На еду мы смотреть не могли, поэтому Андрей сунул все в рюкзак.

Еще полчаса у нас ушло на подгонку одежды, найденной Андреем в шкафу. Там действительно оказался полный набор амуниции для четверых мужиков. Мне жалко было расставаться со сверхтеплой одеждой староверов, но в ней мы бы слишком бросались в глаза. Переодевшись, мы стали выглядеть почти одинаковыми: новенькие черные куртки на меху с молнией и широким воротником, унты с собачьим мехом и нутриевые шапки. Правда, с шапкой мне не повезло, в который раз не нашлось моего несерьезного пятьдесят четвертого размера, и я, подумав, остался в росомаховой шапке староверов. К ней я хотя бы привык.

Гостеприимный дом, хозяйке которого мы принесли несчастье, пришлось покидать через забор. Поземка еще мела, и я с облегчением заметил, что снег заметает наши следы. Мне очень не хотелось, чтобы смерть Вари приписали на наш счет. Хотя виноваты мы были на все сто процентов.

Андрей шел впереди меня, потом неожиданно развернулся и схватив меня за воротник спросил:

— Ты хоть что нибудь в них понимаешь?

— Ты про что? — не понял я.

— Про этих баб. У них голова зачем? Они вообще думать могут? Одно только сердце.

Ответа от меня он ждать не стал, просто развернулся и ссутулившись побрел вперед. Мы пробирались по глубокому снегу и уже слышали отдаленный гул машин, явно указывающий, что рядом тракт. Андрей по-прежнему был мрачен и молчалив, лишь когда мы выбрались из тайги на насыпь, он спросил:

— Ты не помнишь, какой сегодня день недели?

Я чуть напрягся и уверенно ответил:

— Среда. А что?

— Да вот думаю, почта сегодня работает или нет. Может, хватятся, если не придет газеты разносить.

Битый час мы топали по шоссе своим обычным двуногим способом. Машины хоть и сновали довольно часто, но все были заняты, а трястись в кузове самосвала двести километров было бы чистым самоубийством. Наконец на наш призыв остановился «МАЗ», груженный белым силикатным кирпичом.

— Куда вам? — спросил шофер, мощного сложения краснолицый мужик лет сорока.

— В Баланино, — ответил Андрей.

— Айда, я как раз туда и еду.

Проехав метров сто, он спросил:

— Ну, а как насчет свежих анекдотов? А?

— Откуда! — засмеялся Андрей. — Старые-то все забыли. Вчера только из тайги вышли.

— Геологи, что ли?

— Ну да. Как в августе рация скисла, так и не знаем даже, что в мире происходит.

— Да ну?! — восхитился водитель. — Вы что же, и про путч ничего не слыхали?

— Какой путч? — хором спросили мы.

— Во дают! — заржал во всю глотку водила. — Тут весь мир три дня на ушах стоял, а они ни хрена не слышали!

Шофер оказался родственником покойного Рыжего по разговорной части, больше любил говорить сам, чем слушать других. Так что всю дорогу, несколько часов, мы, разинув рот слушали подробнейшую информацию об августовском путче с живописными трехэтажными комментариями. Шоферюга буквально наслаждался удивительной возможностью просветить двух чудоковатых лохов, порой даже в лицах показывая главных действующих лиц.

— … А Ельцин тут говорит: «Дорогие россияне, умрем, но не пропустим этих козлов в Белый дом, понимаешь…»

Кончилась вся эта говорильня плохо. Шофер, увлекшись, прозевал небольшой поворот, и мы влетели в громадный сугроб, увязнув в нем прочно, как муха в патоке.

Выругав нас как главных виновников несчастья, краснолицый попробовал сдать назад, но убедившись, что это бесполезно, с грандиознейшим по виртуозности матом полез за тросом. Выдернули нас только через час. Так что в Баланино мы въезжали уже в сумерках. Но перед расставанием шофер-говорун преподнес нам сюрприз, ошеломивший нас гораздо больше всех политических землетрясений.

— Вы там в тайге вертолет-то случайно на находили? — спросил он, вглядываясь в огни приближающегося поселка.

— Какой вертолет? — насторожился Андрей.

Упоминания об это средстве передвижения вызывали у нас обоих не слишком радостные воспоминания.

— По осени как-то передавали. Вертолет в тайге исчез. С ним человек шесть, а самое главное — золото. Они вывозили его с прииска и пропали.

— И много золота? — спросил я, готовясь услышать знакомую цифру. Но ответ краснолицего ошеломил меня.

— До фига. Почти триста килограммов.

Я почувствовал, как Андрей буквально захлебнулся воздухом, услышав эту страшную цифру.

— Вот теперь все и гадают, в самом деле они где-нибудь разбились или прихватили золотишко да слиняли куда-нибудь за границу.

Мы помолчали.

— Куда вас подбросить? — спросил водитель, въезжая на главную площадь поселка.

— Останови здесь, — велел Андрей.

Распрощавшись наконец с нашим заменителем радио и телевидения, мы посмотрели друг на друга.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Андрей. Я в ответ только отчаянно помотал головой.

— Хреновина какая-то. Откуда взялись эти три центнера золота… — начал было Андрей и вдруг запнулся. Чуть подумав, он присвистнул и продолжил умирающим голосом: — Вот это да. Похоже, мы с тобой, Юрка, влипли.

— Почему? — не понял я.

— А ты еще не догадываешься? Похоже, Бурый и наш побег сумел перекрутить по-своему, он на нас ворованное золото повесить. Я даже не знаю, что нам сейчас делать.

— Почему?

— Ну представь: приходим мы в милицию и приносим золото. Здрасьте! Мы вам вот золотишко принесли. А на нас смотрят этак с прищуром и спрашивают: «А где еще двести с лишним килограммов? Гоните-ка, да побыстрей!» Понял? И сажают нас обоих в каталажку, в раздельные камеры.

У меня все просто опустилось внутри. Слишком уж я настроился на то, что скоро увижу Елену и Валерию. А при таком раскладе дорога к дому могла затянуться не то что на недели или месяцы, но и на годы. Уж про методы дознания родной милиции я был наслышан. Им легче выбить признание у невиновного, чем найти настоящего преступника.

— Что же делать? — растерянно спросил я.

— Первым делом отойти в сторонку, — ответил Андрей, осматриваясь. — А то торчим тут вдвоем как три тополя на Плющихе.

Тогда и я огляделся по сторонам. Баланино мне не понравилось с первого же взгляда. Типичный поселок, претендующий на звание «городского типа». Уже было темно, на площади горели всего два фонаря, высвечивающие не тротуар и дорогу, а гипсового Ленина, превращенного с помощью темно-коричневой краски в негра, и указывающего знаменитым жестом в сторону винного магазина. Впрочем, как раз он-то и был закрыт, зато ярко светились витрины универмага, окна Дома быта, да высвечивалось название небольшого кинотеатра со странным названием «…ктябр…», откуда доносилась хрипатая бравурная музыка.

Мы подхватили рюкзаки и отошли в сторону, укрывшись за двумя чахлыми елями.

— Ну, так что же будем делать? — снова спросил я.

— Я думаю, нам все-таки надо найти это самое «Ингуш-золото», — ответил Андрей.

— Ванькину репутацию спасать? — криво ухмыльнулся я. До моего слуха уже донесся отдаленный перестук колес по рельсам, и меня так потянуло домой, что я поневоле стал агрессивным.

— При чем тут Ванька? — отмахнулся Андрей. — Деньги нам на дорогу нужны? У нас ведь самая малость осталась. Только до дому.

— А ты еще куда собрался? — удивился я.

— В столицу. Я думаю, только там мы сможем перекрутить все это дело по-своему. Так что надо искать этих ингушей. Что там Жереба говорил про них?

— Что я тебе, справочное бюро?! — рассердился я. — Не говорил он ничего. Сказал только, что скорей бы скинуть золото какому-то Руслану, и все.

Андрей озадаченно посмотрел на меня.

— И все?

— Да, это все.

Лейтенант хмыкнул, осмотрелся по сторонам и потянул меня за рукав в сторону Дома Быта.

— Ну-ка пойдем в парикмахерскую.

Мы подхватили рюкзаки и подошли поближе к этому очагу культуры и гигиены. Все, что происходило внутри цирюльни, наблюдалось не хуже, чем на экране кинотеатра. Крашеная блондинка с уже увядающим лицом и чересчур ярким гримом старательно водила машинкой по голове белобрысого прыщавого парня. Судя по результатам ее труда, пацан собирался либо в армию, либо в тюрьму. Ее напарница в таком же белом халате, с таким же возрастом и макияжем, только брюнетка, позевывая, листала старый «Огонек».