Рослый мужчина, заросший бородой едва ли не по глаза, шагнул к Командору.

– Если в ближайшие часы я не увижу берегов Гаити, то моя рука устанет и уронит эту штучку, – сообщил ему Кабанов.

– Но мы уже далеко…

– Это ваши веревки. Вот вы на них и болтайтесь. Аркадий, много зарядил?

– Семь пистолетов.

– Возьми, сколько надо, и пройдись к кубрику. Вынеси оттуда все оружие. И у команды отбери.

Командор говорил таким тоном, словно выполнение любого его распоряжения было парой пустяков.

Дух команды был уже сломлен. Окончательно добивая его, Кабанов презрительно бросил матросам:

– И свяжите своего любителя падали. На живую дичь ему ходить не по силам. Можно бы сразу повесить, да я с ним еще потолковать хочу.

И тут Коршуна прорвало. С каким-то утробным звериным воем он выхватил пистолет и направил его на Командора.

Выстрел прозвучал началом погребального салюта. Револьверная пуля ударила незадачливого капитана в правое плечо. Рука немедленно обвисла, а Командор небрежно обронил:

– Куда попадет следующая, говорить не буду. Думаю, догадаешься сам.

Он демонстративно направил чуть дымящийся ствол в лоб Коршуна, а затем перевел его пониже живота.

– Я сказал: связать!

Пока матросы торопливо выполняли приказание, Калинин уверенной походкой проследовал в носовой кубрик.

Оружия там было немного. Небольшая охапка абордажных сабель, топоров и ножей, которые Аркадий принес к ногам Командора в один присест. Потом мужчина прошелся вдоль моряков, освободил их от ненужных опасных предметов и, лишь вновь оказавшись рядом с Кабановым и глядя, как дежурная смена полезла по вантам, сказал по-русски:

– Но до Гаити далеко. Могут понять твой блеф.

– Во-первых, не блеф. А во-вторых, это у вас, в семнадцатом веке, далеко. Я же самолично установил здесь рацию. Войдем в зону приема, и наши проблемы закончены. Или ты думаешь, я так и буду стоять живой статуей?

Приключение взбодрило меня.

Уж не знаю, виновата славянская натура с ее склонностью к терзаниям извечными вопросами бытия или накапливающаяся усталость, но я иногда склонен к приступам черной меланхолии. Обычно на нее не остается времени. Тут же позволил себе чуть расслабиться – и на тебе…

Избитое тело болело, просило отдыха, но дух был бодр. Лишь лампу над погребом держать надоело.

Кое-что стало вставать на свои места. Коршун ни за что не решился бы похитить меня на свой страх и риск. Следовательно, ему пообещали плату заранее. Кто пообещал, можно судить по тому, что курс был на Ямайку.

Не то я недооценил своих бывших пленников, не то они меня переоценили. Я-то собирался в ближайшее время потихоньку сворачивать местные дела да двигать в Европу. Теперь же придется немного задержаться, побеседовать с теми, кому так хотелось меня видеть.

С «Вепрем» нам удалось связаться лишь после полудня, а встреча состоялась ближе к вечеру. Мои ребята спешили изо всех сил. Они сорвались с места почти сразу после первых известий о приключившемся на «Магдалене». Сорвались, даже не догрузив продовольствие и боеприпасы и не докончив ряд мелких работ.

У меня порядком устали руки, когда сразу с обоих бортов к «Магдалене» пристали шлюпки и мои ребята полезли на бригантину с таким видом, словно шли на абордаж.

В первой партии оказались все: от Сорокина и Ширяева до Гранье и Антуана. Пример поведения задал Григорий. Едва вступив на палубу, он от души врезал ближайшему оказавшемуся на пути матросу «Магдалены». Тот полетел на палубу с разбитой мордой, а через секунду такая же судьба постигла практически всех горе-похитителей.

Их нещадно колотили, пинали, и мне пришлось вмешаться, дабы не прирезали их сразу.

Как водится, после пережитого напряжения на меня навалилась усталость. Я выпил большую кружку кофе с ромом или, точнее, рома с кофе, выкурил трубочку, несколько взбодрился и приступил к делам.

Допрос Коршуна не занял много времени. Он лишь подтвердил то, что я знал и так. А именно заказчиком являлся сэр Чарльз, между прочим, в молодости немало набедокуривший в этих водах. Лет двадцать назад достославный Коршун, еще не капитан, принимал участие в некоторых делах британца, да и потом поддерживал с ним связь.

Что приятно порадовало – это сумма, которую предложили за мою скромную персону. За такие деньги было просто грех не объявиться в Кингстоне. Разумеется, не в качестве пленника.

Подготовка заняла мало времени. Мы перегрузили на «Магдалену» десять мортирок, по пять на каждый борт, почти все имевшиеся в нашем распоряжении зажигалки, заменили на ней команду и пустились в путь.

План был ясен, места знакомы, и я даже позволил себе дрыхнуть большую часть ночи.

Юра не сплоховал. Он подвел «Магдалену» к порту в предрассветных сумерках, когда жители и моряки еще досматривали последние сны.

Радио сообщило нам, что все идет по плану. «Вепрь» и «Лань» благополучно высадили десант вне видимости Кингстона, и теперь Ширяев форсированным маршем вел людей к городу. В его задачу входило перекрыть британцам пути отступления, пока мы будем веселиться в порту.

Бригантину ждали. Шлюпка с портовым чиновником подошла к нашему борту у самого входа в гавань.

– Все в порядке! – прокричал Коршун, подпираемый сзади угрюмым Антуаном. – Передайте сэру Чарльзу: груз доставлен!

Шлюпка так и не пристала к «Магдалене». Спешащий обрадовать начальство чиновник немедленно лег на обратный курс, и мы смогли беспрепятственно войти на внутренний рейд.

Нет, не умеют в здешние времена нести дозорную службу! Идет война, а все старательно ведут себя как дети. Им скажешь слово – они и верят.

Идиоты!

«Магдалена» тихонько скользила по спокойной воде. В гавани на якорях сонно застыли два королевских фрегата, несколько купцов да какая-то мелочь, которую можно было не принимать в расчет.

С виду мы были безобидны. Часть команды пряталась в кубрике и трюме, на мачтах было необходимое количество матросов, а канониры во главе с Гранье старательно изображали усталых зевак, взирающих с борта на желанный берег.

– Удачно стоят, – кивнул я на фрегаты. – Умельцы ставили.

Корабли расположились один за другим, но не в кильватер, а строем пеленга, словно их капитаны решили подыграть нам в нашей задаче.

Стоявший с нами на квартердеке Коршун никак не мог понять, на что мы рассчитываем в самом логове льва. Он прекрасно знал возможности бывшей своей бригантины, а вот наших сюрпризов в деле пока не видел.

– Куда прешь! – окликнули нас с головного фрегата и добавили такое, что я при всем желании вряд ли смог перевести на русский язык.

Мы проходили почти вплотную к борту британца, и те боялись, что мы ненароком врежемся в них.

Напрасно. На руле у нас стоял Кузьмин, а уж он-то в подобных делах был подлинным асом.

А вот чего не опасались британцы, так это того, ради чего мы затеяли довольно рискованный маневр. Иначе они бы уже поднимали команду по боевой тревоге. Хотя делать это было настолько поздно, что могли бы и не стараться.

– Поднять флаг!

Веселый Роджер с ухмыляющейся кабаньей мордой взвился мгновенно, за секунду до следующей команды.

– Пли!

Пять мортирок правого борта аккуратно перебросили свои горячие подарки на палубу фрегата.

С секундной задержкой прогрохотали шесть пушек. Они не могли одни вывести из строя большой корабль, но шквал картечи проредил вахтенных и шатающихся без дела моряков.

До второго фрегата было подать рукой. Благодаря его расположению, мы могли оставить его по левому борту, и тот факт, что на нем началась бестолковая суета, ничего не менял в его судьбе.

Только на этот раз прежде была картечь, а зажигалки – на десерт. И все это в упор, хоть иди на абордаж.

Горящая смесь из масла, смолы и спирта, сдобренная для пущего эффекта рассыпанным порохом, – великолепная штука для сухих просмоленных насквозь деревяшек. Оба фрегата послушно запылали, и напрасны были жалкие потуги команд хоть как-то сбить стремительно набирающее силу пламя.