19 сентября 1999 г. Вторая половина дня.

– …А почему вы со своими подозрениями не обратились в правоохранительные органы?

– М-м-м… С какими такими подозрениями?

– Что рано или поздно на вас, как и на отца, должны совершить покушение.

– Ах, с этим! – Я презрительно ухмыляюсь и безнадежно машу рукой. – Пустое! Судите сами, как бы на меня посмотрели в этих правоохранительных органах, приди я к ним и заяви: меня хотят укокошить. Кто? Я не знаю, кто. Когда? Я не знаю, когда. Вы что, получали какие-нибудь угрозы? Нет, я не получала угроз. Так с чего же вы взяли? Просто у меня есть подозрения.

Впервые за два дня важняк из горпрокуратуры изображает на физиономии некое подобие улыбки. И устало вздыхает. Намучился, бедный, со мной и Тамарой, пытаясь выдоить из нас хоть капельку информации, которую можно было бы подшить в дело.

Но с нас, как с козла молока. Держать язычок за зубами нас хорошо научила стервозная жизнь.

Правда, вчера, первый раз войдя в этот крошечный кабинет, я была совсем не уверена в том, что опытный спец рано или поздно не поймает нас навранье, что не ляпнем чего-нибудь лишнего. Притом, в большей мере, чем за себя, я опасалась за Томку. Но у этой Iron Lady нервы, словно стальные швартовы авианосца – выдержат шторм и в десять баллов по шкале Бофора. Суметь развести ее на базар? Хм, да для этого надо быть Богом. Или Сатаной. Или Берией.

Одним словом, держимся более чем достойно, упрекнуть себя не в чем, но въедливый важняк явно подозревает, что не говорим ему и двадцатой доли того, что могли бы сказать. Он молодой, ему надо делать карьеру, а взрыв моего «Ауди» – его шанс. Подозреваю: это его первое столь крупное дело, взрывная волна от которого не только вышибла стекла в соседних домах, но и пронеслась по всему Питеру в виде сюжетов в программах новостей на всех региональных телеканалах. Вот и вцепился амбициозный следак всеми зубами в сахарную косточку, которую ему так удачно подкинула жизнь. И отдавать никому не собирается. Только вот…

Кроме амбиций важняка из прокуратуры существуют еще и правила сосуществования, которые он пока еще не успел в полной мере усвоить. Но уже научился им подчиняться.

– Вы не правы, считая, что если бы вы заявили в милицию о своих опасениях, к ним бы не отнеслись серьезно, – с легким упреком выговаривает он мне, когда у него на столе простужено крякает телефон. Но прежде, чем поднять трубку, следак успевает закончить свою мысль: —Достаточным основанием для того, чтобы ожидать покушения, является то, что три месяца назад ваш отец стал жертвой киллера. А вы сейчас готовитесь заступить на его место. Я имею в виду не только наследство, но и те проблемы, которые оно привнесет в вашу жизнь. В том числе, и угрозы. И покушения… Алло! Шаповалов…

Этот урод Шаповалов меня конкретно достал своей канцелярско-покровительственной манерой выражать свои мысли. Если все просуммировать, то идет уже шестой час нашего общения наедине.

– …Да…

За предыдущие пять часов я несколько раз с трудом удерживалась, чтоб не взорваться.

– …Нет… Не нахамить.

– …Да…

Не устроить истерику.

– …Нет…

Меня раздражает в этом следаке все. Его холеные ручки с аккуратно подстриженными ногтями. Его жидкая прядка волос, тщательно зачесанная на раннюю лысину. Его маленький рост.

– …Да…

Его особо секретный стиль разговора по телефону, когда он ухитряется обходиться лишь односложными «Да» и «Нет».

– …Не по-о-онял!!! – Стоит мне только об этом подумать, как Шаповалов изменяет себе. Добавляет в свой лексикон это эмоциональное «Не по-о-онял!!!». При этом он удивленно выпучивает буркалы. И недвусмысленно показывает на дверь: мол, выйди, посиди чуток в коридоре, дай папочке побеседовать по телефону, тебе вовсе незачем знать, о чем разговор.

Напрасно. Все равно, знаю: только что важняку сообщили, что дело о взрыве на Московском проспекте передается другой следственной группе, да к тому же еще и в другое ведомство. Признаться, я уже заждалась этого телефонного звонка, но ни на йоту не сомневалась, что рано или поздно его дождусь. Потому, что о том, что будет именно так, меня предупредил Гепатит прежде, чем вместе с Пляцидевским свалил из квартиры сразу же после взрыва.

«Нечего нам здесь светиться и давать мусором почву для лишних расспросов. Мы слишком заметные фигуры в определенных кругах, а силовикам рано знать, что ты водишься с такими людьми. Денек, пока дело ни передадут кому надо, тебя помучает вопросами какой-нибудь случайный следак. Не откровенничай с ним. Константина не знаешь. Он тебя спас, попытавшись угнать твою тачку. Будут спрашивать, кого подозреваешь в организации покушения, отвечай, что никого конкретно, хотя подсознательно ожидала подобного поворота. Но круг подозреваемых обрисовать ты не можешь, потому что слишком многие желали бы твоей смерти, чтобы завладеть концерном. Как отвечать на остальные вопросы, ты уже знаешь». Действительно, знаю. Как раз накануне войны мы все утро просидели вчетвером (я, Томка, Олег и Пляцидевский), обсуждая, как нам с Тамарой держаться на допросе в мусарне. В том, что рано или поздно нам это придется пройти, никто не сомневался. Пришлось. К сожалению, рано.

Я выхожу из кабинета, присаживаюсь на краю скамейки рядом с сонной Тамарой.

– Ну, как? – Хлопая ресницами, она смотрит на меня вопросительно.

– Все о'кей. Сейчас поедем домой. Вот только мусор поговорит по телефону и придет попрощаться.

Я оказываюсь права. Важняк появляется из кабинета минут через пять. С кислой миной протягивает нам пропуска.

– На сегодня свободны, – нелюбезно прощается он. – Энглер, переезжайте в Ольгино по месту прописки. Вас вызовут.

«Ни хрена себе! – В очередной раз я с трудом удерживаюсь на грани. – Этот лощеный уродец еще будет указывать, где мне жить!»

Хотя он, пожалуй, и прав. Почему бы нам с Томкой не перебраться в Ольгино? Я ведь еще ни разу там не была. И ни разу не видела, в каких хоромах обитают российские олигархи.

Оказывается, ничего из ряда вон выходящего. Дом как дом. Раза в два больше того, в котором мне довелось недолго пожить, когда только приехала в Питер из Череповца. Трехэтажный. Довольно-таки симпатичный как снаружи, так и внутри. Чего не скажешь о заброшенном, поросшем пожухлой травой участке. Правда, кому здесь было заниматься благоустройством территории, разбивкой японского садика, как у Монучара, или хотя бы посадкой цветов? Крейзанутой наркоте Ларисе? Или ее сиделке?.. М-да, некому. Ну и отличненько! Если я здесь вдруг начну загибаться со скуки, у меня всегда есть, чем заняться. Садиком. И разведением в пруду карпов и карасей…

Бондаренко, которого я вызвала сразу, как только покинула прокуратуру, встретил нас на Приморском шоссе, передал ключи от своего «БМВ» одному из телохранителей, а сам пересел ко мне в «мерседес». Когда подъехали к дому, он достал из кармана миниатюрный пульт дистанционного управления, набрал на нем код, и перед нами гостеприимно распахнулись створки ворот.

– Здесь центральный электронный замок, – принялся объяснять мне Андрюша. – Набираешь сорок восемь тринадцать, потом жмешь на зеленую кнопку, и дом снят с сигнализации, входная дверь не заперта. Чтобы открылись ворота, жмешь на эту вот кнопочку. Чтобы, наоборот, все запереть и поставить на сигнализацию, набираешь в обратном порядке: тридцать один…

– Расскажешь попозже, – перебила я. – А сейчас вот о чем я подумала… Свяжись-ка ты с Полторак. Пусть пришлет сюда бригаду спецов. Надо проверить дом и участок.

– Думаешь, здесь могли понатыкать жучков? – хмыкнул Андрюша. – Но это ведь невозможно. Сюда не проникнуть. Этот дом – крепость.