– Вилы! – Откомментировал Коростылев.

– Да, – Встрепенулся Брыль, – А чего тебе так мало кинули. За жмурика могли и пятеру на рога повесить…

– Так я ж не хуй с горы – токарь универсал шестого разряда!

– Ну и?

– Мне мой завод общественного защитника дал. Характеристику из парткома, что я весь из себя, только что в Политбюро не сижу. Да и адвокат толковый попался, все так повернул, что я его в целях самозащиты. Вот и дали ниже низшего. Только с режимом не повезло.

– Да ты, я погляжу, не так прост… – Рассмеялся Брулев:

– А на первый мой вопрос ты все же не ответил. Здесь же тюрьма, каждый сам за себя. Ну, знал ты меня по воле, хотя я тебя не помню, какого рожна вступился? А? Коростылев, все то время пока спасенный находился на излечении, думал, как ответить на этот вопрос, но так и не находил удовлетворительного ответа. Вступиться за кого-то всегда было рискованно, тем более за жертву блатных. И толкнуть на такой поступок могли лишь более чем веские причины… Или глупость. Но дураком осужденного Карпова назвать было нельзя, и поэтому оставался единственный выход. Атаковать самому.

– Так ты, Брыль, чем-то недоволен? – Теперь уже Тихон смотрел на зека со злобным прищуром:

– Может, в натуре, лучше было тебя Бешеному оставить? Чтоб он из тебя фарш с костями сделал?! Ты тут все гнилые подъезды ищешь. А то, что ты не просто мой земляк, а подел кента моего, тебе этого мало?! Коростылев резко встал и прошелся по узкому пространству между штабелями готовых ящиков и верстаками.

– Нет, правильно говорят, не делай добра – зла не будет! – Продолжал Тихон в запале:

– Я, бля, за него шкурой рисковал, а он «почему»! Индюхой поит, шоколадом угощает! Вот и вся благодарность!

– А чего ты хочешь, как благодарность? – Тихо спросил Брыль.

– Да ничего я не хочу! – Выкрикнул Коростылев. Он подошел к своему верстаку, разложил детали и принялся лихорадочно сколачивать новую крышку ящика. Сзади подошел Брулев и положил руку на плечо Тихона:

– Да не горячись ты!.. Тихон вбивал гвозди и не отвечал.

– Ладно. – Примирительно усмехнулся бандит:

– Остынешь – побазарим… Про себя Коростылев торжествовал. Экзамен выдержан! Теперь Брыль, получив намек, что Тихон не отказался бы от какой-нибудь награды, будет думать на этот счет. Живет он здесь гораздо хуже, чем мог бы, значит товар до сих пор где-то гниет. А амбиции Брулева не так уж и малы. Он бы и сам стал блатовать, но для этого необходима крутая поддержка с воли. Если он сочтет Тихона достойным доверия, он может дать ему наколку на место хранения мехов. И тогда…

Война в Чечне, несмотря на переговоры, все еще тянулась, унося ежедневно десятки жизней. Тихон следил по телевизору за ходом военных действий, верил половине, если не трети сказанного и был рад, что вырвался из этого ада. Рядом, опять который раз, была Галя, Галинка, Галчонок. Павел Сергеевич Загоруйко, майор ФСБ, благодаря которому Коростылев остался жив, не подавал никаких вестей уже целых два месяца. И Тихон расслаблялся, не забывая при этом тренировки по системе Вин-Дао-Ян. Жена, видя, что Тихону буквально некуда податься, мягко но настойчиво взяла на себя инициативу. На второй же день она попросила Коростылева погулять с ней. И они до позднего вечера бродили по московским бульварам. Прошлись по притихшему Арбату, Суворовскому бульвару. Поглядели на строящегося Христа Спасителя. Заглянули на разрытую Манежную. А под вечер Галя извлекла из сумочки два билета и сказала, что они идут в театр. Тихон попытался возразить, что для театра он неподобающе одет, но Галя была непреклонна:

– Ты сколько лет в театре не был? Да и переодеваться времени нет. Опоздаем. Спектакль, Тихон запомнил название «Рогатка» какого-то автора с украинской фамилией, оказался весьма странным. Главный герой, безногий афганец, соблазняет случайно зашедшего к нему в квартиру молодого парня. А потом бросается с балкона. Поражала игра актера. Он, нормальный, с ногами, а зрители, Тихон во всяком случае, верил, что он калека… И лишь во снах он обретал ноги и качался на качелях под квиновское «Show must go on!». Возвращались затемно, обсуждая представление. Тихон доказывал, что афганец, даже бывший никогда не будет говорить так, как разговаривал главный герой. А Галя доказывала, что ни один худсовет, или как они там сейчас называются, короче цензура, никогда не допустит такого количества мата на сцену. Кроме того – это же вымысел. Под напором таких аргументов Коростылев сдался. Однажды, вернувшись с очередного представления и открывая входную дверь, супруги услышали назойливую телефонную трель. Галина первой схватила трубку, после первой же фразы протянула мужу.

– Слушаю. – Проговорил Коростылев.

– Здравствуйте, Тихон Глебович. – Сказал чей-то смутно знакомый голос.

– Вечер добрый. – Холодно отозвался Шрам, не понимая, кто ему звонит.

– А ведь не узнал, собака! – Развеселились на том конце провода.

– Не узнал. – Согласился Тихон.

– Имя Павел Сергеевич тебе что-нибудь напоминает?

– Загоруйко! – Обрадовался Коростылев:

– Не подстрелили еще?

– Да жив пока. А у меня к тебе дело…

– Говори.

– Помнишь наш разговор по дороге в Москву?

– Помню.

– Завтра к девяти я за тобой заеду.

– А какая программа.

– Это не по телефону. Завтра и поговорим. Лады?

– Лады… Постой! А ты знаешь где я живу?

– Я знаю и то, что твою жену зовут Галина Леонидовна. Передавай ей привет. Пока! И Павел Сергеевич повесил трубку. Галя не стала спрашивать кто звонил. Она и так, по лицу мужа, поняла, что скоро он уедет, и опять надолго. И неизвестно, вернется ли живым. Но такова уж была ее доля. Пока Тихон медитировал и тренировался, Галина готовила прощальный пир. И когда Коростылев вышел из душа, его ждал полный стол яств, посреди которого стояла одинокая бутылка водки «Довгань». Поужинав, супруги не спали часов до трех ночи. Тихон, неожиданно для себя самого, оказался неутомимым любовником. Сказывались Вин-Дао-Янские методики. Он буквально довел Галину до изнеможения.

– Какой же ты голодный! – Стонала она:

– Ненасытный мой!.. Любимый!.. Утром Коростылев проснулся ровно без пяти семь. Внутренние часы работали четко. Выключив непрозвеневший еще будильник, он тихо, чтобы не разбудить жену, выбрался из постели и сев в соседней комнате в падмасану, позу лотоса, начал утреннюю медитацию. Успокоив дыхание, Тихон проверил все мышцы тела, попеременно то напрягая, то расслабляя их. Закончив с этим, он привел свой разум в состояние чистого горного озера, на спокойной глади которого не было никакого волнения. Подготовившись таким образом, он вышел из медитации, умылся, перекусил и ровно в девять утра стоял у своего подъезда, поджидая Павла Сергеевича. Через пару минут подъехала красная «Volvo», за рулем которой сидел Загоруйко.

– Извини, опоздал немного… – Улыбнулся Павел Сергеевич когда Коростылев садился в машину.

– Ну, здравствуй. – Кивнул в ответ Тихон, и они обменялись рукопожатием. Машина плавно тронулась и покатила по московским улицам. Тихон смотрел вперед, но периферическим зрением разглядывал Загоруйко. Этот человек, гладко выбритый, в строгом синем костюме с серым галстуком, совершенно не походил на другого Загоруйко, которого знал Коростылев. Тот был резок, порывист, небрит, с красными от постоянного недосыпа глазами. Человек же, сидевший за рулем, казался абсолютно спокойным, и лишь в осанке чувствовалась военная выправка. Буквально через пару минут после начала движения, Тихон понял, что они едут не на Лубянку. Павел Сергеевич почувствовал немой вопрос Коростылева:

– Мы сейчас должны проведать одну из наших загородных баз. Вся дорога проходила в неловком молчании. Машина шла по Ленинскому проспекту, пересекла Кольцевую дорогу, проехала мимо Внуково. Вскоре Загоруйко перестроился в правый ряд и «Volvo» свернула на узенькую бетонку, которая привела к глухим железным воротам в высоком кирпичном заборе. Из калитки вышел охранник в камуфляжной форме, с автоматом. Он проглядел поданное Павлом Сергеевичем удостоверение, козырнул и исчез за забором. Через мгновение ворота медленно растворились и машина въехала на территорию базы. Здесь когда-то располагалась какая-то военная часть. Тихон узнал стандартные здания казарм, но все было на удивление пусто. Нигде не было видно ни одного человека.