Когда последний вагон поезда скрылся из глаз, оставив позади себя лишь взметнувшиеся волны пыли и бумаг, Джон Тиеринк взорвался от ярости.

– Проклятые железные дороги! – кричал он в ночь, размахивая вслед поезду кулаками. – Почему без сигналов? Почему без гудка? Почему он несется с такой скоростью среди ночи? Сукины дети! Кто будет платить за все это? Всегда платит наш брат, шофер, а железная дорога – черта с два! ...Подожди-ка, – сказал он себе, немного успокоившись. – Пусть платит страховая компания. Это идея! Не было бы счастья, да несчастье помогло!

Внезапно из темноты появилась фигура человека, бродяги. Он медленно, пошатываясь, подошел к фонарю на обочине и стал осматривать обломки ящиков. Было видно, что ему холодно – потертое пальто не защищало от ветра. Бедняга, подумал Тиеринк. Ночует на улице... Да тут еще поезд столкнулся с прицепом рядом с его берлогой. Наверное, в штаны наложил от страха.

Немолодой мужчина осторожно нагнулся, потом выпрямился, держа в каждой руке по бутылке. Повернув их к свету, он внимательно изучил этикетки и, подняв голову к небу, воскликнул: “Спасибо тебе, Господи!”

Рельсы в конце пути исчезали под стальными ангарными воротами пакгауза девятого пирса, который Джим Иган выбрал потому, что только туда потерявший контроль поезд мог попасть, не рискуя сойти с рельсов на крутом повороте. Пакгауз стоял на сваях, забитых в илистое дно залива, и был окружен с боков бетонными платформами, на которых помещались портальные краны, разгружавшие и загружавшие океанские корабли. Над сорокафутовой глубиной вод залива возвышалась защищающая от наводнений дамба. К северу от нее, примерно на расстоянии мили, виднелись консольные пролеты моста Сан-Франциско – Окленд.

Когда Джим выпрыгнул из вертолета, его встретили охранник и трое портовых рабочих.

– Почему ворота закрыты? – закричал Джим на бегу.

– Ждем, когда подойдет сторож, ключ хранится у него, – ответил охранник. – Это не моя обязанность...

– Некогда ждать!

Он повел их к южной стороне пакгауза, где находилось помещение конторы. Подергав замок на двери, приказал охраннику:

– Стреляйте в замок. У нас осталось всего несколько минут. Охранник, худой молодой человек в очках и мешковатой форме, заколебался.

– Послушайте, я не могу этого сделать...

– Делай, что тебе говорят! Мы должны открыть дверь до того, как сюда прибудет поезд. Иначе разольется ядовитый газ. Стреляй! Ну, стреляй же!

Охранник, набрав побольше воздуха, прицелился из своего револьвера – он целился так, будто до этого никогда не держал в руках оружия, – и, закрыв глаза, выстрелил.

Слева от пирса стояло на якоре либерийское грузовое судно, его нос возвышался над крышей пакгауза. При звуке выстрела двое вахтенных выскочили на палубу и подошли к ограждению. Увидя их, Джим закричал:

– Эй! Вы говорите по-английски? Нам нужна помощь! Приближается поезд, потерявший управление!

Внутри пакгауза кто-то зажег свет и включил механизм, открывающий ворота, которые со скрипом поползли вверх. Рельсы шли по центральному проходу между рядами контейнеров и штабелями коробок. Путь в нескольких местах был загроможден: на нем стояли автопогрузчик, небольшой грузовик, лежала груда досок и несколько огромных катушек с кабелем.

– Очистить путь! – закричал Джим, взбираясь на автопогрузчик и включая двигатель. – Очистить весь путь до задней стены!

Заднюю стену закрывали горы картонных коробок – видимо, с японскими телевизорами, видеомагнитофонами и компьютерами. Убирать их уже нет времени, подумал Джим, но ничего, движению поезда они не помешают – слишком хрупкие. Он нашел рукоятку, управлявшую подъемными вилками, и начал сдвигать в сторону бетонные блоки, перекрывавшие конец пути. Едва он закончил, как Фрэнк Таджима сообщил ему, что “беглец” повернул к району порта.

– Хватит! – крикнул Джим. – Все уходим!

Рабочие успели убрать с путей все, кроме грузовичка, дверца которого была заперта. Взявшись дружно, они поднатужились и перевернули его на бок, освободив таким образом рельсы. Сквозь пелену тумана, поднимающегося от воды, Джим заметил приближающийся свет головного прожектора локомотива и, спасаясь от гибели, вместе со всеми бросился бежать.

Задняя стена пакгауза рухнула, словно пробитая гигантским кулаком. Подчиняясь силе собственной инерции, подталкиваемая двумя задними локомотивами, “Сабля-1” взмыла в воздух. Ее движение напоминало полет копья. Вместе с огромными кусками стены все три локомотива, перевернувшись вверх колесами, свалились в залив. Их скрыла вздыбившаяся стена воды и падавшие друг за другом вагоны, цистерны и платформы. Они появлялись из-за задней стены пакгауза и скользили вниз, будто спускавшаяся с палубы якорная цепь. Вагоны быстро погружались в воду, но еще быстрее на них падали следующие, образуя гигантскую гору обломков. Некоторые, не удержавшись наверху, валились в сторону, поднимая фонтаны высотой в сто футов.

После крушения первых вагонов прошло секунд сорок, когда показались серебристые цистерны с “манекеном”. Они мелькнули в воздухе со скоростью артиллерийских снарядов, свалились на кучу обломков, дернулись в сторону, словно желая избавиться от преследующих их вагонов, и, похожие на скомканные шарики из фольги, исчезли под водой. Из глубины поднялись пузыри голубого газа.

А вагоны, появляясь один за другим из-за стены пакгауза, от которой уже почти ничего не осталось, продолжали падать в воду залива. Грохот стоял страшный. Оглушительные взрывы мешались со скрежетом металла, треском дерева и звоном стекла.

Гора обломков была так велика, что последним десяти вагонам некуда было падать, и они громоздились друг на друга внутри пакгауза. Впрочем, пакгауза уже не существовало: его стены и крыша обрушились с грохотом, который был слышен за пятнадцать миль вокруг.

На крыши соседних складов, доков, на близлежащие улицы сыпались груды обломков. Упавшие вагоны, погружаясь все глубже в воду, колыхались, стонали и скрипели. Через несколько минут по поверхности залива гигантскими кругами начали расходиться десятифутовые волны, с силой обрушиваясь на соседние пирсы и стоящие на якоре суда. Затопило доки, смыло сложенные на причале грузы. Морская вода залила лежащие в низине улицы, согнав в стаи стоявшие у тротуаров машины. Возле берегов Эмеривила и Беркли волны опрокинули сотни лодок и яхт. Быстро мчащийся поток нагнал Джима Игана, когда тот бежал по Седьмой улице. Стоя по пояс в воде, он ухватился обеими руками за телеграфный столб, иначе бы его унесло в море.

Голубое облако газа, придавленное сверху туманом, окутало обломки крушения. Беспрерывные всплески морской воды наносили ему непоправимый урон, и оно, растекаясь по поверхности залива, становилось все тоньше и тоньше, пока наконец не исчезло, как чернила под промокашкой.

Постепенно волны успокоились, обломки вагонов опустились на дно, и только завывание сирен нарушало предрассветную тишину.

Неделю спустя после катастрофы сан-францисская газета “Кроникл” поместила обзорную статью с комментариями. В Спарксе и Рино, где началось это роковое происшествие, в момент отправления поезда прошел дождь, поэтому пострадали всего семнадцать человек, которые были помещены в больницу с легкой формой паралича: один из них железнодорожный рабочий Пит Андикс, остальные – туристы, разбившие палатки в парке неподалеку от железной дороги. Траки: девять человек умерли, сорок два госпитализированы с повреждениями нервной и мышечной системы, семьдесят человек поправились и выписаны домой. Оберн: благодаря сильному дождю пострадавших нет. Сакраменто: тридцать один человек умер, двести восемьдесят лежат в больнице. Фэрфилд: четыре человека погибли при столкновении служебного вагона и маневрового локомотива, восемнадцать человек получили медицинскую помощь и вышли из больницы. Вакавил и Мартинез: пострадавших нет, так как не сработали дистанционные взрыватели. Бенисия, Ричмонд и Беркли: четверо умерли, семьдесят человек пострадали, из них сорок – серьезно. Окленд: пятеро умерли, девятнадцать временно парализованы, трое портовых рабочих погибли под обломками рухнувшего пакгауза. Не установлено число погибших и раненых в авариях, случившихся на дорогах в районе распространения газа.