– У-жо-те-бе! У-жо-те-бе!

Спешенный всадник еще пытался достать Тихона ужасной дубиной, но его босые ноги все глубже и глубже уходили в почву. Спасаясь от очередного удара, Тихон сам не заметил, как вскочил в седло и стал носиться вокруг чугуняки и охаживать его велосипедной цепью. Бывший всадник ревел и ругался по-своему, а земля все сильней набухала кровью.

– У-жо-те-бе! У-жо-те-бе! – скандировала вся толпа.

Вот уже скрылись узорные персидские шальвары, вот и по грудь погрузился всадник, только дубина его месила кровавую грязь. Вот осталось только одно чугунное личико, вот уже и шапочки страшной не видно…

Тут загудела и сама земля, и Заведение тяжко, со всхлипами стало уходить вниз – этаж за этажом. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, потом – со скоростью клети лифта. Обитатели стали кричать, что все их личные вещи пропали, но чего уж там, какие там вещи!

Санитары перемешались с неохваченной массой, прятались и цеплялись за рядовых обитателей, словно и самим им, санитарам, было суждено последовать в тартарары за всадником и зданием.

Наконец мелькнул последний, недостроенный этаж – и толпа людей оказалась в чистом поле, окруженная четырехугольным кровавым рвом.

Неба над головой было более чем достаточно, в нем плыли облака, птицы и в немыслимой высоте – дутый Кузьма Никитич. По ту сторону рва, там, где были Стальные ворота, стояла сторожка невидимого вахтера Иннокентия Блатных. Сторожка была неплохая, двухэтажная, отделанная мрамором, с гаражом и баней. Даже сквозь стены было видно, какая внутри роскошная обстановка. Но сам невидимый вахтер так и остался невидимым – только и слышали, как захлопнулась за ним дверца золотого «Роллс-Ройса», выигранного вахтером у императора Бокассы в очко.

– Товарищ Блатных! – кричал Павел Янович. – Немедленно вернитесь и представьте финансовый отчет!

Иннокентий остановил машину, крикнул в мегафон, какую часть вахтерского тела он рекомендует использовать Павлу Яновичу в качестве финансового отчета, и рванул с места.

– Транспорт только для руководящего состава… – пискнул Залубко и осекся. Ров был шириной метров восемь.

– Товарищи, без паники! – Инициативу в свои руки захватил Друбецкой-заде. – Наши исторически сложившиеся структуры еще никто не отменял. С минуты на минуту ожидается прибытие инструктора райкома – нашего непосредственного куратора. Только что получено соболезнование от племен Берега Берцовой Кости. Приветственную телеграмму прислали труженики треста столовых и ресторанов. Покойный президент США Эйзенхауэр выслал десять самолетов с сухим пайком. Санитарную службу прошу срочно собраться на закрытое заседание по поводу текущего момента и, – он покосился на деморализованного Залубку, – разбор персонального дела. Остальным заткнуть уши!

Дядя Саня в ответ на это воспроизвел с большой точностью реплику беглого вахтера и добавил:

– Санитаров не бить – и так юшки хватает!

– Мостки надо строить, – сказал кто-то. – Или плот.

– А трибуну разберите да стройте, – сказал дядя Саня. – Ну, Тихон, как дальше жить будешь? Без памяти-то снова упрячут!

– Нет, Александр Васильевич, – отозвался с коня Тихон. – Я теперь что надо вспомнил. Адрес вспомнил: проспект Дилетантов, дом восемь, квартира сорок. Там кадра живет.

– Какая кадра? – опешил Синельников.

– Попсовая, какие же еще кадры бывают?

– Ох, – только и молвил дядя Саня и закричал санитарам: – Эй, авангард! А заседание-то хоть у вас пленарное?

– Пленарное, пленарное, – отвечали ему. – Отвяжись.

– Ну, мы тогда поехали! – сказал дядя Саня и вскочил на коня за спину Тихона. – Жеребец здоровый, вон какую тяжесть носил – небось перепрыгнет. Пока мы за подмогой ездим, они, глядишь, тут что-нибудь за основу примут, а то и в целом.

– Ребятушки! – раздался слабый голос наркома Потрошилова. – А меня-то возьмете?

– Куда же тебя, старого черта, денешь? – сказал дядя Саня.

1987 – 1990 гг., Красноярск