За завтраком Андрей неожиданно спросил:

— Как думаете, мужики, где сейчас наши «друзья»?

— Какие? — не врубился сразу Павел.

— Те, что с Куцым, — пояснил я, сразу поняв, о чем говорит Лейтенант.

— А-а! Ну где-где, сидят там, за перевалом, ждут когда снег растает, — высказал свою версию Павел.

— А ты что это их вспомнил? — спросил я. — Соскучился, что ли?

— Да нет, просто таких попутчиков или не иметь совсем, или держать на расстоянии выстрела.

Невеселый разговор этот заглох сам собой, меня в тот момент больше интересовала судьба деда Игната. Слишком тревожным было это ожидание. Лишь в третьем часу дня мы совсем рядом услышали выстрел. Андрей и Павел находились в доме, а я около ручья, и расслышал то, чего они не могли слышать.

— Я слышал рев медведя! — крикнул я им.

— До выстрела? — торопилво спросил Андрей.

— После.

Лейтенант метнулся в дом и вернулся с карабином Жеребы.

— Пошли, — скомандовал он.

Дорога была нам знакома. Не прошли мы и трехсот метров, как увидели деда Игната. Даже издалека было видно, что с ним что-то неладно. Шел он неуверенно, пошатываясь, без рюкзака и ружья. Не сговариваясь, мы бросились ему навстречу. Старик просто-напросто упал на руки Павла и Андрея. Вид у него был ужасен: голова залита кровью, из-под разодранной на плече телогрейки виднелось развороченное мясо. Приподняв голову, дед прохрипел:

— Ружье мое возьмите…

Андрей кивнул мне, и я спустился в неглубокий распадок, заросший густым кустарником. На самом его дне мне предстало место трагедии. Кусты были беспощадно помяты, а кое-где даже вырваны с корнями. Огромной бурой глыбой лежал медведь. Ружье старика оказалось прижато передними лапами лесного хозяина, и мне волей-неволей пришлось нагибаться и вытаскивать оружие из-под него. В нос мне сразу ударил характерный неприятный запах. Я понимал, что медведь мертв, но когда тянул ружье, невольно затаил дыхание и косился одним глазом на оскаленную пасть зверя. Заполучив оружие, я облегченно перевел дыхание, но тут заметил, что из-под мышки медведя торчит наборная рукоять ножа. Мне не очень хотелось это делать, но я все-таки с трудом вытащил тяжелый и длинный нож. Насколько я понял, именно он послужил причиной смерти этого людоеда.

Вытерев нож о шерсть медведя, я подхватил рюкзак и тут на самом краю вытоптанной площадки увидел небольшой серый холмик. Это оказалась собака старика, столь же безнадежно мертвая, как и ее последний враг.

Павла и Андрея я догнал уже у самого дома, они с видимым усилием вели отшельника-великана. Время от времени у того просто подкашивались ноги, и тогда они волокли его по земле. С трудом затащив хозяина в дом, они уложили его на лежанку. Андрей кинулся искать какие-нибудь тряпки, нашел что-то похожее на старую простыню, начал рвать ее на длинные ленты. Но когда он склонился с этими самодельными бинтами над телом старика, тот пришел в себя и отвел его руки:

— Не надо, медовуху давай.

Павел отдернул занавеску и вытащил почему-то самую большую бутыль, литров на пять. Он принес ее к топчану, и дед сказал жестко и уверенно:

— Лей!

Павел замер в нерешительности, а старик снова зло повторил:

— Лей, говорю!

Андрей перехватил у Павла бутыль и начал осторожно лить самогонку на голову старого охотника. При этом он старался, чтобы жгучая жидкость не попала в глаза старику. Тот сначала взревел в голос, а потом только приглушенно стонал, да иногда сквозь зубовный скрежет прорывался звериный рык. По всему дому сейчас же разнесся резкий, неприятный запах самогона.

Жестом показав, что хватит, дед Игнат чуть передохнул, а потом кивнул на свое разодранное плечо. Лейтенанту пришлось повторить эту жестокую процедуру.

Когда старик чуть отдышался, Андрей участливо спросил его:

— Как же это вас так угораздило?

Дед чуть поморщился, даже это ему давалось с трудом. Большой кусок кожи, содранный с черепа вместе с волосами, сполз ему на затылок, обнажив белеющую кость. Меня передергивало от одного взгляда на эту жуткую картину. Но старик, собравшись с силами, начал говорить, делая большие паузы:

— Хитрый попался… подранок. Я его по шраму на морде узнал. В прошлом году я его взять не смог. Он к пасеке моей вышел, колоды начал ворошить… Понадеялся я, что сдохнет, не пошел за ним… Говорят, что у зверей души нет. Врут все… А медведи, они как люди, разные есть, и глупые, и злые, а этот, видно, злопамятный… Ну никак я его не мог взять на могиле Ивана. Бродит где-то рядом. Чара беспокоится, а учуять не может, он все с наветренной стороны прятался. Навалил я еще побольше камней на могилу, костер разжег рядом, мелюзгу отпугнуть, рубаху свою бросил сверху, чтобы дух человеческий чувствовал. Да еще одеколон у меня был… Иван в прошлом году принес, в подарок… Его вылил. Не любит зверье новый запах…

Он замолчал. Павел принес воды и, немного отпив из кружки, Игнат продолжил:

— Обратно шел, и тут он прихватил меня. Зевнул я, дома себя уже почувствовал… Он сзади меня за голову, придавил. Чара, спасибо ей, отвлекла, ухватила за «галифе»… Они это не любят, меня оставил, на нее бросился. Я успел ружье понять, дуплетом всадил в него два жакана, а он все равно подмял меня, рвет… Ножом пришлось добивать… Еле выбрался из-под него…

Он замолк, передохнул, а потом снова продолжил:

— А зазевался я потому, что к вам спешил. Уходить вам надо. Я там на сопку зашел, смотрю, а по речке долбленка плывет. Подкрался поближе, пока они выгружались, посмотрел на их рожи. Живоглоты… С лагеря таких не видел… Короткий такой у них командует, злой как пес. Илюшка у них на побегушках… Но он страшней всех их. Он эти места знает как свои пять пальцев… Уходить надо… Запас времени есть еще но они скоро подойдут. Против автоматов вам не выстоять… Я бы еще с ними поигрался в прятки с догонялками, а вам не надо.

— А вы? — спросил я.

Болезненная улыбка скривила губы старика.

— Я сейчас даже отползти не могу. Берите мясо в леднике, не очень много, одну ляжку лося, копчатинки, и идите не по тому маршруту, о котором я вам говорил, а после Совиной головы поверните налево. Там не перевале снега бывает меньше всего. Не хотел я вас пускать в эту долину… договор у нас был с Аввакумом… но придется. Спуститесь вниз, в долину, до первой реки. Срубите салик, плыть там недалеко, до водопада. Как шум падуна услышите, переправляйтесь на другой берег, с версту вниз, и там увидите скит. Людей тех не бойтесь, главное — веру их не трогайте… но и не обижайте. Немощные там остались.

Снова переведя дух, он попросил:

— Поднимите меня.

Павел с Андреем помогли ему подняться. Он встал с топчана кивнул мне:

— Подними крышку.

Я сначала не понял, про что он говорит, потом догадался, потянул лежанку вверх. Оказалось, что по совместительству она служила еще и крышкой огромного сундука.

— Зажги свечу, — снова потребовал дед Игнат. Я зажег огарок, поднес его к темной пасти сундука и ахнул. Почти доверху он оказался заполнен матово блеснувшим золотом. То, что мы несли у себя за спиной, казалось сущей ерундой по сравнению с этим богатством.

— Берите сколько вам нужно, — велел старик.

Мы переглянулись, и Андрей отрицательно покачал головой:

— Нам бы свое унести.

— Бери, бери! — настаивал дед. — Хоть в карманы насыпь. Как эти прижимать начнут, сыпани золото по округе, надолго отстанут.

Андрей нагреб в карманы горсти три золота, что размером поменьше, я же не удержался и выбрал для себя увесистый самородок странной продолговатой формы сантиметров десяти длинной. С первого взгляда я понял, что это золото совсем другое, чем наше, угловатое, не обкатанное водой.

— Все? — спросил дед. Похоже, он уже держался из последних сил. — Тогда там, у стенки, нажми рычаг, — попросил он, кивая в темный угол за лежанкой.

Я нащупал у стены какую-то деревяшку, нажал на нее, и вся золотая масса обрушилась вниз, в темноту, откуда очень не скоро донесся тяжелый всплеск воды. Я опустил крышку, и старик со стоном опять улегся на медвежью шкуру.