- Не наигрался еще в ковбоев?
- Это вы там в Кремле играете, а мы тут реально живем.
- Господи, Сема, ну что ты лезешь в бутылку! Злишься, сквернословишь… Поверь мне, лишняя спешка в подобных делах никого еще до добра не доводила. Предоставь все профессионалам и успокойся.
- Ты мне предлагаешь успокоиться?
- Именно! Мы ведь не учим хирургов, как зашивать раны, - так и тут. Люди, к которым я обратился, вполне компетентны и дело свое знают. Не нужно их подталкивать и торопить. Это только помешает нашему делу.
Как обычно, дядя говорил крайне обтекаемо, стараясь не называть вещи своими именами. Сказывалась многолетняя чиновничья закалка. Семен в отличие от него не собирался ни осторожничать, ни выбирать выражений помягче.
- Какая еще, на хрен, компетентность! Ты вон - по секретному каналу боишься слово лишнее ляпнуть, а еще рассуждаешь о профессионализме. У тебя брата родного мочканули, а ты сидишь там и лысину чешешь!
- Мой брат, - голос чиновника немедленно изменился, наполнившись стальным звоном, - уж прости меня, Сема, пострадал по собственной глупости. Еще тебя при этом мог за собой утянуть. Тоже, между прочим, не стал слушать меня в свое время. Если хочешь знать, эхо того дела и до нас докатилось.
- Ну да, а ты уже и в штаны наложил!
- Семен, по-моему, ты переходишь границы дозволенного.
- Да мне насрать на твои границы! Я только хочу, чтобы эти уроды получили свое сполна.
- Они получат, не сомневайся.
- Может, и получат, да только не от тебя! Я устал ждать, понимаешь?
- Чего это ты устал?
- Да, устал! Ты всю жизнь ждешь, а я не могу! Потому что мы с тобой из разного теста. И потому с сегодняшнего дня я сам займусь этим делом. Тем более, что эти уроды вот-вот собираются сорваться с места.
- Семен, послушай меня!…
- Хватит, без того наслушался! Сколько времени потеряли! Так что не волнуйся, - сделаю все не хуже твоих профессионалов. Заодно и тебе покажу, как нужно улаживать проблемы. Уже завтра этих орлов похоронят в сточной канаве! А я, так и быть, пришлю тебе их уши.
- Послушай, Семен, это не телефонный разговор…
- Ну, конечно! Как что-нибудь серьезное, так у тебя сразу очко играет. - Семен зло рассмеялся. - Только ты там в своей столице давно уже позабыл, что в России живут по иным законам. И не по законам даже, а по понятиям. Хороший враг - мертвый враг, и если родной братец палец о палец не хочет ударить, чтобы отмстить, то найдутся сыновья, которые сумеют разгрести это дерьмо…
Судя по всему, дядя нажал клавишу отбоя. В трубке послышались частые гудки, и Семен, выругавшись, с силой швырнул сотовый об стену. Хрупкий пластмасс легко треснул, в стороны брызнула электронная требуха. Сжимая и разжимая костлявый кулак, Семен крутанулся в кресле-вертушке, нервным движением пристукнул по селектору.
- Сомина ко мне, быстро!
Развернувшись к аквариуму - одной из немногих кабинетных деталей, оставшихся в наследство от отца, он вперился ненавидящим взором в застывшего меж водорослей макропода. На днях макропод сожрал собственных мальков, а до этого убил меченосца. Кровожадность рыбешки нравилась Семену, и он продолжал скармливать золотистому убийце одну рыбку за другой. Даже кликуху ему придумал - Саддам. Чуть ниже Саддама, над самым дном суетливо сновал черного цвета сомик. Семен думал, что Садам сожрет и его, однако время шло, а сомик по-прежнему юлил своим неугомонным хвостом, подчищая дно аквариума. Наверное, он и ведать не ведал, что тоже имеет собственное имя - короткое, из трех букв: Семен прозвал его Бушем. По примеру иных хозяев, все чаще начинающих называть своих домашних зверей именами королей, известных бизнесменов и президентов.
Своему дяде, высокопоставленному московскому чиновнику, владельцу нескольких крупных компаний, депутату Госдумы и влиятельному политику, Семен звонил редко. Так уж получалось, что после смерти отца отношения между ними резко ухудшились. Двадцать два года - не тот возраст, когда умеют прощать, и Семен по сию пору никак не мог успокоиться. То есть, по большому счету, на погибшего отца ему было наплевать. Не столь уж дружно они и жили, а вот ссорились с завидной регулярностью. Папаша вечно пенял ему за разбитые машины, скупился давать на карманные расходы, бывало, что и в дни рождений отделывался какой-нибудь дешевкой вроде сотового аппарата или карманного ноутбука. Теперь же в распоряжении сына были все счета покойного, его дача, гаражи и парочка роскошных квартир в центре города. Конечно, чепуха в сравнении с недвижимостью столичного дядюшки, но Москва на то и Москва, чтобы ворочать астрономическими капиталами. Здесь, на Урале, все обстояло значительно скромнее. Даже покататься с теми же ночными телками было в сущности негде. Только возьми настоящий разгон - и вот ты уже на окраине. Все равно как курсировать на канадском скоростном катере (подарке того же дядюшки) в какой-нибудь луже вроде Балтыма или Шарташа. Даже на озере Увильды, где было куда как просторно, расстояние от берега до берега могучий катер покрывал в считанные минуты. Того и гляди - вылетишь на берег или потопишь какого-нибудь прибрежного купальщика.
Вот уже несколько недель, как Семен обживал прежний отцовский кабинет в пенсионном фонде «Эгида», а заодно осваивал роль генерального директора всех сопутствующих фирм. Компания была далеко не маленькой, однако управлять предприятием, в котором без того все отлажено, оказалось совсем несложно. Семен особенно и не утруждал себя. Только тем и ограничился, что увеличил штат личной гвардии, прикупил парочку представительского вида машин, а вместо старого, полинявшего начальника охраны нанял молодого капитана Сомина. Насколько он знал, капитан был выгнан из органов за изворотливый характер и излишнюю любовь к деньгам, но самого Семена подобный факт биографии Сомина интересовал мало. Как известно, деньги не любят только дураки и безнадежные романтики, вот и пусть ворует, если с умом да в меру. Зато и дело с него можно будет спросить по полной программе.
Капитан Сомин, рослый, широкоплечий мужчина с квадратным подбородком и ранней залысиной в районе макушки, вошел в кабинет степенным шагом, сдержанно поздоровался.
- Вызывали, Семен Ильич?
- Вызывал… - юный хозяин кабинета по обыкновению поморщился. Обращения по имени-отчеству он не выносил. Потому и любил забугорные фильмы. Все там строилось просто и ясно, и все кругом были Джонами да Фрэнками. И никаких тебе чертовых отчеств! Да и на «вы» не обращались, - тыкали друг дружке и не обижались. А у нас - это ведь осатанеть можно! Поди разберись, кому «вы» говорить, а кому «ты». И каждый второй сразу в бутылку лезет, - мол, кажется, на брудершафт не пили и прочее-прочее…
- Дельце нарисовалось, Сом. Паскудное и срочное.
- Я вас слушаю, Семен Ильч.
- Да брось ты разводить эти церемонии! Еще Ильичем не хватало меня называть!… - Семен кивнул в сторону кресла, дотянувшись до полочки бара, снял пузатую бутыль. - Садись, выпьем.
- А надо ли? - капитан изогнул правую бровь, изображая вежливое недоумение. - Если дело срочное, лучше не злоупотреблять.
- Всего-то по чуть-чуть! - Семен решительно наполнил пару рюмок. - Кабинет-то сегодня проверял?
- Разумеется, как обычно. Только после той микрофонной пилюли, что нашли под картиной, пока все чисто.
- Вот и ладушки! - Семен поднял перед собой рюмку, испытующе взглянул на бывшего милиционера. - Видишь ли, Сом, баранов одних нужно грохнуть. Тех самых, что папашу моего шлепнули.
На лице капитана не дрогнул ни один мускул. Он не испугался и не удивился, значит, к чему-то подобному был готов.
- Но насколько я в курсе, этим делом собирался заняться ваш дядя?
- А ты никак боишься?
- Нет, конечно, но его возможности значительно превосходят наши.
И снова Семен поморщился. Сом сейчас напоминал столичного родственника - тоже, понимаешь, ни рыба, ни мясо, и даже говорил по-стремному - витиевато и осторожно. А ведь точно знал про него Семен: мужик не только взятками грешил. На одних ментовских взятках такие хоромы, как у Сома, не построишь. И машины раз в полгода не станешь менять. Как рассказывали хорошие знакомые, Сом и в армии не терялся - барахло солдатское грузовиками продавал направо и налево. Да и потом, устроившись на работу в милицию, скоренько сориентировался. Помимо капитанства оформил себе халтурку в риэлтерской фирме. Работал, как выяснилось, вполне эффективно - выискивал одиноких пьянчужек, под тем или иным предлогом сажал в камеру, допрашивая и заставляя подписывать десятки бумаг, оформляя заодно и дарственные на квартиры, после чего отправлял страдальца лет на семь-восемь в зону. Обычно оттуда уже не возвращались, и квартиры переходили в полную собственность предприимчивого офицерика. Может, за то и поперли из органов. Хорошо, хоть не посадили. И теперь этот карп лощеный выделывался перед ним, строил из себя черт-те что.
