– Не знаю. В этих вопросах я абсолютно не шарю. Надо проконсультироваться. А для начала, Миша, – внимательно посмотрел Гепатит на Магистра, – тебе надо сделать вот что. Снять копии со всех деловых бумаг этой гагары. Где она их хранит, знаешь?

– У нее дома сейф. Наверное, там.

– У тебя есть человек, который мог бы заняться домом и шнифером?

– Был, – развел руками Магистр – в правой дымящаяся трубка. – Вон он валяется в коридоре. Ты его замочил. – В его тоне отчетливо прослушивалась укоризненная интонация. Но Гепатит словно и не расслышал ее.

– Ладно, – заключил он, – для этого дела я подыщу медвежатника. Оставь телефон. Позвоню дня через два, обсудим все поподробнее…

Они провели в кабинете почти два часа. И к удовлетворению Тамары, нашли общий язык. Магистр, как она и предполагала, оказался прагматичным до мозга костей. Заручиться его обещаниями оказать помощь в изничтожении Светланы Петровны, соблазнив германской недвижимостью, толстухиными фишками и «Добрым Делом», не составило никакого труда. «Так ты со мной, Миша?»

«С тобой».

«Так ли?»

«Я отвечаю».

«Хм… Ладно, посмотрим».

– Одним словом, Миша, – подвела итог переговоров Тамара, – аккуратно наведи подробные справки о счетах и сбережениях Светланы Петровны и дядьки Игната, регулярно докладывай мне по телефону обо всех их намерениях и перемещениях и прощупай подходы к домашнему сейфу толстухи. А уж как его распотрошить, это наша забота. А теперь забирай своих недоучек и езжай, надери им их толстые задницы. Мертвяка приберем сами.

Когда минут через двадцать после ухода Магистра, Тамара распихав по пакетам бебехи, отчаливала из квартиры, Олег активно названивал по телефону, вызывал чистильщика ликвидировать труп.

Они вдвоем до утра просидели на кухне, три раза запаривали шанеру. Тамара не без юмора и не без прикрас поведала о битве в квартире на Московском проспекте и о вербовке Магистра, Виктория в свою очередь – о том, что «уборщики» собрали по всему дому с десяток жучков. Правда, установлены они были давно, скорее всего, еще при жизни Богданова и, наверное, еще при его жизни исчерпали энергетический ресурс. Никаких проблем эти жучки доставить уже не могли. Но требовалось решить загадку: кто их установил? Посторонним вход в дом был закрыт наглухо. Так неужели Андрей? Тогда зачем ему это понадобилось? Или еще до смерти Богданова он уже вел какую-то двойную игру у него за спиной?

Может показаться странным, но из-за всех запарок Тамара так до сих пор и не удосужилась хотя бы коротко рассказать Энглер об ужине в «Орхидее» и о том, что первый слой зашиты зипа благополучно счищен, и компьютер требует какую-то электронную таблетку. Вот теперь, прихлебывая обжигающий небо чифир, она и восполнила этот пробел.

– Короче, Свинячье Сало пытается кракнуть очередную защиту. И он не уверен, что если это получится, то не наткнется на следующий слой. Одним словом, одному Богу известно, сколько еще предстоит возиться с этой дискетой.

Насколько Энглер почти не придала никакого значения истории с «Орхидеей», настолько ее заинтересовало сообщение о зипе. Ведь любой, даже самый дубовый, сразу провел бы аналогию между той таблеткой, которая привезена из Гибралтара, и той, о которой сейчас упомянула Тамара. И решил бы, что это совсем неспроста.

«Нет, – тут же мысленно одернула себя Вика, – подобные совпадения случаются в фильмах и книжках, но только не в жизни. Тысяча против одного, что у меня не тот электронный ключ, который требует зип. И все же…»

– Тома, дай-ка мне эту дискету, – попросила она. – Поеду завтра в «Пинкертон», прихвачу ее с собой. Там есть некий Бакланов – компьютерный гений, пусть повозится с ней. У него, надеюсь, это получится лучше, чем у твоих ребятишек. А ты забей с ними на завтра стрелу. Поблагодари, рассчитайся и скажи, чтобы с зипом больше не заморачивались. Справимся сами.

«Ведь теперь все уже не так, как было месяц назад, – при этом подумала Вика. – Мы поднакопили силенок и сами справимся не только с защитой паршивого зипа. Впрочем, не такого уж и паршивого, если на нем действительно миллионы баксов».

Как и семь лет назад, летом 1992-го, он опять оказался на пороге если и не самоубийства, то «желтого дома» – это уж точно. Из-за проклятой девки все пошло по второму кругу. Разбитая рожа, кровавая моча, одуряющая депрессия. На все эти «прелести жизни» наложилось еще и то, что на следующий день после того, как его избил во дворе Светланин любовник, Игната оставила медсестра Оксана. Притом этот поступок она объяснила довольно жестоко:

– Я больше не в силах терпеть тебя рядом. Ты даже не представляешь себе, насколько ты мне омерзителен. Особенно сейчас, после того, как я наблюдала с балкона за тем, как тебя, голого, пинками гоняет по двору Николай. Ты даже не попытался оказать ему хоть какое-то сопротивление! Противно! Тьфу! Мерзкий никчемный слизняк!!!

Игнат без движения лежал на кровати, печально наблюдая за тем, как Оксана швыряет в большую дорожную сумку свое барахло. Если бы в этот момент он был в состоянии ворочать языком, то ответил бы: «Сука! Ты уволена! Убирайся искать себе другую работу!»

Но он не мог выдавить из себя ни единого звука. К тому же…

Разве мог Игнат знать, что всего час назад Оксана получила серьезную нахлобучку от Светланы Петровны: «Выбирай. Или ты посылаешь этого недоноска на хрен, или ты больше здесь не работаешь. Не скрою: второе автоматически повлечет для тебя большие проблемы. Ты слишком много знаешь, чтобы безболезненно отсюда уйти. Так что, формулирую конкретнее: или ты посылаешь недоноска на хрен, притом, именно в тех словах, как я тебе скажу; или я попрошу Магистра заняться твоей дальнейшей судьбой. Поглядим, что для тебя придумают его отморозки».

– Ну, я пошла. – Оксана резким движением застегнула молнию на сумке и, взвалив ее, тяжеленную, на плечо, шагнула за дверь. В последний момент Игнат сумел мобилизовать остатки сил, чтобы просипеть: «Подожди». Но Оксана то ли не расслышала, то ли не пожелала вступать с бывшим любовником в какие бы то ни было переговоры. Для нее уже все было решено.

Поджав остренькие коленки к самому подбородку, Игнат скрючился на кровати в позе зародыша, захватил зубами краешек одеяла и заскулил.

Так он проскулил, почти не вставая с кровати, пять дней, замолкая лишь на то время, когда удавалось ненадолго забыться нездоровым тревожным сном или когда, хочешь не хочешь, а приходилось вставать и ползти в туалет, чтобы не напрудить под себя и похлебать из-под крана воды. На шестой день, смирившись с тем, что никому он больше не нужен, и никто его не навестит и не принесет даже черствой горбушки, Игнат (жрать-то хотелось уже нестерпимо!) поднялся с постели и, кое-как натянув на себя линялый спортивный костюм, отправился в мучительное путешествие до кухни сиротского комплекса. Еле волоча ноги, он плелся через двор, и работники «Простоквашина» провожали своего опального шефа брезгливыми взглядами, шепотом обсуждая между собой его радужно-фиолетовую от синяков и даже не отмытую от засохшей крови физиономию. Никто с ним не поздоровался, никто не удостоил и легким кивком головы, даже толстая добродушная повариха, когда накладывала Игнату в алюминиевую миску остывшую пшенную кашу, не произнесла ни единого слова.

Каково сознавать, что ты изгой, что ты вычеркнут из всех списков, и у тебя преимущество перед лишайным, никому больше не нужным псом лишь в том, что к тебе нельзя вызвать ветеринара, чтобы тебя усыпить!

«Действительно, усыпить, – грустно вздохнул Игнат, жадно доскребывая со дна миски остатки каши. – Светлана с Магистром обойдутся и без ветеринара. О, Господи! Да ведь того, что за мной придут, можно ждать в любую минуту! Может быть, мне остается жить всего ничего!»