– Я тоже, – согласился диггер, – но это ничего не значит.

Он привстал, покопался в куче истлевшего тряпья, на котором сидел, и вдруг вытащил из него металлический чайник. Какой-то трогательно-архаичной формы, с длинным узким носиком.

– Вот, добыча… Иногда мы находили очень старые штуки, антиквары неплохо платили. Но бизнес у диггеров так себе, игра одна… Может быть, не терять времени, вернуться?

– Думай головой, – потребовал Омар и подтянул к себе одну из оказавшихся в земле старых гнилых досок. – Тут были опоры… Связи у нас нет – почему? Повреждена одна из вешек этих, антенн, или, скорее даже, несколько. Патрульный ставил их гуще, чем нужно, я правильно понимаю?

– Это не антенны, а приборы такие… Специальные, для наблюдения, – поправила его Данилова, не переставая удивляться необразованности бомжа. Она тоже осторожно присела. Сколько можно бояться грязи? – Да, если бы не хватало одной, то мы слышали бы хоть что-то, пусть даже просто треск.

– Вот и думай головой, – закончил Омар, обращаясь к диггеру, и опять принялся разрывать землю. – Кто-то их снял, вешки эти.

Все верно. Вышли из строя сразу несколько антенн, цепь разорвана полностью. За время пути они не видели никого, если не считать появления трепета. Кто же тогда?.. Идти назад – нарываться на встречу…

Наташа увеличила яркость фонарика, направив его в темный ход, и положила на колени «рокот». Никто не сможет подобраться незамеченным, а в узком проходе она расстреляет кого угодно. Опасности нет. Омар прокопает дорогу, кое-как укрепит своды, они быстро пройдут опасный участок и вскоре окажутся в каком-нибудь подвале… Дверь Данилова просто расстреляет, ее боезапаса хватит.

– Ты осторожней там, – попросила она бомжа, точнее, его ноги, торчащие из вырытой норы.

– Не учи ученого. Только устал я. Поможешь, диггер?

– Я не очень-то умею ходы укреплять, – ответил тот, но поднялся, подошел, опасливо оглянувшись в темноту.

– Просто отгреби землю, раскидай по углам. – Омар вылез, сел рядом с Наташей. У него было очень красное лицо. – Только не задевай доски, вот и все. Потом я продолжу.

– Здесь жили люди? – спросила Наташа, кивнув на чайник. – Здесь был их дом?

– Вряд ли, – усомнился бомж. – Тесно тут. Мы жили всегда близко к поверхности, чтобы воздуха было больше, но не в таких каморках. Здесь же места на одну семью… А, что тебе говорить, ты же нас считаешь уродами бестолковыми.

– Ну почему же, – возразила Данилова, глядя в тоннель. – Вы жили здесь, вам тут нравилось.

– Никогда нам здесь не нравилось! Просто когда родился и вырос под землей, без документов, то другого мира не знаешь. Все просто: живи, ищи добычу, прячься от хищников.

– Хищники – это мы? – уточнила Данилова.

– Нет, не вы. То есть вы тоже, но не только вы. Какая опасность от полицейских? Вы просто забираете в изоляторы, оттуда раньше выбраться было нетрудно. Пустяк. Там даже неплохо: чистые постели, телевизоры, Сети. Лекции читают. Еще в изоляторах хорошо, вкусно кормят.

– Прости, – сама не зная почему, сказала Наташа.

– Да не за что. Там и в самом деле хорошо. Настоящие хищники другие… Прежде всего голод. Зимой еще и холод, но голод прежде всего. Это совсем паршиво, когда нечего жрать. Если бы в тоннелях жили настоящие крысы, то их бы давно сожрали… Плесень есть можно, но сытости нет. Воду, кстати, можно пить не любую, сверху все время сочатся какие-то яды. Постепенно учишься определять на вкус, что можно, а что нельзя. Кушать можно все, что двигается, если сомневаешься – свари. Все просто. А еще можно кушать человечину.

Повисла тишина. Из норы не спеша высунулся Алексей: – Что?!

– Можно кушать человечину, – отчетливо повторил Омар, наслаждаясь про изведенным эффектом. – Если кто-то так болен, что уже не выживет, – почему бы его не скушать? У семьи голод, а он умирает. Можно кушать, он и сам просит. Еще коты или собаки. Но их нужно приманивать, это трудно. Рыбу можно ловить в озерах, но за них всегда была драка. Мое племя не имело озера.

– Где вы жили? – Наташа устроилась поудобнее, заодно скрыв от Омара правую руку.

– В центре.

– Здесь тоже центр, мы в пределах МКАД.

– Кого?.. А! – Бомж снял каску и бросил ее в центр камеры, взъерошил мокрые от пота волосы. – Я этой МКАД и не видал никогда. Центр для нас немного другое понятие. Ну да не важно, не важно все это. Ты копай, диггер, копай.

– Ладно. – Тот посмотрел на Данилову, на застывшего в углу Мартиросяна и опять залез в нору.

– Когда живешь внизу, без личной карты, безо всех этих номеров, без образования, то даже и в голову не приходит перебраться наверх. Там несвобода. Но это не значит, что нам под землей нравилось. Просто жили там, вот и все. Понимаешь?

– Что же мешало выйти?

– Облавы. Вы ведь не позволили бы нам жить наверху так, как мы хотим. Хотя домов пустых много.. А помойки? Вы не знаете, куда девать объедки, а нам приходилось воровать у вас ненужное. Куда ни сунешься – полиция…

– То есть как? – Наташа па мгновение отвела взгляд от длинного темного хода. – Облавы делались, чтобы вытащить вас из-под земли. Но из приемников-то вы убегали обратно!

– Сам два раза сбежал, – удовлетворенно кивнул Омар. – Понимаешь, начальница, для нас ваша жизнь – чужая. Я прошел полный курс, после того как законы о бродяжничестве ужесточили. И что же? Разве я научился радоваться путешествиям по Сетям или «полезным играм»? Только делаю вид, чтобы не пугать людей. Мне наплевать на все, чем вы так любите заниматься. То есть… почти на все. Я пробовал завести женщину, по…

– Так не говорят! – почти автоматически прикрикнула на него Наташа.

– Я же дикарь, у меня запрет на ряд профессий по результатам тестов. «Немотивированная агрессивность, рекомендуем прием следующих препаратов…» В унитаз я спустил все эти таблетки! – Бомж потерял интерес к разговору, подергал Алексея за ногу. – Хватит, вылезай, а то обрушишь своды.

Тот с готовностью выкарабкался, отряхнулся и сел рядом с Даниловой. Омар стал энергично рыть, что-то ворча себе под нос.

– Дикарь и есть… – тихо сказал диггер. – Видела бы ты эти их стойбища. Грязь, куча детей-уродцев, и всем интересна только жратва. Что принес, гость? Дай сюда и проваливай!

– Вы дружили с ними? – удивилась Наташа.

– Нет, случайно один раз вышли, заблудились. Я тогда подумал: все, не увидеть больше солнышка. Налетели, окружили…

– Разве не страшно было спускаться?

– Глупые мы были, молодые. Пошли зимой, когда они к теплым трубам жмутся, но заблудились и… А зимой у бомжей всегда был голод. Хорошо, что вы очистили тоннели.

– Это не мы, это крысы. То есть…

– Тильзиты, – кивнул диггер и поежился. – Я думаю, это они сняли антенны, – прошептал он, – больше некому. Мы влипли! Теперь они могут легко нас найти по ним, пойдут от одной к другой… Только знаешь, я думаю, что они пошли в другую сторону. Ты согласна? Наташа не ответила. Он положил «рокот» патрульного на колени и тоже стал всматриваться в ход, освещая его лучом фонаря. Каска Омара лежала посредине камеры и слабо светилась, будто ночник. Шуршали по стенам редкие ручейки земли. Было душно, но уютно.

– Мы не можем здесь задохнуться, как думаешь? Четверо в такой тесноте…

– Можем, но в рюкзаке комплект выживания, запищит тревога. Тогда придется уйти туда.

– Туда… – Диггер не отрываясь смотрел в ход. – Они там, Наташа.

– Заткнись. Лучше расскажи про цыган. Они были здесь самые опасные, да?

– Цыган под землей не было.

– То есть как? – уставилась на него Данилова.

– Не было, – кивнул диггер. – То есть приходили, наверное, к своим схронам, но охраняли их бомжи. За это цыгане давали им еду, наркотики, подсказывали, где можно выйти на поверхность, поживиться. Помойки, брошенные дома. А сами таборные цыгане жили наверху, где-нибудь в тихом уголке.

– У меня другая информация, – усмехнулась Данилова, вспомнив укрепленный подземный бункер.

– Ну, тогда не знаю, – пожал плечами Алексей. – Если бы мы знали, что можем под землей встретить таборных, то никогда бы не полезли глубоко.