Тем временем огромный фургон из Кусковского колхоза, находившегося целиком в собственности "Ново-Киевской торговой компании" и ЦРУ, повернул налево и быстро покатился к воротам посольства.

Покачиваясь в такт движению кузова, Эрин Маккена расстегнула многочисленные молнии на своем рабочем комбинезоне и сбросила его на пол. Бесформенная кепка, скрывавшая ее золотисто-каштановые волосы, полетела следом. Под грубым камуфляжем скрывалась темно-синяя блуза, шорты и кроссовки.

Подняв голову, она увидела что Алекс Банич смотрит на нее, старательно удерживая на лице бесстрастное выражение. Она знала, что он все еще не одобряет встречу с полковником Соловьевым – это мероприятие казалось ему слишком рискованным.

Чтобы сломить его упорство, потребовалось прямое указание Лена Катнера, за спиной которого стояло Лэнгли, но даже после этого он продолжал настаивать на том, чтобы принять все мыслимые и немыслимые меры предосторожности.

Например, вся та электроника, которая была под ее одеждой. При каждом движении Эрин чувствовала, как крошечный микрофон слегка постукивает о ключицу, ощущала тонкий, как волос, соединительный кабель, спускавшийся на живот, где были укреплены блок питания и миниатюрный диктофон. К коже на спине был приклеен передатчик. Система была полностью автономной и автоматической, так что в случае, если ей придется бежать, не было необходимости что-то второпях крутить и подстраивать.

– Только не потей, – сказал Банич и слабо улыбнулся. Как бы там ни было, это была первая его улыбка с тех пор, как русский полковник вышел на них.

Вся эта шпионская техника была в пределах расчетного риска. Если предложение Соловьева было ловушкой, то укрепленный на теле передатчик мог стать неопровержимым доказательством принадлежности Эрин к иностранной разведке. С другой стороны, эти миниатюрные приспособления позволяли Баничу и Майку Хеннеси слышать всю беседу от начала и до конца. Если что-то пойдет не так, у них будет возможность выручить ее из беды. Может быть...

– Ты помнишь, что надо сделать, если заметишь что-нибудь странное или если появится ощущение, что разговор развивается не в том ключе? – задал вопрос Банич.

Эрин молча кивнула. Предыдущей ночью она потратила несколько часов на то, чтобы выучить целый лист безобидных, на первый взгляд, кодовых фраз, которые подскажут Алексу и Майку, как действовать. По его настоянию она даже прочла краткую инструкцию, касающуюся техники контрнаблюдения и отрыва от преследования. Ей также сообщили адрес одной из конспиративных квартир ЦРУ в Москве, где можно было укрыться.

– Помни, тебе важно разговорить Соловьева. Отделывайся общими фразами где только можно. Понятно?

Эрин снова кивнула. Ее немного сердило, что с ней обращаются не то как с младенцем, не то как с круглой идиоткой, однако она была тронута столь очевидной заботой Алекса о своей безопасности. Он не мог не знать, что процедура встречи давно ею обдумана, однако не в силах был удержаться от того, чтобы не заставить ее еще раз остановиться на всех возможных нюансах. Для человека, известного среди прочих работников посольства под кличкой "Ледышка", Алекс слишком нервничал.

Если бы она сказала ему об этом сейчас, он мог ответить, что опасается, как бы эта их авантюра не испортила превосходное прикрытие, которым они пользовались уже несколько лет. Но Эрин-то знала, отчего его так трясет. Они вместе работали, все лучше узнавали друг друга, и это сближало их все сильнее, независимо от того, хотели ли они в этом признаться или нет. Тем временем грузовик притормозил и остановился.

– Приехали, Алекс. Новодевичий монастырь прямо и направо, – донесся из кабины заглушенный перегородкой голос Хеннеси.

– Хвоста не было?

– Нет. Алкотт и Теппер тоже подтверждают, что все чисто.

Вторая пара оперативных работников ЦРУ должна была следовать за грузовиком на легковом автомобиле, чтобы вовремя засечь всякого, кто попытается за ним проследить.

– Все в порядке, не так ли? – спросила Эрин.

– Возможно, – Алекс вовсе не выглядел удовлетворенным. – Возможно, их наружное наблюдение уже дожидается нас на месте, так что им не было нужды вести нас по городу. – Он вздохнул. – Это твоя последняя возможность отказаться, Маккена. Никто не осудит тебя за то, что ты отказалась сунуть голову в осиное гнездо.

– Нет, – Эрин энергично тряхнула головой, стараясь отогнать сомнения и легкий страх, шевельнувшийся глубоко внутри. Что если русские уже здесь, уже поджидают ее? Картины ареста, пыток, заключения в камеру пронеслись у нее в голове стремительной чередой, и она почувствовала, как сердце ее забилось быстрее.

– Отлично, – ровным голосом подвел итог Банич. Повернувшись к ней спиной, он быстро поднял жалюзи, прикрывавшие одно из задних окон кузова. – Похоже, все чисто. Начинаем.

Быстрым движением он отпер заднюю дверь, спрыгнул на мостовую и помог Эрин выйти. Ей показалось, что эта быстрота была вызвана стремлением Алекса к тому, чтобы все началось и закончилось как можно скорее, пока он не передумал и не запретил ей в последний момент пойти на встречу.

Агенты сверили часы.

– Сейчас – 5.58. Если Соловьев не появится через пять минут после назначенного срока, возвращайся прямо сюда. Не вздумай медлить. Все ясно?

Эрин не ответила. Повинуясь долго сдерживаемому импульсу, она подалась вперед и внезапно поцеловала Алекса. Затем девушка повернулась и побежала к стенам монастыря.

Алекс Банич смотрел ей вслед, и с лица его не сходило ошеломленное выражение.

Новодевичий монастырь – Новый Монастырь Пресвятой Девы Марии – вырастал перед ней массивной громадой высокой зубчатой стены с двенадцатью башенками. Постройки монастыря, увенчанные православными золотыми куполами и резными крестами, лишь едва выглядывали из-за этих белых гладких стен. "Что бы вы ни делали, не заходите на территорию монастыря, – предупреждал ее Алекс, – иначе мы потеряем с тобой связь".

Теперь Эрин стало понятно, почему он так на этом настаивал. Радиосигналы ее передатчика непременно были бы экранированы толстыми стенами, возведенными с таким расчетом, чтобы противостоять стенобитным машинам и пушечным ядрам. Выстроенный в 1524 году, монастырь и снаружи и изнутри напоминал скорее крепость или тюрьму, нежели святой храм. Некоторые из русских царей действительно использовали его в качестве золотой клетки для опальных женщин из знатных родов, которые казались им слишком влиятельными или слишком опасными. Эрин помнила об этом и надеялась, что назначенная здесь встреча не станет для нее дурным предзнаменованием.

Совсем рядом блестела река, отражая лучи утреннего солнца, которое вставало где-то за спиной Эрин. Москва-река, петлей охватывая огромный комплекс стадионов, кортов, бассейнов и тренировочных площадок, значительно расширенный накануне Московской Олимпиады 1980-го года, текла мимо монастыря на север.

Эрин увидела Валентина Соловьева у главных ворот монастыря – у высокой арки, поддерживаемой двумя толстыми колоннами. Одетый в спортивные трусы и футболку, полковник выглядел несколько иначе, чем в форме. Теперь он казался доступным и не столь внушительным. В ожидании полковник старательно делал вид, будто наблюдает за работой двух бородатых, перепачканных красками художников. А вдруг это переодетые сотрудники контрразведки, притворившиеся художниками? При мысли об этом Эрин невольно замедлила бег.

Она знала, что Новодевичий монастырь был излюбленным местом уличных московских художников, однако в такой ранний час ворота монастыря были все еще закрыты. Эрин перешла на шаг и приблизилась. Оба художника работали над акварелями, изображавшими монастырь на восходе солнца. Толстые кисти двигались быстро, уверенно нанося прозрачные краски на белую пустоту листов.

Эрин почувствовала значительное облегчение, и все ее страхи немного отступили. Либо среди агентов ФСК были одаренные художники, либо эти парни на самом деле были теми, кем они казались – голодными студентами, пытающимися заработать несколько лишних рублей продажей своих картин с изображением одной из самых знаменитых достопримечательностей города.