Мычание патрульного сменилось ревом, который в конце каждого выдоха превращался в хриплый визг. Когда Данилова посмотрела в его сторону, Ушастик как раз швырнул в сторону что-то маленькое, рассыпающее алые брызги. Ухо, нос? Сразу несколько рук поднялись, и одному из зрителей повезло, Наташа даже услышала, как захрустела добыча у него в зубах.

Она вернулась к костру за головней. Тощий что-то крикнул ей, Наташа не разобрала.

На этот раз ей снова не дали дойти до истязаемого, какой-то тильзит поднялся навстречу, жилистый, как все, но необычно высокий, длиннорукий. Он ухватился за потухший, но все еще красный уголь, не спеша потянул на себя. Наташа видела, как сворачиваются, потрескивая, волоски на тыльной стороне его широкой ладони, на толстых пальцах. Тильзит негромко ухал, будто гипнотизируя ее, а потом вдруг ударил один раз.

В середине тела словно что-то взорвалось. Наташа на какое-то время потеряла сознание, а потом долго, мучительно долго не могла успокоить рвоту. Слишком долго, чтобы застать Сергея живым. Наконец она обнаружила себя свернувшейся в клубок у костра, и как раз в это время настала очередь Омара. Этого просто зарезали, быстро и ловко, без уханья и представлений. Встретившись беспомощным взглядом с его умирающими глазами, Данилова подумала, что ей тоже хочется умереть, – только бы не видеть этого. Зарыться в землю!..

– Она сегодня ничего есть не будет, не говоря уж об этом куске, – услышала Наташа голос Тощего.

– Все равно предложи, – потребовал другой старик. – Так у нас не заведено, чтобы человеку у костра еды не предложить.

– Слышь…

Наташу ткнули в бок, она подняла голову: сильно пахло кровью. Поодаль от костра лежала человеческая ступня.

– Слышь… – снова тронул ее за плечо Тощий. – Да нет, братья бомжи, бесполезно это. Пусть спит.

Спать! С куда большим удовольствием Наташа предпочла бы проснуться и уж больше не заснула бы ни за что. Но таких кошмарных снов не бывает… Значит, лучше всего уснуть. Она вытянулась на земле, обхватила голову руками, чтобы случайно не открыть глаз. Под пальцами оказалась клипса «индивидуалки». Последнее, что осталось от капитана полиции.

Сны… Живец проснулся от жажды, через окно били жаркие солнечные лучи. Хорошее выдалось лето… Он прошел на кухню, безошибочно отыскал стакан и бутылку минеральной воды в холодильнике. Это память Даниловой, будто своей мало.

– Напрасно ты думаешь, что не бывает таких кошмарных снов, Наташа, – пробурчал Дмитрий. – Бывают. А быть в твоей шкуре очень непросто, уж очень ты все… близко к сердцу принимаешь.

Он отыскал сыр, хлеб, разогрел готовый суп. Далеко за полдень, а сон еще не закончился. Сколько же еще придется узнать, чтобы понять, в чем дело? Хуже всего, что Живец начал сомневаться в пользе этих видений. Ему надо было как-то восстановить свой статус, договориться с Милошем или убить его. Но Данилова, похоже, совершенно ничего не знала ни о мэре, ни о СПР.

После завтрака Дмитрий закурил, игнорируя фильтратор, и кухня наполнилась дымом. Вспомнилась записка Артема. Не смог жить, потому что испугался клонов… Что за чушь?! Он с сигаретой прошел в гостиную, к компьютеру, который, учуяв поблизости бодрствующего человека, уже тихонько позванивал.

– Двенадцать вызовов, – хмыкнул Живец. – Беспокоятся о тебе подружки, Данилова. И я их всех знаю и даже могу каждой дуре ответить от тебя… Но не стану.

Он открыл еще одно окошко, нырнул в Сети. Для современного человека Живец удивительно мало пользовался ими, но у Даниловой имелся богатый опыт. Правда, даже она не знала, может ли быть зарегистрирована активность из ее квартиры… Но чутье промолчало.

Сначала Живец поинтересовался официальными новостями и, конечно же, ничего интересного не нашел. Тогда, удивляясь ловкости своих пальцев, он вошел в пиратские Сети. Доступны оказались три, ни об одной Живец прежде не слышал. Ничего удивительного – их закрывают каждый месяц.

О себе, о Даниловой, мутантах в подземелье, гибели Седьмого Особого отдела и мэре Милоше он опять ничего не нашел. Почти вся информация, которой потчевали тентов электронные пираты, была посвящена клонам.

Живец искренне недоумевал – он и не знал, что тема пользуется таким спросом!

В основном полная чушь: секретная фабрика клонов в предместьях Большого Парижа, неумело сфальсифицированные фотографии каких-то уродов с кричащими подписями, воззвания… Несколько статей о мировой и отечественной демографии, все авторы пользовались одинаковыми источниками, но то ли перепутали, то ли переврали многие цифры, каждый в свою сторону. Так или иначе, но популяция сокращается. Правительство, злобное, ужасное, озабочено исключительно поддержанием на должном уровне числа подданных, поэтому вовсю клонирует мутантов, ненавидящих «рожденных»…

Дмитрий только головой покачал:

– Не видели вы, господа, настоящих мутантов… А вот один мужик вчера обчитался ваших статей и съел килограмм таблеток.

Клоны… А что если тильзиты тоже клоны? Живец усмехнулся своей глупости и отключился от бесполезных Сетей. Да, возможно, правительство втихую клонирует людей. А что же делать, если парламенты запретили клонировать открыто? Правда, зачем это нужно, Живец не понимал. Пищи много, места становится все больше. А если людей однажды действительно станет меньше миллиарда, то всем от этого будет только лучше.

Впрочем, его не очень интересовали проблемы человечества в целом. Допив сок, Дмитрий собрался опять закурить, как вдруг вспыхнуло новое окошко. Он не трогал компьютер, но оно появилось… Появилось лицо Шацкого. Энбэшник выглядел помятым, невыспавшимся, да и объемистая повязка на голове его не красила.

– Привет, Дима, – сказал Шацкий, глядя исподлобья.

– Привет, Аркаша, – улыбнулся Живец – а что еще оставалось делать? – Очень рад, что у тебя крепкая голова.

– В твою радость верится с трудом… Вот что, я знаю, где ты. Я могу перекрыть десяток кварталов в течение пары минут, я могу двинуть к тебе спецкоманды, сразу несколько. Я могу…

– Верится с трудом, – вставил Живец, прикуривая и пуская дым в экран. – Ты вообще кто, Аркаша? Генерал? Маршал?

– А еще я могу навести на тебя людей Милоша. Они не успокоились.

– Как видишь, мне это не повредило. Так же, как и твои уколы, и даже… Как ты сказал тогда? Кататония? Не пугай меня, Аркадий.

– Я не пугаю, – вздохнул Шацкий. – Я предупреждаю. Сиди тихо, не высовывайся, это в твоих интересах. Я скоро приеду, и мы поговорим – это тоже в твоих интересах. Согласен?

– Почти со всем, – буркнул Дмитрий и почесал затылок. – Вот только я еще не выспался… Приезжай-ка ты к вечеру. Прихвати что-нибудь перекусить повкуснее, я, когда сытый, разговорчивее. И вот еще что… Ты просто поверь, что взять меня, орден получить у тебя не выйдет. Не пробуй обмануть меня.

– Гонору-то, – поднял брови Шацкий, но Живец заметил в его глазах озадаченность. – Ничего больше спросить не хочешь?

– Нет, вечером поговорим, – беспечно отмахнулся Живец. – Ты не бойся, я не убегу. Я бы и из твоей конторы не ушел, да уж очень спать хотелось, а ты не давал. Понятно?

Энбэшник молчал, поигрывая желваками. Дмитрий почти видел в его глазах отражение желанного для Шацкого будущего. Вот он резко бьет Живца в печень, и тут же добавляет в ухо, припухшее после вчерашних приключений. А потом топчет, долго, старательно, не забывая прерваться, чтобы рассказать анекдот, помочиться, перекурить. Славное будущее, вот только оно никогда не наступит.

– Ты чего ждешь, Аркаша? Сам включился, сам и отключись. Зря, что ли, у вас такие неконституционные права в Нацбезе? Трудись.

Шацкий осклабился и исчез. Живец еще с минуту пускал дым, потом затушил окурок о столешницу. Данилова человек обеспеченный, новую мебель купит, если, конечно, жива. А нет – тем более обойдется…

Чутье вело себя странно. Оно не предупредило о появлении Шацкого, промолчало, когда Живец пригласил его в гости. И теперь не требовало бежать, прорываться… Нет, чутье считало, что разговор с энбэшннком ничем не грозит.