Почему так случилось, Альский объяснить не смог, да и вообще тут имелась масса непроясненного, однако, так или иначе, американцы под защитой своих крутившихся на орбите космических крепостей высадились на планете и объявили, что выполняли здесь свой гуманитарный долг, после чего раскланялись и отбыли восвояси, напоследок сбросив в район, зараженный посеянной аэрозольным способом гремучей чумой Эмери Рота, пару тонн гуманитарного шоколада и сыграв с солдатами столичного гарнизона благотворительный матч по американскому футболу (счет 96:0 в пользу пришельцев, Джон Пеллетье сделал одиннадцать тачдаунов).

Впрочем, американцы обещали как-нибудь вернуться.

После такого визита доброй воли граждане ГСВГ (по-немецки, конечно, DFAS, но д'Марья больше понравилась русская аббревиатура) оказались в шоке у разбитого корыта и на появление сталинградцев отреагировали довольно вяло, хоть и в положительном смысле. С обитателями системы Светлая немецкие социалисты наладили что-то типа дружбы, потому как взаимовыгодное сотрудничество в целях общего выживания стало на данный момент главным.

Русские со своими технологиями помогли очистить плодородные земли от радиоактивного заражения и построили фабрики по производству синтетической пищи, немецкие умники научили сталинградцев некоторым хитростям управления климатом (на Сталинграде этот самый климат был просто отвратительным, урожай постоянно норовил сгнить на корню и вообще с ним, то есть с урожаем, бились не на шутку), ну и так далее. Каждый жил на своей планете, места хватало для всех и для всего, идеология тоже во многих чертах совпадала (хотя, как заметил Альский, германский социализм в марсианско-асгардовском его варианте претерпел существенную догматическую инверсию, обозначив себя скорее как учение национально-религиозное, и, по слухам, на последнем пленуме партии за «еретический ревизионизм» из состава ЦК были выведены — а потом и расстреляны — несколько человек), кроме того, имелся общий внешний враг — пусть вероятный, но появления этого вероятного противника ждали и готовились. Так что сотрудничество двух внеземных формаций протекало нормально. Немецкие представители работали на Сталинграде, в том числе и в тамошней спецслужбе, Отделе Особого Назначения, сокращенно ООН (д'Марья и бровью не шевельнул — после СД ГСВГ его трудно было удивить), а русские ребята — на Асгарде: к примеру, в этой самой Службе Дозоров.

(- Вот только, — после небольшой заминки сказал Альский, — в свою внутреннюю контрразведку, Эсфауэс, они нас не пускают. Объясняют это партийно-этическими соображениями.)

Ну а когда с неба свалился «Ред Алерт», то его, натурально, приняли за американского разведчика и собирались захватить в качестве «языка», однако аэрогарды оказались ребятами ушлыми, и…

(-…и вот сейчас мы имеем то, что имеем, — закончил повествование молчавший почти все время Шмалько.)

Как ни странно, но д'Марья в эту хитрую историю поверил.

Спокойный голос Ямады вывел его из задумчивости.

— Командир, координаты принял. Будем у вас через… двадцать пять минут. Конец связи.

— Принято. Конец связи.

— …Такие дела, — закончил д'Марья свой рассказ, и наступила пауза.

Они находились в помещении штаба Службы Дозоров (и по-немецки тоже ведь СД — Штрайфендинст, отметил про себя д'Марья), глубоко под землей: д'Марья, Ямада, Гордый — и Альский, Шмалько и генерал Степанчиков, седой жилистый человек лет шестидесяти, с очень красным, но странно молодым лицом, которое несколько портили два еще более красных шрама — оба на левой щеке. Кроме того, присутствовали три немца: оберст Шпарвассер (лет пятьдесят, холеное лицо, высокий лоб, редкие волосы, тронутые сединой) из штаба местного фолькснотвера, то есть сил самообороны, майор Руммель (молод, очень светлые волосы и почему-то темное, словно обожженное лицо) из Службы Дозоров и какой-то Калькопф в штатском.

Д'Марья только что вкратце обрисовал своим текущее положение. Чуть ранее он поведал подробности обстоятельств дезертирства «Ред Алерта» местным офицерам.

— Очень интересно, — спокойно сказал Ямада. — Наши дальнейшие действия, командир?

— Какие действия, — буркнул д'Марья. — Чиним корабль, вот какие действия…

— Ну, это понятно, — кивнул Ямада. — А дальше-то что, собственно?

— Что-то, — угрюмо сказал Степанчиков. — Готовиться к Седьмой мировой, вот что.

— Уж скорее, к Первой галактической, — криво усмехнулся д'Марья.

— Слишком по-американски, — покачал головой Ямада. — Я думаю, что не стоит драматизировать ситуацию. Вселенскому… то есть галактическому конфликту сейчас не обязательно иметь место быть.

— Во сказанул, — весело сказал Шмалько и подмигнул д'Марья. — Завернул-то как лихо…

Д'Марья покосился на него и негромко произнес:

— Если честно, то я не совсем понимаю, как вы собираетесь жить дальше — между молотом и наковальней. Там американцы, тут — Объединенные Территории, со своим штернваффе… Вы что, всерьез надеетесь, что вам удастся долго всех водить за нос и прятаться?

— Но-но, — немедленно ощетинился Шмалько. — Ты у нас тут без году неделя, а туда же…

— Наше положение, командир, — негромко сказал Ямада, — и того хуже. Предположим, починим мы корабль. Дальше? Остаемся здесь? Продолжаем бороздить просторы Вселенной? Идем на Утгард?

— Не знаю, — после паузы раздраженно произнес д'Марья. — Здесь мне делать особо нечего. У вас небось здесь и эти… как их… партсобрания проходят? — повернулся он к лысому немцу в штатском.

Тот посмотрел на него без улыбки.

— Безусловно, геноссе.

— Я так и думал, — кивнул д'Марья.

— Так что же — на Утгард? — негромко, но настойчиво спросил Ямада.

— На Землю, — твердо ответил д'Марья. — Но через Утгард.

— Насколько я понимаю, — тяжело произнес Степанчиков, — на этом вашем Утгарде вы еще не были?

Д'Марья повернулся к нему.

— Нет, — сказал он, помолчав. — И что именно там происходит, не знаете? — Нет.

— Так откуда же у вас уверенность в том, что вы найдете там боеспособный контингент и что вообще вас там ждут?

— Нет такой уверенности, — признался д'Марья. Степанчиков развел руками.

— Ну, товарищ капитан-полковник, я уж и не знаю, что вам сказать. Извините, но ваш, к примеру, дед так никогда бы не поступил…

Д'Марья хотел было что-то сказать, но его опередил Руммель.

— Простите, товарищи, что вмешиваюсь, — сказал он и повернул свое узкое, как клинок, лицо к капитан-полковнику. По-русски Руммель говорил безо всякого акцента. — Однако, похоже, в суматохе оказалось упущенным одно весьма важное обстоятельство.

— Какое же? — спросил д'Марья неприязненно, хотя Руммель у него раздражения не вызывал.

— Насколько я понимаю, — сказал Руммель, — та база, на которую вы хотели попасть, находится именно на Утгарде?

— Да, — кивнула д'Марья. — То есть на спутнике Трансплутона? — Да.

— То есть в Солнечной системе?

— К чему вы клоните, майор? — спокойно спросил Ямада.

— А, ч-черт… — внезапно выругался Шмалько.

Д'-Марья с удивлением на него посмотрел: капитан был красен и зол.

— А вы что, им не сказали? — спросил генерал у Альского. Тот сконфуженно мотнул головой.

Руммель мельком глянул на сталинградцев и снова заговорил, обращаясь к аэрогардам:

— А клоню я к тому, что до Солнечной системы ни вы, ни мы, ни кто-либо другой отсюда добраться не в состоянии.

Вот тебе и раз.

— Вот тебе и раз, — сказал д'Марья вслух. — Это почему еще?

— А по… да нипочему. Как выяснилось, товарищи из системы Светлая неоднократно пытались либо добраться до Земли, либо хотя бы наладить с нею связь, но ничего не вышло. Впрочем, товарищ генерал, лучше вы сами расскажите.

Степанчиков с явным неудовольствием махнул рукой:

— Чего там рассказывать… Выходит так, что мы тут находимся в замкнутой сфере, некоем космическом пузыре, откуда не можем выбраться. Центр Сферы находится как раз между Асгардом и Сталинградом, а диаметр ее — около двухсот шестнадцати световых лет…