Оставляем при себе электрогенератор. Его время тоже наступит несколько позже. Разумеется, ракеты. Хотя последние известны с незапамятных времен, однако используются в основном для фейерверков.

Да мало ли что? В ответ на просьбу поделиться прочими изделиями я отвечаю, что все они нуждаются в доводке и потому на продажу выставлять их явно преждевременно. Вот, как только, так сразу. По настоящей цене.

Такой язык мои собеседники понимают и смотрят на меня с уважением.

– Как вы знаете, я еду с посольством до Европы, а потом навещу Англию. Заодно могу поговорить о вас с королем. Нашей стране нужны такие люди. Думаю, полное прощение и дворянство вам обеспечены. А там с вашими способностями вы сумеете забраться на самый верх, – пытается соблазнить меня толстяк.

– Видите ли, в этом случае я, французский дворянин, буду вынужден прямо или косвенно воевать против своей родины. Точно так же как во Франции я связан словом не воевать против вас. Поэтому мое пребывание в России в данный момент является самым лучшим выходом для всех. – Сей логический пассаж я придумал давно – специально для такого случая.

– Да… – тянет толстяк.

Лорд и сэр переглядываются. Возражения подобрать трудно. Зато мои слова звучат намеком на дальнейшее сотрудничество. Даже вкладывать ничего не надо. Петр оплачивает наши опыты, а результаты довольно быстро попадают в Англию.

Блаженны верующие!

Меня радушно приглашают отобедать. Отказаться неудобно, да и что в том плохого?

Я как-то забыл, что в европейских семьях обедают совместно с женщинами. А может, напротив, подсознательно помнил об этом.

Мэри входит в столовую, и я чувствую себя так, словно мне нанесли нокаутирующий удар. На меня она почти не смотрит. Я тоже стараюсь не пялиться на ее бледное и такое притягательное лицо. Только смотри, не смотри… Буквально каждой клеточкой ощущаю присутствие молодой леди, и то, что она точно так же чувствует меня. Какая-то странная, диковинная связь делает ненужными даже взгляды. Обед превращается в изощренную пытку. Кусок не лезет в горло, я постоянно боюсь что-нибудь пролить или уронить, корю себя, словно укорами можно что-то исправить.

А ведь она вроде бы должна быть замужем. Да и я не свободен. Мы уже причинили друг другу столько мучений, что должны испытывать жгучую ненависть.

Если бы все было так просто!

За столом говорит главным образом толстяк. Порою – лорд. Я лишь несколько раз вставляю какие-то замечания. И упорно молчит леди Мэри.

Я не имею права ее мучить, не хочу мучиться сам, а ничего иного наши встречи принести не могут.

В конце концов я не выдерживаю пытку. Сразу после обеда я встаю, ссылаюсь на дела и торопливо ухожу из дома посланника. Но на прощание, согласно этикету, еще раз припадаю губами к девичьей руке, и земля уплывает из-под ног, как палуба во время крепкого шторма. Так и выхожу, слегка пошатываясь и не понимая: плохо мне, а может, наоборот, – хорошо?

Взятая в прошлом году крепость спешно отстраивалась. Ремонтировались башни и бастионы, возводились на месте разрушенных новые дома, очищались рвы. Только вместо турок повсюду мелькали разномастные стрелецкие кафтаны и плащи городовых солдат.

На берегу лежали вытащенные на зиму галеры первого в истории России регулярного флота. Вокруг кипела работа. Команды заново конопатили и смолили корпуса, готовясь к новой кампании.

Война формально не закончилась со взятием Азова. Недавний рейд татар, прорвавших кордоны и вдоволь прогулявшихся по малороссийским землям, был жестоким свидетельством того, что до победы еще далеко.

Четыре солдатских городовых полка и четыре стрелецких, всего около девяти тысяч человек, составили новый гарнизон завоеванной крепости. Комендантом был назначен князь Львов, человек опытный, предусмотрительный. Да над ним находился воевода Шеин, по случаю победы получивший диковинный, никогда не существовавший на Руси чин генералиссимуса.

Короче, начальства, как всегда, хватало.

Прибывший с полком Кабанов сразу предъявил бумаги от царя, в которых было указано его независимое положение. Чин новоприбывшего был невелик, однако табели о рангах еще не существовало, звание практически не отделялось от должности, и мешанина во власти была полнейшая. Одновременно существовали воеводы и генералы, десятники и сержанты, и в завершение картины – они даже подчинялись разным Приказам.

Шеин, еще молодой, тридцатипятилетний, однако успевший несколько располнеть, с широким лицом и высокомерным взглядом, встретил Кабанова без особой теплоты. С высоты рода новоявленный генералиссимус надменно взирал на большинство подчиненных. Но полковник к подчиненным, как оказалось, не относился. Вдобавок, именно его действия во многом способствовали взятию Азова, следовательно, полученным воеводой наградам. Плюс – явный и недвусмысленный приказ царя во всем оказывать содействие командиру егерей. Вплоть до передачи части флотилии и усиление егерей на выбор казаками или поместной конницей.

И казаки, и конница должны были подойти только в мае, когда вырастет трава и будет решена проблема с фуражом. Да и кто воюет, пока не сойдет снег?

Тайная, скрываемая от самого себя мысль, что лихой полковник вновь сумеет достигнуть успеха и часть почестей перепадет отвечающему за все войско генералиссимусу, примирило Шеина с особыми полномочиями прибывшего.

Зато абсолютно не понравился царский указ о роспуске стрелецких полков. Егеря, может, и были неплохими вояками, однако было их заметно меньше, да и уйдут куда-то… и с кем прикажете защищать крепость?

– Там стоит дата. Не раньше начала лета, а к тому времени сюда конница подойдет, – заметил Кабанов, подчеркивая ногтем нужное место в бумагах. – Наш государь твердо решил построить всю армию на новых основаниях. Скоро будет объявлен набор в четыре новых полка. Чуть позже – еще в четыре. Нехватка офицеров не позволяет сформировать сразу намеченное количество. Может, кто из стрельцов пожелает вступить туда.

– А городовые солдаты?

– Их пока никто трогать не будет. – Никаких бунтов с этой стороны Кабанов не ждал, потому речи с Петром о них не вел.

Кажется, Шеин собрался облегчить душу отборной тирадой. Рот воеводы приоткрылся, и только звуков не последовало. Каким бы правым Шеин себя ни считал, порицать государя в присутствии его доверенного лица он не стал.

– Что это за отдельные задачи? – с некоторой долей высокомерия спросил вместо ругани Шеин.

– Государь просил под страхом жестокого наказания держать предприятие в тайне. Могу лишь сказать, что вместе с флотом выйду в море малость пощипать турок.

Генералиссимус вспомнил: про Кабанова говорили, будто он бывший пират, громивший в далеких морях испанцев и англичан.

Громить англичан – не слишком укладывалось в голове, однако ведь и полковник не местный. Вроде из Франции, а они там вечно воюют между собой.

Понятно было главное. Царь решил воспользоваться некоторыми талантами нового подданного. Что ж, глядишь, и к лучшему. До сих пор у Шеина создавалось впечатление, будто адмиралы сами понятия не имеют, каким образом использовать построенный флот.

Выросший в сухопутной стране, боярин даже не представлял, какие бывают настоящие флоты. Как и то, что пара кораблей и скопище галер флотом может называться лишь с некоторой натяжкой.

По случаю воскресенья никто в крепости не работал. Служивый люд отстоял утреннюю службу и сейчас мелкими и не очень группами наполнял улицы, ведя неспешные беседы. С едой в городе было неважно. Кормили плохо. Жалованье задерживали и не платили уже давно. Все обносились, даже последние нательные рубахи у многих развалились прямо на теле. Новая же форма так и не приходила.

На фоне стрельцов и солдат прибывшие егеря, одетые с иголочки, казались выходцами из другого мира. Понятно – недавно набранные. Послужат немного – тоже превратятся в оборванцев. С таким царем это быстро.