Автоматчики наверняка сейчас рассредоточиваются по району, окружают его. Не успел Дмитрий подумать об этом, как чутье будто подняло его за шиворот. Бежать не оглядываясь. Что-то произойдет, что-то, что заставит лежащих у грузовика стрелков не заметить его, не услышать.

Ни одного выстрела вслед. Живец вскочил, прыжком добрался до угла. Все, дальше только бежать, уже не скрываясь, – шумно, от души топая и спотыкаясь. Он устал, очень устал. Пустынные улицы, фонари отражаются в мелких лужицах – недавно был дождь, а он и не заметил, что сыро. Слева донеслись крики, но относились они, похоже, не к Живцу. Что ж, пусть энбэшники займутся каким-нибудь случайным прохожим.

Когда бежать стало совсем уж невмоготу, Живец перешел на шаг. Автомат он бросил еще раньше – чутье промолчало. Требовалось уйти подальше, на ходу сориентировавшись в ночном городе. Как назло, указатели не попадались, а от широких улиц Живец пока предпочитал держаться подальше. Наконец он опустился на землю, сплюнул черную слюну. Дворы, дворы…

Справа стояло несколько машин, и Живец, крякнув, снова поднялся. Открытых не оказалось, пришлось повозиться, выковырять камень из бордюра у детской площадки. Можно было разбить стекло и локтем, но если есть время поберечься, надо беречься. Приборная доска замигала красным, но Живец довольно быстро усмирил ее и выехал со двора. Двое автоматчиков проверяли приземистый «мерседес», один тут же отошел, замахал рукой.

Живец погнал машину прямо на него, опущенной головой надавив на сигнал. И опять враги повели себя странно – стрелять начали, только когда машина отъехала прочь на сотню метров, а били так, будто боялись попасть. Он даже застонал: как понять, что происходит? «Неужели страна настолько зажирела, что даже НБ укомплектован недоучками? В противном случае остается только поверить в высшие силы. В зеленых человечков, например… Точнее, в одного человека в зеленом. И как в него теперь не верить?!»

В бардачке нашлись сигареты и зажигалка. Не обращая внимания на правила, Живец гнал по Москве, стараясь избегать лишь самых оживленных в это время дорог. Он даже не сразу понял, куда именно едет, и, лишь выруливая па МКАД, вспомнил о Даниловой.

– Ключи у соседа, – кивнул он сам себе. – Что ж, умно. Только машину надо бросить подальше.

Погони не было, и даже Патруль вел себя как ни в чем не бывало. «Наверное, НБ не рискует в открытую гоняться за законной дичью Милоша, – сделал вывод Дмитрий. – Тем лучше, тем проще. Вот только…» Он даже пристукнул в раздражении по рулю.

Данилова не вернулась, но это не значит, что она погибла! Милош наверняка следит за ее квартирой, соваться туда ни в коем случае нельзя. Но незримый ангел, хваленое чутье, не подал сигнала тревоги. Пожав плечами, Живец свернул с кольцевой дороги, остановился и покинул машину. Будь что будет, сейчас ему нужно уютное логово, чтобы досмотреть наконец свои странные сны, а до ближайшего схрона добираться далеко и небезопасно.

Примерно через час Дмитрий добрался до дома, о котором узнал из видений. На ходу он раздумывал, как провести автоматику, чтобы войти в подъезд, но у дверей оказался живой, хотя и очень древний консьерж. Прикрывая ладонью огонек сигареты, Живец наблюдал за ним несколько минут и дождался момента, когда старик зашел внутрь, чтобы ответить на вызов. Чутье буквально толкнуло в спину, и вскоре, шмыгнув в открытую дверь, Дмитрий прополз на коленях прямо под окошком дежурки.

Поднимаясь по лестнице, он слышал ворчание старика по поводу табачного дыма, задуваемого ночным ветром в его больные легкие. Живец только хмыкнул, сберегая дыхание. Чутье гнало вперед, и он вспомнил об Артеме, соседе-нарушителе. Если он сейчас там, на площадке у лифта, задача сильно упростится – Данилова хранила у Артема запасные ключи.

Однако, взбежав наконец на нужный этаж, Живец не обнаружил там даже запаха Артема. Но дверь в общий холл оказалась приоткрытой, а прямо у квартиры ночного курильщика валялся давно потухший окурок дорогой сигары. Дмитрий осторожно подошел, прислушался. Тишина. Он чуть нажал на дверь плечом, и она медленно отворилась – теперь Живец и без чутья мог предположить, что произошло.

Артем лежал возле кресла, его туша сползла вниз уже после того, как он уснул. По ковру разбросаны упаковки таблеток, осколки разбитого стакана. Живец быстро прошелся по грязной квартире, открывая двери сквозь рукав пижамы, и нашел искомое на кухне. Предсмертная записка, длинная, с помарками, личная карта, стопка дисков и ключи.

– «Я больше не могу…» – забормотал Живец, склонившись над запиской. – Бла-бла-бла… «Страх…» Бла-бла-бла… О, как мило! «Я не могу понять, кто я. Я не верю своим родителям. Но даже если я человек, то кто окружает меня?..» Еще одного клоны до ручки довели.

После одного из заданий Милоша он знал, что настоящие самоубийцы почти всегда пишут записки от руки, хотя истерики обожают рассылать предсмертные письма по Сетям. И в последние годы почти во всех этих записках упоминаются клоны, хотя самого слова умирающие стараются избегать. Психоз…

– Если бы я узнал, что я клон, я бы не переживал, – буркнул Живец и открыл холодильник. – Клонам тоже надо есть… Бедно же ты жил, Артем. Или перед смертью аппетит разгулялся?

Половина бутылки виски, впрочем хорошего, – вот и все, что хранил в себе холодильник. Поразмыслив, Живец не стал брать личную карту, ограничившись ключами Даниловой. Он тихонько захлопнул все двери, полагая, что покойнику не помешает пара дней одиночества, потом подошел к квартире Наташи. Вставляя в щель первую из трех карт, Живец прислушался: вдруг она использовала какой-нибудь определенный порядок?

Входя в чужое жилье, он уже негромко смеялся. Чего бы ни знала Наташа о своих замках, но он знал это тоже. Ведь он был ею! И никаких сомнений в этом больше нет, потому что вот она, ее квартира, а по соседству лежит мертвый сосед Артем.

– А что я смеюсь-то? – Живец так разошелся, что сполз на пол, прижавшись спиной к двери. – Дело совсем плохо!..

Но хохот неотвратимо превращался в истерику, и Дмитрии остановил его лишь несколькими глотками из бутылки. И тогда пришел страх. «Что же ты делаешь, Зеленый Человек, что тебе нужно?»

Войдя в первую же комнату, Живец разулся и повалился на диван. Есть расхотелось, не до этого. Надо хоть что-то понять, иначе невозможно сопротивляться, иначе останется лишь играть в чужую игру. К чему приводят чужие игры, Живец знал очень хорошо. Плещеев, Снежинка, старик с собакой, сегодняшние энбэшники, Артем – все они доиграли свои игры до конца. А Дмитрий хотел жить.

Уже проваливаясь в темный тоннель, к блуждающим там испуганным людям, он вспомнил Шацкого. Если Аркадий выжил – а череп у него на вид крепкий, – то не спустит, не простит и не забудет. Карьере конец, а для таких, как Шацкий, карьера и есть главная игра. Надо было потратить немного времени, добить… Чтобы наверняка… А теперь этот лобастый мужик превратится в пса, бегущего по следу… И что случилось с Джесси? Без нее даже одиноко. Одиноко, как Наташе Даниловой без связи.

– Тофик?! – Наташа опять позвала подполковника в какой-то дурацкой надежде. – Эй, Центр! В чащах юга!

– Тише, – попросил Алексей. – Не нужно шуметь под землей никогда. Первая заповедь. Даже если никто не услышит, все равно: мало ли, какой обвал? Это как в горах.

– У вас этих заповедей… – негромко огрызнулась Наташа. – И все – первые. Ладно, оставим это пока. Долго еще, Омар?

Они застряли. После сорока минут елозания на карачках попали в высокий, укрепленный гнилыми досками ход, потом в круглую камеру со следами древнего пребывания неизвестного табора и застряли в ней. Произошел обвал несколько лет назад. Теперь Омар копал землю небольшим, в ладонь величиной, железным совком.

– Я уверен, что мы сможем здесь пройти. Только нужны опоры… Земля не плотная, то есть осыпалось совсем немного. Раз так, то вряд ли завалило весь ход. Да и вообще мы очень близки к поверхности, я слышу машины.