– А если мы не хотим?

– Это не имеет значения. Договор подписан бургомистром.

Будто что-то оттолкнуло Живца и Наташу, они попятились и, только отойдя на пару метров, поняли, что дудочка запела.

Крысолов извлекал звуки короткими трелями, которые постепенно становились все длиннее. Иногда он делал паузу на несколько секунд, застывая неподвижно, потом опять раздавалось какое-то странное, далекое от гармонии созвучие.

– Настраивается, – зло прошептал Живец.

– Что происходит? – Данилова чуть придвинулась к нему: ее знобило, несмотря на теплую августовскую ночь.

– Как что? Он их приманивает. Скоро услышат и появятся. И твои знакомые, наверное, будут.

Дмитрий поверил. Больше нельзя обманывать себя: именно так все и произойдет, как в глупой сказке. Пришел Крысолов и дудочкой выманил крыс, а потом утопил их – вот она, река. В Пойме воды хватит. Правда, не совсем понятно, зачем ему понадобилась лавочка. Возможно, дудочник заберется на нее, когда вокруг соберется толпа.

– А ты ничего внутри себя не чувствуешь? – тихо спросил он у Даниловой.

От этих слов кто-то внутри нее зашевелился. Он был слишком слаб, чтобы отозваться на манящую музыку, но слышал ее и беспокоился. Наташа не могла этого чувствовать, но она это чувствовала.

– Что? – переспросил Живец, разглядывая ее лицо.

– Ничего! – Данилова похлопала себя по карманам. – Дай сигарету.

Пока женщина прикуривала, Дмитрий смотрел на Крысолова, но тот по-прежнему дул в свою дудочку, не обращая ни на кого внимания. Звуки никак нельзя было назвать пленительными, скорее это походило на говорение настойчивого, но совершенно глухого ребенка. Покачав головой, Живец достал сигарету и себе.

– Давай, что ли, присядем. Дело, кажется, на всю ночь…

– Неужели никто не слышит? – нервно поежилась Наташа. – Видимо, у него есть способы… Он «остановил» консьержа в моем подъезде. Остановил, как робота.

Живец стянул куртку, бросил на траву. Это движение опять напомнило о Сергее – они стояли здесь, и он попытался постелить такую же куртку. Тогда Наташу раздражала забота, теперь скорее успокаивала.

– Спасибо. – Она села. – Страшно все это.

– А, поняла? – усмехнулся Живец. – Я хоть и клон, но из такого же мяса и костей, как и ты. А вот Крысолов – нечто совершенно другое… Какую бы чушь он ни нес про договоры и справедливость, а на самом деле нас надули.

– Ты уверен?

– Конечно. Мутанты могли бы дать этому миру… этому городу новую жизнь. Невеселую для многих, зато бурную! Но увы, клоны, которые затеяли сегодня свои разборки, скоро снова уйдут на дно и продолжат свои игры там. До тех пор, пока кто-нибудь не начнет большую войну…

– О чем ты?

– Так, о своих мыслях… Ты будешь свидетельствовать?

– Не знаю, – вздохнула Наташа. – Ничего не знаю. Хоть бы посоветоваться с кем-то… Почему я?

– Спроси его…

– Но тильзиты должны быть уничтожены! Ты просто не видел их!

– Видел, – вздохнул Живец. – И мне было не очень приятно быть на твоем месте, но… Но об этом мы поговорим потом или никогда. Смотри, луна!

Желтый мягкий свет будто расплавил облака, проделал в них окошко, в которое и выглянула идеально круглая луна. Рассматривая ее, Живец вспомнил, что прежде замечал какие-то пятнышки, линии… А теперь не было ничего, кроме круглого пятна масляного света.

– Я люблю, когда лунная дорожка на реке, но сейчас мы этого не увидим… – Данилова выкинула сигарету, обхватила, руками подрагивающие колени. – Мне эта музыка действует на нервы. Жутко становится.

– Или ты испытываешь какие-то человеческие чувства, мне, клону, недоступные, или это связано с твоей беременностью, – предположил Дмитрий и заметил, как Наташа вздрогнула. – Не сердись, мне просто действительно интересно, как это все коснется тебя. Вспомни тех тильзиток, вспомни Африканку. Ты не боишься, что…

– Ты хочешь, чтобы я заплакала?! – вскипела она. – Он же мне ничего не сказал, и я… А откуда ты знаешь про Африканку?

– В другой раз.

Крысолов издал необычно длинную переливчатую трель и опустил дудочку.

– Они услышали, – сказал он, не поворачивая головы. – Нельзя спешить, иначе многие пойдут через реку, этого не нужно.

– А я думал, ты их топить собрался, – откликнулся Живец. – Как же тогда? Дудкой по головам будешь бить?

– Я не хочу убивать. Вы говорили о Наташе? Да, у нее может быть ребенок. А может и не быть. Он – тильзит, их не должно остаться в этом городе, я подрядился выполнить работу. Нам не нужна дурная слава. Я выполню свою работу хорошо.

– Что это значит? – Данилова рвала пачку, стараясь достать новую сигарету. – Ты убьешь его?

– Его еще нет… Тебе придется это решить.

Наташа не поняла, как могут сочетаться эти два заявления, и вопросительно посмотрела на Живца, но тот схватил ее за руку. Там, дальше по набережной, ему на миг почудилось какое-то неуловимо быстрое движение.

– Да, первые уже здесь. Потерпите немного. Если все пройдет как надо, то у нас останется время на несколько слов.

Крысолов опять поднял дудочку.

Наташа поднялась и отошла к стене, прижалась к ней спиной. Дмитрий еще несколько минут оставался сидеть на куртке, наблюдая за ее мучениями. Особенно забавно было следить за правой рукой Даниловой – она непроизвольно сжимала оружие и направляла его на источники шороха. А шорохи уже окружали их со всех сторон…

– Нам ничего не угрожает? – нарочито громко поинтересовался Живец, отряхивая куртку и подходя к Наташе. – Я хочу сказать: до тех пор, пока мы не подпишем договор, нам ничего не угрожает?

Крысолов на мгновение оторвал дудочку от губ и взглянул на людей, вполне возможно – с укоризной. Но из темноты под мягкими полями шляпы не раздалось ни звука. Пришелец опять заиграл, и тогда первый тильзит открыто появился на набережной.

Это был рослый худощавый мужчина, одетый, как и все его сородичи, в грязное тряпье. За поясом из то ли сухих корней, то ли проволоки торчал нож, напоминающий мясницкий. Не выдержав напряжения, Наташа ухватилась за Живца, протиснулась между ним и стеной здания.

– Не волнуйся, – попросил он, но память Даниловой заставила задрожать и его. Страх и ненависть – до ярости один шаг. – Они ничего нам не сделают…

«Рокот» сам поднялся в руке, поймал в прицел темную фигуру, но рядом с ней появились еще несколько. Чуть расставив руки, покачиваясь, тильзиты внимали дудочке. Их становилось больше, они стекались по набережной с обеих сторон. Крысолов продолжал играть.

– Прекрати! – взвизгнула Наташа.

– Нет! – Живец придавил ее к стене. – Тише, тише… Если дудочка замолчит, нам конец.

Слабый ветерок, несший прохладу с реки, не мог уже справиться с вонью. На набережной собрались сотни двуногих крыс, им уже не хватало места, они толкались, передние ряды шаг за шагом пододвигались к Крысолову. Людям пришлось немного потесниться, и они оказались у самой лавочки, упертой в нижний край огромного «Черного квадрата». Вот уже и музыкант шаг за шагом отступает туда же, уменьшая полукруг, состоящий из одинаковых агрессивно-настороженных, хотя и очарованных музыкой морд. Именно морд – Живец не мог назвать их лицами.

Ему стало противно. Он оглянулся на Данилову, но та, стиснув руки на плечах Живца, просто пожирала глазами толпу тильзитов. Похоже, в этот момент ее ненависть отступила, Наташа кого-то искала. Живец дотронулся до ее руки, но она не заметила.

Крысолов подошел вплотную к людям, коснулся рукавом Дмитрия, и тот дернул плечом. Действительно, материя, из которой была соткана одежда Зеленого Человека, да, наверное, и он сам, была чужой. Живец сглотнул, стараясь отогнать рвотные позывы, посмотрел на луну. Никогда прежде он не видел ночное светило таким ярким, казалось, с него вот-вот закапает горячий воск.

Остановившись, Крысолов стал поводить дудочкой, из которой теперь вылетали очень высокие прерывистые созвучия. Ультразвук, догадался Дмитрий. Крысы слышат ультразвук. И вот первый из тильзитов, оказавшийся совершенно седым, – поискав глазами, Живец нашел еще нескольких стариков, – положил руки на мостик, созданный из пластиковой лавки, и полез по нему наверх.