю, поехала к мамочке! И пусть уходят! Сейчас же! Вон отсюда! Вон!

Маленький и отважный, как петушок, он, кажется, не совсем понимал, с кем имеет дело. Психованный сосед Маргариты, дергая побитой головой, надвинулся на художественного руководителя этого «драмкружка», охранник оттолкнул «битка» — вежливо, но достаточно сильно. Тот попятился на меня спиной, и не успела я среагировать, как он опрокинул ведро и обеими ногами влез в лужу грязной воды на полу.

— Бабка, блин! — заорал разгневанный «биток». — Куда прешь, тля помойная!

Он развернулся, чтобы поддать мне толстой ногой, поскользнулся на мокром полу, подняв тучу брызг, и едва не грохнулся в лужу. Я мелкой семенящей походкой нашей университетской уборщицы тети Глаши отбежала в уголок, прикрываясь ручкой швабры. Злорадное чувство шевельнулось во мне, несмотря на критическую ситуацию. Но девицы завизжали, охранник одной рукой схватился за пистолет в кобуре, другой — за рацию, вызывая подмогу, и «биток» увял, оставил меня в покое.

— Слышь, браток, не бузи, — примирительно сказал он, поднимая кверху толстые ладони, показывая, что в них нет оружия. — Давай перетрем дело. Мы от серьезных людей, и если я позвоню, ваш шалман через час разнесут в клочья. Эта ваша сучка — клофелинщица, она вчера кинула… одного моего друга на бабки… крупно кинула. Если ее здесь нет, и ты за это отвечаешь, скажи нам, где она живет, и мы уйдем. Только без понтов, понял?

Охранник замялся. Художественный руководитель скрылся за декорациями, явно не желая принимать участия в беседе.

— Я не знаю, где она живет, — неохотно отозвался охранник. — Здесь Наташка Костерева… они на двоих хату снимают вроде…

— Давай ее сюда!

— Она на сцене вроде…

Бандиты с охранником пошли к выходу на сцену, откуда неслась музыка. Черногривый «петушок» выбрался из-за декорации, изображавшей, в соответствии с чьим-то творческим замыслом, нос греческой триеры, заохал, всплескивая руками.

— Ах-ах! Беда! Они заберут Натусика… моего зайчика! А у нее еще сольный номер! Что же делать!? Почему тут лужа? Женщина! Женщина, эй!.. Уберите немедленно!

Я не сразу догадалась, что он обращается ко мне. Так пренебрежительно, между прочим, будто я в сравнении с его Светусиками и Натусиками — пустое место. А я, между прочим, тоже еще ого-го! Очень даже могу! Если бы меня к шесту выставить, еще неизвестно, кто лучше бы смотрелся!

Я молча поспешно шаркала тряпкой, собирая воду, поглядывая в ту сторону, куда ушел нервный «биток», а худрук пригнувшись разглядывал меня.

— Вы у нас новенькая? — спросил он. — Почему я вас раньше не видел?

Он все нагибался, чтобы увидеть мое лицо, а я все отворачивалась, пятилась, подставляя тыльную часть, туго обтянутую брюками, пока он, наконец, на нее не переключился. Тут его художественное чувство сработало, он не удержался от восхищения:

— Идеально! Вот настоящий женский зад! — и, не успела я ничего предпринять, как этот эстет платонически, но весьма ощутимо шлепнул меня по этому самому идеалу и вознамерился ощупать его как следует.

— О, черт! — воскликнула я, отпрыгнула — и почти лоб в лоб столкнулась с охотниками за волшебным чемоданчиком, скорыми шагами выходящими из сценического аппендикса.

Они, ухватив своими клешнями за голые плечи, грубо вели, почти тащили к раздевалке рослую, худую, темноволосую девушку, жирно намазанную с головы до пят кремом с блестками.

Пришлось мне приткнуться к стеночке и некоторое время потерпеть… так сказать, эстетические изыскания этого Пикассо. Не готова я была к такому повороту событий, честно скажу! Все хватала худрука за шаловливые ручки, точно институтка на первом танце с подгулявшим гусаром. Конечно, к настоящей женщине мужчины пристают и спереди, и сзади, но не так же экспансивно и прямолинейно!

— Одевайся! — тем временем прорычал «биток» девушке. — Поедешь с нами! Покажешь, где живет твоя подруга — ничего с тобой не будет!

Наташа Костерева — судя по развитию интриги, это именно она угодила в лапы бандитов, — вела себя достаточно мудро, я бы даже сказала — мужественно. Головы не потеряла, по крайней мере. Видя по лицу охранника, что в заведении ее никто защищать не станет, она, почесывая босой пяткой голую тонкую лодыжку, сказала Максиму:

— Я поеду, только чтоб никаких с меня вычетов! Пусть оплатят за сегодня, как за полную программу! — и обернулась к бандитам. — Дайте хоть вымыться, бакланы… Вся же жирная… одежду испачкаю… И не пялься здесь на меня!

— Не возись только! По-быстрому! — скомандовал «биток». — А то и такой возьмем! Без упаковки! За второй сорт сойдешь!

Господи, чего только не приходится переживать нашим девчонкам… Она, двигая голыми ягодицами, пошла куда-то в душевые, «биток» — за ней, и тут я, улучив момент, развернулась и съездила худруку по физиономии. От всей души. За наше женское достоинство.

Ручка у меня, между прочим, сухонькая, костистая и крепкая. «Петушок» отшатнулся — и шлепнулся задницей в остатки лужи, так, что брызги полетели вокруг. Лицо его выражало обиду и изумление.

— Максим! — жалобно взвизгнул он. — Меня бьют! Кто она?!.