Пили за победу, за Командора, за Жерве, за флибустьеров с бригантин, за славную пехоту, отбившую нападение на сухопутье… Потом во дворец доставили испанского адмирала. Тому удалось спастись на шлюпке, и теперь он некоторое время был среди нас, утративший важность, но не манеры.

Испанец витиевато отдал дань победителям, как перед тем отдал шпагу.

Петрович успел обработать раны Командора. Порез на щеке больше не кровоточил и был чем-то типа ордена, полученного за спасение города. Камзол же по-прежнему зиял дырами, да только сейчас никто не обращал на нарушение протокола никакого внимания.

Жерве, в противовес Кабанову, был одет франтовато. К нашему предводителю он подошел сразу, благодарил, ни словом не поминал о глупой дуэли с Ростиньяком. Точно так же держались и остальные морские офицеры. Если кто когда относился к нам со смесью зависти и высокомерия, то теперь, после совместного боя, мы превратились в боевых побратимов, в людей, пришедших на помощь в самую роковую минуту существования колонии.

Никаких излишеств не было. Их просто не успели приготовить. Да в них никто и не нуждался. Ром и вино лились рекой, импровизированная закуска была получше надоевшей солонины. А больше ничего и не требовалось.

Главным была всеобщая радость, а остальное так, гарнир к блюду или аккомпанемент к мелодии.

Да и длились посиделки недолго. Настоящее празднование перенесли на завтрашний вечер, пока же у победителей хватало других дел.

Мы вновь вернулись на корабли, даже не повидавшись как следует с нашими женщинами. Наметили на завтра ход работ, выполнили то, что необходимо было сделать не откладывая, а там уже наступил вечер.

Команда наконец-то смогла съехать на берег. Люди торопились повидать знакомых, пройтись по кабакам, отметить удачный поход и сегодняшнюю победу. Добыча ощутимо оттягивала карманы. Да и кутеж – неизбежное завершение плавания. После бессонных ночей, постоянного напряжения, тяжелого труда нервам необходима разрядка, сброс накопившейся усталости и дурных эмоций.

Я тоже торопился к Лене. Хотелось поскорее и покрепче обнять свою бывшую секретаршу, незаметно ставшую моей гражданской женой. Вот уж не думал, что наши легкие отношения перерастут в нечто более серьезное, но чего только не бывает в жизни?

И все-таки перед берегом я еще заглянул на «Вепрь» к Командору. Уж не знаю, почему меня потянуло увидеться с Кабаном. Вроде никаких конкретных дел на ближайшее время не намечалось, да и завтра нам предстояло встретиться, что так, что так. Требовалось продать ту часть добычи, которая состояла в товаре, наполняла трюмы. Короче, операция, обычно достававшаяся на мою долю.

Фрегат стоял почти безлюдным. Лишь кое-где суетились небольшие группы флибустьеров, заканчивающие свою часть работы, да вышагивал по палубе боцман. Следил, все ли сделано добросовестно, можно ли оставить корабль почти без присмотра.

– В каюте он, – отозвался Билли в ответ на мой вопрос. – Уже две склянки. Ушел и не появляется. Остальные-то съехали…

В тоне боцмана звучало некоторое удивление. Уж кому, а Командору само положение диктовало давно быть на берегу, отдыхая с женщинами или возглавляя поход по злачным местам.

Не отдыхал и не возглавлял. Он действительно сидел в одиночку в своей роскошной каюте. Перед ним стояла бутылка с ромом, еще одна, пустая, валялась в углу, а уж накурено было так, что можно было вешать не топор, а целую пушку.

– Садись, Юра. – Вопреки ожиданиям на пьяного Командор не тянул. Лишь выглядел несколько мрачновато. Этакая чисто армейская манера пить, не пьянея. Или не демонстрируя своих чувств. Это обычный россиянин примет – и сразу распахивает перед каждым душу.

– Ну, и чего сидим? – спросил я.

– Лежать еще рано, – поведал Командор, наполняя второй стакан.

– Тогда за что пьем?

– Налитый стакан есть сам по себе достаточный повод для того, чтобы опорожнить его, ибо вид праздно стоящей жидкости не менее противен природе, чем пустота, – выдал пассаж Командор.

И, что интересно, ни разу не споткнулся ни на одном слове.

– Да… – протянул я, мысленно снимая шляпу. Наяву-то она уже лежала на соседнем стуле.

Ром оказался из лучших. Хотя куда ему до водки!

– Все закончили? – поинтересовался Командор.

– Срочное – да. С остальным спешить пока некуда. – Я пытался понять причину, побудившую Сергея засесть в каюте.

В одиночку на моей памяти Кабанов не пил. В компании – дело другое. Неужели на него так повлияли потери? Полсотни человек – достаточно много, мы таких давно не несли. А тут еще Димка. Один из нас.

Захотелось спросить прямо, однако что-то подсказывало – не ответит. Пустится в туманные рассуждения о сущности алкогольного возлияния, о преимуществах картечного огня или другой отвлеченной ерунде. Это наши интеллигенты привыкли по каждому поводу плакаться в жилетку, искать поддержки в друзьях, а то и в случайных людях. Такие, как Командор, могут посоветоваться, но делиться горем не станут. Не та порода. Будет мрачно сидеть да молча терзаться несуществующей виной перед погибшими, словно в его власти уберечь всех своих подчиненных.

И покинуть нельзя, и утешить невозможно.

Напомнить о Наташе с Юлей? Ведь ждут, а он, похоже, и не думает о своей странной семье.

И тут меня осенило!

– Насколько я понимаю, впереди ждет новый поход? – как можно небрежнее поинтересовался я, старательно раскуривая трубку.

– Какой поход? – Командор посмотрел с некоторым недоумением.

– На испанцев. Надо же с ними посчитаться!

Если подумать, то жизни нам явно не хватит. С британцами вроде в расчете, теперь на очереди испанцы, там еще кто-нибудь подвернется. Так и будем отвечать ударом на удар.

Этот-то предназначался не нам. Мы просто вернулись очень вовремя. Или не вовремя.

– А ты прав, – кивнул Командор.

Глаза его недобро блеснули и снова стали тускловатыми.

Видно, он повторил мое рассуждение, и оно в чем-то не пришлось ему по нраву.

– Ничего. Дураков учить надо, – отвечая на свои мысли, пробормотал Сережа.

Он щедро наполнил стаканы, посмотрел на стол и вздохнул:

– Черт! Даже закуски нет.

– А дома столы накрыты, – напомнил я подобно змею-искусителю. – Женщины ждут. Волнуются.

Командор потеребил бородку.

Мысль о женщинах и накрытом столе требовала обмозгования.

– Накрытый стол – это хорошо, – изрек Командор. – Только давай так. Сегодня я приглашаю тебя в гости. Вместе с Леной. А завтра – ты меня.

– Завтра нас ждет губернатор, – напомнил я.

– Тогда – послезавтра. Давай быстренько выпьем, и ко мне.

На палубу Сергей вышел твердой походкой абсолютно трезвого человека. Штормить начало уже на берегу. Не сильно, но…

Короче, никаких посиделок не получилось. Мы добрались до дома, Наташа с Юлей радостно приняли из моих рук славного воителя, мы еще успели налить по одной, а дальше Командор незаметно задремал.

– Я ни при чем, – на всякий случай поведал я.

Девочки лишь посмотрели на меня и ничего не ответили.

Командор был с ними, а прочее не столь и важно. Расслабился человек, так что тут такого?

Оказалось, что быть раненым не так уж и страшно. Если, конечно, рана не очень тяжела.

Картечь вошла в ногу Ярцева, не повредив кости. Было много крови, вначале – переживаний: вдруг нога – того… Боль тоже была, особенно когда Петрович стал резать под стакан рома вместо наркоза. Ром не особенно помогал, и Валера, к своему стыду, едва не потерял сознания.

Потом стало легче. Кругловатый кусок свинца доктор отдал на память. Рана побаливала, вызывала хромоту, но многим было намного труднее и больнее, так чего ж тут особо жаловаться? Можно считать, что легко отделался.

Остальное сделали ласки Женевьевы. Женщина ухаживала за штурманом, как за ребенком, подносила еду в постель, взбивала подушки, смотрела со смесью сочувствия и гордости на раненого героя…