Егор Хазбулатович изготовился к почестям, но критик Ермилов нашел, что строки
Ярем он тяжкий продразверстки
Налогом легким заменил
слишком тепло отзываются о нэпе, который мы отбросили к черту.Попутно Егор Хазбулатович выпустил брошюру «Сукин сын Дантес». В ней рассказывалось, что убийца поэта действительно был порождением безответственных опытов преступного химика Лаперуза над домашними животными. В качестве доказательства прилагалась фотография собачьего хвоста, неизвестно кому принадлежавшего.
В 1939 году Егор Хазбулатович был даже представлен Риббентропу во время известного визита, и пораженный Риббентроп сказал, что в ведомстве доктора Геббельса он всякого навидался и наслышался, но такого… Похвала гитлеровского дипломата была палкой о двух концах, но все обошлось.
Где провел Егор Хазбулатович тяжкие военные годы, никто не знает. Жена его только приговаривала: «По четыреста граммов масла на человека! Как мы выжили?!» Помнят, правда, что под эвакуацию ему удалось достать два вагона, а из поверженной Германии он припер всякого добра два вагона же.
Не успев отереть лица от воображаемой пороховой гари, Рогозулин бросился в самую гущу борьбы на фронтах идеологических. В посрамление английскому языку доказал, что тот является хорошо испорченным русским и шекспировское «my Sweet» – не что иное, как наше ласковое «мой свет», а сам Шекспир – холоп Ивана Грозного, бежавший от прогрессивного царя в Альбион на самодельных крыльях с паровым приводом.
Он и Пушкина не забыл: никакой не эфиоп, не арап, прозвище «Аннибал» получил его предок от Петра под горячую руку, потому что был большой ходок, но всегда отпирался.
Благополучно уцелевая в самые тяжкие времена, Егор Хазбулатович не уберегся, когда всей жизни вышла скидка и послабление. Он дерзко решил возвести литературоведение в ранг точных наук и совершенно самостоятельно разработал единицу оценки всякого творения. Единица эта называлась «эпическая сила» и была конгруэнтна лошадиной.
Когда с помощью рогозулинской методики стали ревизовать литературные запасы, оказалось, что роман М. Бубеннова «Белая береза» в 22 раза мощней «Тихого Дона». Великий писатель-гуманист потребовал в закрытом письме, чтобы Рогозулина судили за компанию с Синявским и Даниэлем и приговорили к расстрелу. Когда вышло не по его, он смертельно обиделся и навсегда замкнулся в безднах своего гуманизма.
Надо ли говорить, что в санитарной службе Рогозулин обрел вторую молодость, поскольку первая уже никуда не годилась.
Глава 15
В КОГТЯХ ЭСКУЛАПА
Не успел Тихон Гренадеров прострочить третью пару верхонок из ткани «Слава Киргизии», как подошли двое санитаров и без дальних слов поволокли его на медосмотр.
Что-что, а медицина в Заведении была на высоте! Одно только плохо – не так давно перешел в пособники смерти единственный дипломированный специалист. Это был известный в мире проктолог, его прислали в одной упаковке с японским эндоскопом. Некоторое время проктолог квалифицированно курировал состояние здоровья прямой кишки Кузьмы Никитича, но однажды на рассвете увидел в эндоскоп такое, от чего убежал и повесился на безлюдном этаже. В результате этого плохо мотивированного поступка в составе медицинского консилиума остались упомянутые ранее врач-стрикулист, врач-волосопед, врач-сатанатам и врач-стукотолог. Без сомнения, это были весьма узкие специалисты по чрезвычайно редким профилям. Правда, дипломы друг другу они оформили с отличием.
– Что болит? – набросился на Тихона стукотолог. Тихон твердо усвоил, что у человека перед лицом врачей должно болеть все. Он так и сказал:
– Да все у меня, дяденьки, болит: и тут болит, и там болит!
– А знаешь, у кого обычно болит? У того, кто смерти пособить намылился! Голова болит? – спросил волосопед. – Спасу нет!
– Вот! – сказал волосопед. – А кто у нас за голову отвечает согласно учению?
Вместо ответа врач-стрикулист вытащил из-под стола толстую книгу и поискал в ней.
– Этерафаопе Аброн создал его голову, – сказал он. – Менинггесстроеф создал его головной мозг, Астерехмен – правый глаз, Фаспомохам – левый глаз, Иеронумос – правое ухо, Биссум – левое ухо, Акпореим – нос…
– Ну, понял? – спросил волосопед Тихона. – Понял, с кого спрос? Вот из-за них у тебя голова и болит, чего же ты от нас хочешь? Чего ты к нам приперся? Разве ты у нас один? Вас вон сколько гавриков!
– Так я же не просился… – сказал Тихон.
– Еще бы ты просился! Батюшки, а зачем мы его вызывали?
– Очнитесь! – сказал врач-сатанатам. – С ранья самого лично от Кузьмы Никитича разнарядка пришла по форме «восемьдесят четыре»…
– Охти мне! – закричал волосопед. – Да неужто? Молодой да ранний! Честь-то какая, господи… Раздевайся, молодой человек, поддайся медосмотру…
Тихон дисциплинированно разделся. Самодеятельные врачи искренне залюбовались могучей мускулатурой, накачанной в подвальном спортзале. Тихон сам-то не помнил, как накачал ее, а врачи и сроду не знали.
– Надо же… – дивились врачи. – Бицепсы, трицепсы… А где у человека, кстати, трицепсы?
Тихон гордо потрепал трицепсы рукой: вот, мол.
– Это, молодой человек, не трицепсы, – задумчиво сказал волосопед. – Это, надо вам знать, придатки… Сдавайте лучше анализы.
Врач-стрикулист вооружился ножницами и выстриг у Тихона по клочку волос отовсюду и кусочек ногтя на мизинце. Анализы перемешали стеклянной палочкой в стеклянной чашке Петри и поместили под мощнейший электронный микроскоп. Японская техника от нажатия кнопки охотно загудела и показала на экране толстенные бревна, по которым лазили всякие таинственные существа.
– Вот! – сказал волосопед. – Серега, это кто, микробы или сами воши? Ты специалист!
– Какие воши! – обиделся сатанатам. – Ты, брат, воши доброй не видел! А я их несколько времени даже кормил в одном месте! Это, конечно, микробы или вирусы, их даже казанским тройным мылом не выведешь…
Тихон догадался, что все это безобразие творится у него в волосах, стал выдергивать их из головы, попытался бежать, но сатанатам грозно показал пальцем на портрет, висевший у него над столом. Портрет изображал молодую интересную женщину в скафандре, под которым ничегошеньки больше не было.
– А Виктория Викторовна Перемога-то как сердится! – припугнул он Тихона. – Я, говорит, этому парню собираюсь подходящую невесту подыскать по достижении, а он кочевряжится! Вот я тебе лучше целый ряд лекарств пропишу, противопаркинсонических да адреноблокирующих, оно и полегчает.
С этими словами врач выдвинул из стола ящик, доверху наполненный белым порошком. Тихон сразу узнал порошок: это был мел, который он, Тихон, вот этими самыми руками лично толок в ступе, пока не был направлен в швейные мастерские. Сатанатам быстро и ловко рассыпал порошок в пяток пакетиков и перебросил их стукотологу. Тот, не долго чинясь, взял ручку и красиво надписал на каждом пакетике:
«Экстракт мужского папоротника густой»,
«Натрия бромид»,
«Масло касторовое»,
«Эрготамина гидротартат»,«Линимент бальзамический по А.В. Вишневскому».
Так что хорошо еще, что на самом деле все это был голимый мел, а то бы Тихон налечился.
– Этих препаратов, – похвалился стукотолог, – там, наружи, днем с огнем не найдешь – мы вам их за валюту покупаем!
И подписал на каждом пакетике:
«Принимать целый день».
– А вот когда станешь полноценным членом, – сказал стрикулист, – служи основам кузьмизма-никитизма на совесть! Авось дослужишься до прижизненной мумификации. Есть еще, слава труду, куда это добро складывать.
Он показал вверх, на бессчетные этажи.
Глава 16
НАША СОВЕСТЬ РУЛЕВАЯ
Вечером в палате нарком Потрошилов рассуждал:
– Что-то погнал коней наш Кузьма! Можно сказать, с горшка парня прямо в санитарную службу прочит! В дружинниках дня не проходил, путного доноса не составит, а туда же…
