Радиус поражения ракет "Корморан"-2 – тридцать морских миль. Противовоздушным ракетам SM-2, которыми были оснащены "Лейте Галф", "Монтерей" и "Джон Бэрри", требовалась всего одна минута, чтобы покрыть это расстояние, и еще одна – чтобы уничтожить сами самолеты, несущие на борту "Корморан"-2. Это означало, что как только немецкие и французские самолеты пересекут границу допустимого приближения к конвою, у адмирала будет всего тридцать секунд, чтобы решить, начинать или не начинать войну.

Пятьдесят пять миль. У Уорда пересохло во рту. Повернув голову, он увидел напряженно застывшую у клавиш приборов руку контролера, отвечающего за наведение ракет, имевшихся на корабле.

Пятьдесят три мили. Теперь это может произойти в любую секунду.

И тут линии, обозначавшие на дисплеях скорость и курс "Торнадо", вдруг резко укоротились, а затем начали перемещаться в другую сторону. Через секунду было уже очевидно, что линии смотрят теперь в другую сторону. В следующую секунду самолеты завернули и летели теперь под углом девяносто градусов к своему изначальному курсу. Адмирал посмотрел на небольшой экран прямо перед собой. Самолеты явно замедляли ход и разворачивались. Они опять находились в пределах досягаемости радаров слежения. "Торнадо" и охраняющие их "Рафали" набирали высоту. Они улетают!

Уорд шумно выдохнул воздух. Самолеты ЕвроКона всего-навсего проводили учения на "живых" объектах. Это был вызов, но одновременно обучение в самом что ни на есть чистом виде. Париж и Берлин не хотели начинать стрелять – по крайней мере, пока.

28 АПРЕЛЯ

Навигационные радары "Лейте Галфа" показывали польский берег в девяноста милях впереди. Группа 22.1 и вверенные ей танкеры находились в четырех часах пути от Гданьска.

Уорд отхлебнул обжигающе горячего кофе и стал обдумывать ситуацию. Это была пятая чашка кофе, которую пил адмирал за последние несколько часов. С момента первой имитации атаки командиры ЕвроКона "обрушили" на его конвой все, что только имелось в их распоряжении – еще самолеты, дизельные подводные лодки, небольшие корабли-ракетоносцы, военные вертолеты и даже группу немецких эсминцев и фрегатов. Ситуация напомнила адмиралу конец шестидесятых – начало семидесятых годов. Он был тогда младшим офицером и служил на Средиземном море. В течение нескольких лет 6-й флот США и советская 5-я эскадра играли друг у друга на нервах, проверяя, как далеко готов зайти противник. Теперь бывшие союзники играли друг с другом в ту же игру. ЕвроКон играл хорошо, даже лучше, чем когда-то русские.

Что ж, по крайней мере подобная конфронтация была хорошей тренировкой для его необстрелянной команды. В течение последних нескольких лет, когда Российский флот стоял в основном у собственных берегов, американские военные корабли во всех океанах были как бы предоставлены сами себе. И каждая такая психическая атака со стороны потенциального врага была только на пользу в смысле тренировки боевых качеств группы и способности контролировать ситуацию.

Четырехдневная "война" научила адмирала тому, что наибольшую угрозу из всей военной мощи ЕвроКона представляют подводные лодки. При достаточно большом пространстве для маневра три корабля, оборудованные системами "Эгида", могли отследить и обезвредить практически любую воздушную атаку и любую ракету. А вот отыскать и потопить вражескую подводную лодку – это совсем другое дело.

Современные подводные лодки считались невидимыми и бесшумными машинами, несущими смерть. Тот, кто пытается выследить их, должен ухитриться отделить едва слышные звуки, которые издают их винты и моторы, от множества шумов, присутствующих в глубине моря. А так как и Северное, и Балтийское моря были достаточно мелкими, практически любая щепка на поверхности воды во много раз увеличивала уровень омывающих шумов. Добавьте к этому звуки, издаваемое другими военными и гражданскими судами, действующими в этом районе, звуки от движения обитателей морских глубин – и получается бог знает что, просто какофония. Не имея под собой необходимой глубины, люди, следящие за гидролокаторами, были подобны глухим, пытающимся расслышать в работающей бойлерной шорох ползущей змеи.

А невыслеженная подводная лодка, атакуя с небольшого расстояния, способна разнести в пух и прах весь конвой своими торпедами и ракетами.

В результате, как только оператор гидролокатора сообщал о любом сигнале, на который заведомо нельзя было положиться целиком и полностью, адмиралу приходилось уводить весь конвой от этого места, идя зигзагами на большой скорости, а потом возвращаться обратно. Таким образом они задержались на несколько часов, но Уорд не считал это время потерянным. Единственный способ избежать торпедной атаки – это не давать лодкам подойти достаточно близко, чтобы начать обстрел.

Адмиралу также пришлось использовать авиалокаторы ASAC, с которыми летали над всем районом и без того перегруженные работой вертолеты, чтобы хоть иногда снабжать адмирала достоверной информацией о расположении подлодок. Попугать как следует подводные лодки – это могло гарантировать, что их капитанов гораздо больше будет заботить собственное выживание, и им будет не до атак.

Насколько мог судить Уорд, комбинация маневров и патрулирования вертолетов, демонстрирующих свою агрессивность, дала ожидаемые результаты. Ни одна французская или немецкая подводная лодка не смогла подойти к его кораблям на расстояние, достаточное для того, чтобы открыть стрельбу.

– Несколько новых объектов, господин адмирал. Наведение два-пять-пять. Угол восемь-ноль. Приближаются. – После четырех дней постоянного напряжения, голос его начальника штаба казался грубым и хриплым.

Уорд допил одним глотком остававшийся в чашке кофе и сосредоточился на дисплее. Одни символы показывали новый самолет ЕвроКона. Другие – польский МиГ-29, движущийся на перехват.

– Продолжайте.

– Судя по показаниям приборов на "Сьерра-фокстрот", это предположительно "Миражи"-2000 и еще несколько "Торнадо". Они отвлекают на себя поляков.

Адмирал кивнул. "Сьерра-фокстрот" было условным обозначением американского сторожевого патруля Е-3, летающего над Гданьском. К тому же с военной базы англичан подняли самолет типа "Авакс", который должен был обеспечить конвою дополнительное прикрытие, как только он войдет в Балтийское море. Адмирал посмотрел на молодого темноволосого офицера, стоящего как бы в нерешительности в одном из углов переполненного информационного центра. Майор был одет в незнакомую форму сине-стального цвета – польская авиация. Его доставили на борт "Лейте" вертолетом, и он должен был обеспечить связь с берегом в то время, как группа 22.1 будет приближаться к порту.

Уорд и его сотрудники руководили перехватом, наблюдая его на экранах радара и слушая по рациям, настроенным на связь с польским берегом, а также с операторами на борту патруля Е-3.

Адмирал нахмурился. Польские пилоты работали весьма эффективно, отвлекая от его конвоя истребители ЕвроКона и их эскорт. Но они подвергались серьезному риску. На дисплее адмирал видел, что самолеты пересекают линии следования друг друга, несмотря на то, что в их распоряжении было довольно небольшое пространство. Нормы безопасности игнорировались и той, и другой стороной. Генерал помахал рукой координатору, отвечающему за противовоздушные системы.

– О, черт! – Восклицание вырвалось одновременно у нескольких офицеров.

Уорд снова впился глазами в дисплей. Два символа, изображающих самолеты – польский МиГ и французский "Мираж" – вдруг слились в один – самолеты столкнулись на скорости четыреста узлов. Теперь оба быстро падали вниз.

В наушниках вновь наперебой зазвучали голоса. Некоторые говорили по-польски. Другие, исходящие с Е-3, – по-английски.

– "Зеленый"-2, говорит "Сьерра-фокстрот". Прыгайте! Прыгайте! Выбирайтесь оттуда!