Он закрыл глаза. На самом деле Живец уже спал и говорил с Шацким будто во сне, он очень хотел досмотреть тот сон, неприятный, но затягивающий…
Тоннель когда-то был широким, через него бежали поезда по рельсам, а стены опутывали многочисленные кабели. Теперь дорогу то и дело преграждали кучи непонятно откуда взявшегося мусора вперемешку с осыпавшейся землей, полузатопленные участки, бетонные пробки. Омар каждый раз будто нюхом находил проход, бесстрашно лез в узкие круглые норы, протискивался сквозь трещины в бетоне, кем-то заботливо расширенные.
Сергей ругался все громче, Алексей тоже что-то бурчал под нос. Наконец они оказались в длинном, полузасыпанном землей боковом ходе, на последнем участке которого пришлось опуститься на четвереньки. Когда все четверо опять вышли в тоннель, Наташа скинула рюкзак:
– Перекур. Долго еще?
– Здесь не курят. Примерно столько же… – Омар оставил почти опустевший рюкзак на спине, повалился на кучу земли, рядом с подозрительно светящейся семейкой грибов. – Впереди вода, много воды.
– Откуда ты знаешь?
– Запах! – Омар обернулся к Алексею. – Давай доставай паек!
– Может, не стоит? – Алексей посмотрел на Наташу. – Еще столько же… Я бы вернулся. Вообще нельзя так ходить, все совершенно запущено, разрушено…
– Что? – Наташа оторвалась от карты, на которую наносила последние пометки стилусом. – Наверху поговорим. Возвращаться глупо, мы же на середине пути. Сережа, ты как?
Мартиросян ответил не сразу, он сначала закрепил антенну на выходе из прорытого неизвестными крысами тоннеля, потом дотронулся до клипсы:
– Подполковник, вы меня слышите?
– Всех вас слышу, – невесело отозвался Тофик. – Помехи растут, но пока слышу… Антенн хватает?
– Если дело так пойдет и дальше, то истратим почти все.
– Ладно, не жалейте. Данилова, ты в порядке? Уверена, что не хочешь вернуться?
– Уверена. Алексей, ну дай же ему поесть, если он хочет! Тофик, мы в самом деле посредине?
– Ближе к «Речному вокзалу». Я отснятое почти не смотрел, но судя по тому, в каком состоянии тоннели, кое-кто в мэрии получит по рогам. Возможны такие осадки, что… Омар, ты бы все-таки выбирал дорогу поаккуратнее, ведь давно внизу не был.
– Четыре года! – Дитя подземелий уже получил от Алексея пластиковую кювету, выдернул шнур и ждал, пока пища разогреется. – Знаешь, начальник, а здесь и в самом деле никого нет. Я чую. Жутковато даже.
Наташа подошла к Мартиросяну, положила ему руку на плечо и отдернула – патрульный мелко дрожал. Он повернулся к ней, в свете фонаря Наташа увидела жалкую, вымученную улыбку.
– Все в порядке, капитан. Слежу за связью, за спиной посторонних звуков не слышно. Вода только каплет да крысы шуршат.
– Нет здесь никаких крыс, – с набитым ртом отозвался Омар. – Крысы наверху живут. Это просто земля осыпается, сквозняки шуршат, а в тишине все слышно. А вот экспресс катится.
Все притихли, стараясь уловить движение наверху. У Наташи ничего не вышло, но она вдруг тоже почувствовала, что в тоннеле стало очень сыро. Впереди вода…
– А если мы там не пройдем, Омар?
– Вернемся назад, – легкомысленно пожал он плечами. – Раньше я бы не поверил, что где-то нельзя пройти, но если за ходами не следить… Все может быть, капитан. Здесь никто не живет.
– А раньше жили? – Наташа повела лучом фонарика по стене, потолку.
– Левее, – посоветовал Омар. – Ну-ка, ну-ка!
Он увеличил яркость своего фонарика, и теперь все заметили, что кусок тоннеля очищен от мусора и бледных стеблей странных подземных растений. Линии, проведенные то ли углем, то ли просто какой-то копотью…
– Убавьте! – Алексей подошел первым, всмотрелся. – Наскальная живопись, я такое, встречал когда-то. Но рисунок поганенький, детский.
– Ага, детский! – во весь голос гаркнул Омар, отчего по тоннелю разнеслось короткое эхо. – Я рукой не достану до верхнего края!
– Все равно. У меня при обыске все забрали, но, если попросить подполковника, он может показать фотографии. Там такое, что в музей отнести не стыдно, а тут…
– Заткнитесь! – Наташа оттолкнула их от рисунка, потом отошла подальше.
Художник и правда совсем не умел рисовать. В нижнем углу было изображено что-то аморфное, и только по пририсованным разнокалиберным колесам Наташа узнала «Ниву». Рядом стоял Коваль, он получился в два раза крупнее автомобиля, перед его лицом, собранным из кружочков и палочек, расцветала диковинная звезда.
– Тофик, ты видишь?!
– Вижу, – отозвался подполковник. – Вот и Манана. Очень похоже на тот, другой рисунок. Я отправлю экспертам…
Сержанта Чачаву резали ножом, огромным, больше жертвы и убийцы, вместе взятых. Изо рта Мананы вывалился язык, и неизвестный, тоже схематично изображенный человек, взялся за него рукой.
– Ты что? – не понял Алексей. – Это ерунда, вот если подполковник разрешит…
– Отстань! – Мартиросян встал рядом с Даниловой. – Ты думаешь, это тот самый случай? Вряд ли, Наташа, слишком мало времени прошло, да и случилось это далеко.
– Это Коваль. А это – Манана. У нее юбка на коленях, видишь?
– Это может быть и не юбка… – Сергей скептически всмотрелся в рисунок. – Тут ничего не понятно, Наташа, это, наверное, действительно ребенок рисовал.
– Это юбка. И это женщина, видишь, у нее груди. А потом он просунул ей язык сквозь рану в горле, это называется «сицилийский галстук». Это послание врагам. Откуда они знают про «сицилийский галстук»? Язык сквозь рану в горле, и он длинный, почти до ключиц…
– Успокойся… – Сергей погладил ее по щеке, она опять почувствовала, как он дрожит, и нетерпеливо мотнула головой.
– «Нива». Коваль стоял слева от нее, в него кинули гранату. Не гранату, а… взрывное осколочное устройство. Он увидел, увидел кого-то возле Мананы и стал стрелять и убил одного…
– Может быть, этого? – Диггер подошел к рисунку, плюнул на перчатку и потер изображение человека с ножом. – Смотрите, у него линия на лбу, а у полицейского нет. Повязка или рана.
– Нет, он убил другого, тот не нарисован. Это рисовали они, убийцы. Крысы.
– Тильзиты, – поправил Омар.
– Что значит «тильзиты»?
– Те, кем меня пугали в детстве. И крысы, и цыгане в них верят. Духи подземелий, злобные твари. Умеют проходить сквозь стены, вообще… от них нет спасения. Если кто-то и смог выгнать отсюда людей, то только тильзиты.
Наташе захотелось сесть, но нельзя давать слабину в присутствии трех мужчин. Она капитан полиции, командир.
– Хватит смотреть. Все уже снято, подполковник Таги-заде отдаст запись экспертам. Да, Тофик?
– Конечно, – прозвучал возле уха чуть искаженный помехами голос. Показалось на миг, что это вовсе и не краснолицый Тофик, а кто-то другой, чужой. – Я смогу это сделать в понедельник, сама понимаешь, операция неофициальная… Идите дальше, ребята, пожалейте мое сердце. Наверху поговорим.
– За мной. – Наташа продолжила путь, незаметно пощупав под плечом рукоять «рокота». – Пора в душ.
За спиной раздались шаги, маленький отряд последовал за ней. Что-то стукнулось о камни, и у Наташи на миг сжалось сердце. Потом она поняла, что Омар отшвырнул пустую тарелку. Тильзиты, подземные художники… То ли показалось, то ли Тофик действительно стал чаще дышать.
ГЛАВА ПЯТАЯ
– Живец, очнись! – Шацкий тряс его изо всех сил, так что в шее что-то хрустнуло. – Ты должен жить!
– Отстань! – Дмитрий мгновенно возненавидел этого человека, мешающего ему спать. – Отойди от меня, скотина! Оставь в покое!
– Не оставлю! Что ты делал в Башенке, отвечай! Чем ты занимался у Плещеева? Что случилось в СПР?
– Подай запрос! Пусть НБ спросит, и ему ответят! – Живец попытался отвернуться, но его не пустили ремни. – Отстань от меня, наконец!
– Ептель, Живец, ты ведь умрешь, если не будешь слушать меня! – Шацкий заговорил спокойнее. – Тебе нельзя спать: если ты уснешь, то уже не проснешься, станешь неподвижным идиотом, понимаешь? Тебя отвезут в клинику, запрут там и будут принудительно кормить. Но если ты сейчас поможешь мне, то обещаю: я помогу тебе. Мы поставим на ноги всю медицину, тебя приведут в норму. А если продолжишь упираться – конец. Тебя ведь нет, Живец! И все это из-за Милоша, он загнал тебя в угол, он хочет тебя убить! Расскажи нам.
