– Да, у меня была цель, и эта цель – ты! Я люблю тебя. Я никогда никому не говорила этих слов. Мне не нужен ни Джамал, никто другой в целом свете, мне нужен ты. Все, что ты обо мне услышал, какой я была десять лет назад, – правда. Но что с того? Позови меня, и я пойду за тобой на край света, буду верна тебе до конца моих дней... Ни о чем другом я больше не мечтаю.

– Пустые разговоры...

– Испытай меня!

Гил холодно посмотрел на нее.

– Знаешь, из-за меня в Бостоне пострадало много людей, я испортил свою карьеру, разошелся с женой, о которой может мечтать любой мужчина, а теперь мой начальник и ты обошлись со мной, как с полным дураком и ничтожеством. Пожалуй, единственное, что мне остается, – это покончить с собой.

– Не говори так! Если кто и должен думать о смерти, то это я. Ты – лучшее, что было у меня в жизни. Если я потеряю тебя, если ты не дашь мне возможности оправдаться и доказать, как много ты значишь для меня, тогда мне действительно не для чего жить. – Стараясь сдержать слезы, она прошептала: – Боже, плакать два раза в день – это уже слишком.

Гил помолчал, глубоко вздохнул. Когда он снова заговорил, его голос звучал ровно и спокойно.

– Хорошо, приезжай ко мне сегодня вечером. Тебе придется многое объяснить. Хочется верить, не все, что было между нами, – ложь и обман. Но что бы ты ни сказала, я все равно знаю: ты использовала меня, и мне будет нелегко через это переступить. Трейнер у себя?

Сара нашла в сумочке платок и вытерла слезы.

– Кажется, а что?

– Хочу сказать ему: перед тем как отправлять “манекен”, пусть он еще раз хорошенько подумает.

– Не ходи туда сейчас, успокойся. Если ты начнешь ему угрожать, он найдет способ избавиться от тебя. Поверь мне, я его знаю. – Она высморкалась.

– Уволив меня, он сделает мне большое одолжение.

– Я не это имела в виду. Он избавится от тебя в буквальном смысле слова.

– Ты имеешь в виду – убьет меня? Трейнер, конечно, негодяй, но вряд ли способен зайти так далеко.

– Он не сам спускает курок. Для этого у генерала есть солдаты. Гил недоверчиво посмотрел на нее, махнул рукой и, уходя, сказал:

– Ты слишком много времени провела на дне. Ученые и инженеры не убивают друг друга.

– Не верь этому человеку! – крикнула она ему вслед. – Я знаю, что говорю...

– Вряд ли я еще когда-нибудь кому-нибудь поверю, – сказал Гил, закрывая за собой дверь.

Клемент В. Трейнер, генерал армии США (в отставке), восседал за своим массивным письменным столом, словно за броней танка. Неожиданное вторжение разозлило его.

– В чем дело, Эллис? – На его щеках заходили желваки. – Почему вы заходите ко мне в кабинет так, будто это общественный туалет? У нас есть определенные правила. Отправляйтесь к капралу Перси и запишитесь на прием на завтра. Сейчас я занят.

Гил сел напротив Трейнера и сказал:

– Я видел цистерны, цистерны для “манекена”.

– Вы видели цистерны для “манекена”? Это чудесно. Я скажу вашему окулисту, что с глазами у вас все в порядке. Жаль, что не могу сказать того же о вашей голове.

Гил опять сидел так, что солнце било ему в глаза, и он не мог смотреть на Трейнера не жмурясь. На этот раз меня не запугать, решил он, встал, прошел прямо к окну и опустил жалюзи. Возвратясь на место, поинтересовался:

– Это что, армейская тактика – заставлять посетителей смотреть на солнце?

– Что такое? В армии вы бы уже сидели на гауптвахте за неповиновение приказу.

– Но это не армия, а частная химическая компания. И Перси не капрал, а служащий, гражданское лицо.

– Когда-то он был капралом и гордится этим. Итак, вы видели цистерны и пришли мне об этом сообщить. Спасибо за новость. До свидания.

– Вы говорили, что посоветуетесь со мной, прежде чем отправлять “манекен”.

– Не преувеличивайте! Я говорил, что ваше мнение будет рассмотрено. На последнем заседании руководства компании я сказал: “Господа! Молодой Эллис считает, что мы не должны отправлять газ”, – а мои технические советники ответили: “Пошел он куда подальше! Почему мы должны слушать этого невротика?” Это было единодушное мнение. – Он ткнул пальцем в сторону Гила и добавил: – Давайте говорить начистоту. Ваша должность на этом предприятии называется “ассистент инженера-химика”. На эту должность берут выпускников колледжа. Это не руководящий пост.

Гил прижал колени к столу, чтобы унять дрожь.

– Прежде чем попасть сюда, я работал главным инженером завода, и наша фирма была покрупнее этой. Я всегда входил в руководящий состав предприятия. Вначале вы тоже интересовались моим мнением и только в последнее время перестали приглашать меня на собрания руководства.

– Правильно, потому что никогда не знаешь, чего от вас ожидать. Вы еще не оправились после трагедии в Бостоне и не можете рассуждать здраво.

– Как я понял, вы приглашаете на эти собрания только тех, кто разделяет ваши взгляды.

– Неправда. Но мне нужны люди, чьи суждения не искажены личными переживаниями.

Гил подался вперед.

– Когда перед коллективом поставлена задача разработать новый вид продукции или решить техническую проблему, то лучше всего это получается в атмосфере открытости и доверия. Я никогда не слышал, чтобы подобные задачи решались в обстановке обмана и секретности.

Трейнер громко рассмеялся.

– Вы никогда не слышали о проекте “Манхэттен”? Думаете, в Лос-Аламосе каждый знал, что и для чего он делает? Не будьте дураком.

– Тогда шла война.

– А разве сейчас ее нет?

Прежде чем продолжить, Гил постарался взять себя в руки.

– Вы решили отправить газ по меньшей мере шесть месяцев тому назад – столько требуется времени, чтобы сконструировать и изготовить цистерны.

– С моей стороны это была осторожность и предусмотрительность. Если решать задачу постепенно, шаг за шагом, потребуется масса времени. Вы поняли бы это, будь у вас больше опыта руководящей работы. А я горжусь, что заказал цистерны еще год тому назад и они готовы к тому времени, когда могут нам понадобиться.

– Например, для того, чтобы, вопреки проводимой Соединенными Штатами политике, отправить в воюющую страну нервно-паралитический газ. Лично я не хочу в этом участвовать и сделаю все, чтобы этого не допустить... – Голос Гила дрожал от волнения.

Трейнер поджал губы и медленно кивнул.

– Понимаю, вы хотите донести на нас, сунуть нам палки в колеса. Вы, видимо, считаете это геройством, но я не разделяю вашей точки зрения. Доноситель обычно очень плохо разбирается в сути происходящего. И у него всегда имеется какая-нибудь личная проблема, которая мешает ему обратиться по инстанции. Поэтому он и старается привлечь к себе внимание общественности. Чаще всего дело кончается тем, что примерно год после этого он зарабатывает на жизнь, читая лекции в женских клубах.

– Я бы обратился по инстанции, если бы это было возможно, но единственная инстанция у Дрэглера – это вы, а вы не хотите меня слушать.

– Я вас слушаю. Я слушаю человека, который, рискуя своей карьерой, льет грязь на своего начальника, не имея на то оснований. Вы же карьерист, Эллис. Обратившись к прессе (а вы задумали это исключительно из личной неприязни ко мне), дальше по служебной лестнице вы не продвинетесь. Разве вы не замечали, что доносители никогда не преуспевают в жизни? Их никто потом не берет на работу. И, кроме того... – Трейнер помолчал. – Я просто не позволю вам этого сделать.

– Не позволите?

Скрестив руки, Трейнер откинулся на спинку кресла и испытующе посмотрел на своего собеседника.

– Я хочу задать вам один вопрос, а вы подумайте над ответом несколько дней и уже потом что-то предпринимайте. Представьте, что вы командующий армией, которая защищает свою страну. Предположим, вам крайне важно узнать расположение противника, и единственный способ – послать на разведку отряд, который вызовет огонь на себя. Вы заранее знаете, что кто-то в отряде погибнет. Отдадите ли вы такой приказ? Пожертвуете ли одним человеком ради спасения, скажем, десятков тысяч? Ради спасения родины?