— Что-что! Горю я, не видите, что ли?! — сквозь мат донеслось до нас.

Подойдя поближе, мы поняли, в чем дело. Искра, отлетевшая от костра, прожгла сначала его телогрейку, потом свитер, рубаху и, наконец, нательное белье…

— Сплю, и снится мне будто я в бане. Мне хорошо, тепло… Вдруг кто-то мне горчичник на грудь налепил, — рассказывал Павел, потирая ожог чуть выше правого соска. — А тут еще какой-то мужик выскакивает и на меня с ножом! Я отбиваюсь, а он меня режет! Я заорал и проснулся.

— Ты не заорал, а завизжал, да так, как не всякая баба не взвизгнет, — поддел его Андрей.

Мы дружно расхохотались.

— Мужики, хватит ржать, дайте лучше иголку с ниткой, — попросил, продолжая улыбаться, Павел.

Мы с Андреем переглянулись.

— Ты… не взял случайно? — с запинкой спросил он меня.

— Нет, даже в голову не пришло.

— Черт возьми, и я совсем забыл! — расстроенно воскликнул Лейтенант.

— Ну это понятно, все таки такая суматоха была, — попробовал было я утешить лейтенанта. Но тот был изрядно раздосадован.

— Нет, я не должен был этого допустить. Я же отвечал за всю амуницию.

Павел сменил белье и рубашку, а вот телогрейку пришлось натянуть ту же самую, с дырой на груди размером с блюдце.

Солнце, еще не показавшись из-за сопок, заливало тайгу каким-то особым призрачным светом. Деревья замерли в безветрии, и звук топора Андрея, со звоном вонзающегося в плотную древесину, многократно умножался эхом, словно отталкиваясь от деревьев, и то приближался к нам, то убегал куда-то вдаль. Но стоило солнцу бросить первый луч из-за голубых сопок, как словно какой-то великан дунул на деревья, и вершины их зашумели, радостно шумя листвой. Сразу прорезались голоса птиц, и вскоре тайга дышала и жила своей обычной, суетной и хлопотливой жизнью. Вот отчаянно запищал какой-то мелкий зверек, погибая в зубах у более крупного хищника. От сложенной в кучу провизии метнулся в кусты бурундук… Этих забавных и наглых зверьков я и раньше видел в окрестностях артельного лагеря. Похоже было, что людей они считали лишь помехой своему воровскому делу, и каждый раз выражали свое недовольство сердитым писком. Впрочем, полосатый ворюга не успел наделать беды, он лишь только начал трудиться над нашим мешком с пшенкой.

— На дерево надо будет подвесить в следующий раз, — заметил Андрей, притащивший срубленную лесину. Особой нужды в этом не было, сушняка кругом валялось много, но Лейтенант, по всей видимости, хотел размяться.

Я быстро сварил свое традиционное блюдо. А Павел заварил чай. Это густое вяжущее варево окончательно прогнало остатки сна и согрело нас. Губы мои поневоле начали сворачиваться в трубочки, не помогала даже двойная порция сахара.

Качество чая оценил и Андрей. Выплевывая чаинки, он скромно заметил:

— Да, конечно, бодрит, но если так и дальше заваривать, то чая нам хватит только на неделю.

Павел лишь недоуменно пожал плечами и с наслаждением продолжил чаепитие.

Этот день оказался еще трудней первого. Катуга неумолимо сужалась, берега поднимались вверх, течение и глубина увеличивались. Все чаще приходилось выводить вездеход наверх и обходить глубокие места, делая большой крюк. К тому же и сопки становились все круче, хотя лес на них заметно поредел.

На этот раз мне уже не пришлось биться с посудой — я заранее спрятал все вещи в мешки или привязал к скамейкам. Единственной незакрепленной частью в вездеходе остался я сам и очень прилично растряс кишки на этих «сибирских горках». Язык, правда, прикусил только раз, больно стукнулся копчиком о скамейку, да дважды боднул невзначай проклятую бочку с соляркой.

К вечеру мужики уже не подшучивали надо мной, оба еле выползли из кабины.

— Ну ты зверь, Павло! Я думал, этот склон мы не возьмем, — отвесил Андрей комплимент коллеге.

— Да. Еще градуса три, и закувыркались бы, — безмятежно отозвался тот.

Я вспомнил, в каком положении лежал последние пять минут, и невольно с ним согласился. Мало того что я делал что-то вроде стойки на голове для начинающих йогов, но это был еще и самый затяжной приступ моего страха.

После ужина я плюнул на романтику и решительно полез в кузов вездехода. Там, конечно, попахивало соляркой, но зато брезент хорошо защищал от холода. Уже после полуночи ко мне пробрался и бравый Лейтенант. А вот Павло так и дрых до утра на земле, благо не нашлось желающих подкинуть огнеметных дровишек.

Третий день нашего путешествия не задался с самого начала. Мы долго провозились на стоянке, чуть не забыли топор. Слава Богу я вовремя вспомнил, и мне же пришлось за ним бежать обратно, а прошли мы уже метров пятьсот. А в двенадцатому часу, когда машина пошла в обход и опять свернула к реке, пробираясь по распадку вдоль небольшого ручья, вездеход вдруг дернулся и остановился. Павел быстро заглушил мотор, а Андрей крикнул мне:

— Вылезай, приехали!

Спрыгнув, я еле вытащил ноги из вязкой жижи. Вездеход обеими гусеницами влетел в небольшое болотце.

— Да, хорошо сели, — оценил положение Андрей. — Юр, пожалуй, ты зря вылез, — обратился он ко мне. — Сходи за топором.

— Спасибо за доверие, — поблагодарил я, выразительно взгляну на свои заляпанные ботинки и штаны, но покорно побрел обратно к машине.

— Больше ничего не надо? — спросил я, выглядывая из кузова с топором в руках.

— Там рядом с бочкой две цепи… Захвати и их, — попросил Павел.

Со всеми этими железяками я ушел в топь чуть не по пояс.

— Да кинь ты топор! — посоветовал Андрей, глядя на мои муки.

Не глядя, я швырнул топор на сушу. Вслед за этим раздался жуткий вой. Подняв глаза, я увидел сидевшего на земле Андрея, энергично растиравшего ушибленное колено.

— Ты что, совсем офонарел?! — закричал он.

— Но ты же сам велел его мне кинуть, — напомнил я ему, выбираясь с цепями в руках на твердый берег.

— Ну не в меня же! Хорошо, что еще обухом попал, а если бы лезвием?!

Не переставая ворчать лейтенант с Павлом свалили две небольшие березы и разрубили их на пять бревен. Сучья, ветки и четыре бревна мы побросали в топь, а пятое привязали цепью к передним гусеницам. Проделывая все это Андрей с Павлом разве что не ныряли с головой в это болото, от чего я, признаться, испытывал некоторое чувство удовлетворение. По крайней мере теперь мы по части гигиены были на равных.

Павел, как более опытный, сел на рычаги, двигатель взревел, и вездеход крутанув гусеницу с привязанным бревном буквально выпрыгнул из болотца.

— Стой! — закричал Андрей. — Хорош!

Отцепив бревно, мы через пять минут уже плескались в бодрящей воде Катуги. Погода стояла отменная, на небе ни облачка. Вдруг за ближайшими сопками возник неясный гул, очень быстро превратившийся в хорошо знакомый нам звук.

— А, дьявол! — вскрикнул Андрей. — Юрка, тащи карабин!

Я успел только вскарабкаться на корпус машины, когда из-за сопки выскочил большой бело-голубой вертолет. Сначала винтокрылая птица проскочила над нами, но, едва скрывшись из вида, тут же вернулась, сделав круг. Они зависли прямо над нами, подняв на воде густую рябь. Стоя по колено в воде, Лейтенант не сводил глаз с бокового люка вертолета, напряженно сжимая в руках карабин. Вопреки ожиданиям, люк не открывался, но зато нам прекрасно были видны недоумевающие лица пилотов, одинаково лопоухие от надетых наушников. Летуны жестами спросили нас: не нужна ли помощь? Андрей раздраженно махнул рукой, дескать, улетайте.

Пилоты переглянулись, помахали нам рукой, и уродливо-пузатое брюхо металлической стрекозы начало удаляться и вскоре скрылось из виду, а через несколько минут смолк и гул винтов, быстро заглушенный бархатом лесистых сопок.

— Черт, как они не вовремя, — в сердцах высказался Андрей. — Теперь о нас вся галактика будет знать, включая ментов и Бурого.

— А ты думаешь, это не они? — спросил я.

— Нет, вертолет шел с севера. Да и если бы это был Бурый, нас бы так просто не отпустили.

Он взглянул на часы.

— Интересно, успеют ли они пожаловать сюда сегодня? Сейчас уже четыре. Скорее всего нет. Но в любом случае надо нам отсюда бежать, и как можно дальше.