– Ничего страшного, всё нормально, – успокоил его Валентин. – Как ты?

– Голова тяжелая и дышать плохо. И ещё голоса какие-то, вроде бы знакомые, но я никого не вижу.

– Это пройдет. Скоро пройдет, тебе станет легче.

– Где мы?

– Мы рядом. Я скоро уйду, а ты останешься.

– Куда уйдешь?

– К отцу, ко всем остальным.

– Но ведь отец же умер… Ты тоже?

– Так вышло, братишка, – с грустью произнес Валентин.

– Но я не хочу так! – Владиславу показалось, что он кричит. – Не уходи, не оставляй меня одного! Я не смогу остаться один!

– Ты не один. Мы всегда будем с тобой. Ты должен остаться ради Альки. Он ведь ещё маленький.

– Значит, всё, что было у нас дома, мне не показалось? В тебя и Дину стрелял Вадик?

– Да. В тебя тоже.

– Где Дина?

– Там же где и ты.

– Тебе больно?

– Нет. Здесь нет боли, тепла, холода… Здесь всё иначе.

– Почему я не чувствую?

– Ты ещё не пришел сюда. Ты рядом, но не здесь.

– Я не останусь один без тебя.

– Останешься, – Валентин улыбнулся. – Куда ты денешься?

Владиславу становилось всё труднее и труднее дышать, будто не хватало воздуха, голова становилась как чугунный шар. Неожиданно появилась Дина. Её лицо было спокойным и светлым. Она коснулась его лба, щеки, обвела контур губ и тихо сказала:

– Прости, мальчик мой, так вышло.

– Почему ты просишь прощения? – Владислав попытался взять её за руку, но тут увидел рядом с ней Валентина. – Ты тоже… тоже умерла?

– Я не хотела, мальчик мой, оставлять тебя, но так нужно. Я всегда буду рядом. Помнишь, что ты мне обещал? Не оставайся один.

– Нет… Нет! – Владиславу показалось, что он наконец-то вырвался из объятий боли. Ему стало легче. – Я не останусь здесь один, без тебя, без Валика!

Они все оказались в каком-то светлом помещении. Окон не было, вернее не было даже стен, как таковых, не было потолка, свет падал неясно откуда, только под ногами было какое-то подобие прозрачного пола. Внизу был реанимационный зал. На кровати было распростерто чье-то удивительно знакомое тело, с повязкой на груди и забинтованной головой. Над ним суетились его и Валентина сотрудники. Слышно было, что они говорят и как звякают какие-то инструменты. Сергей Шмелев – Владислав узнал его – спрашивал у кого-то: «Сокращения?» и чей-то из медсестер голос отвечал: «Нет. Импульса нет» и всё продолжалось снова. Наконец голос Сергея произнес:

– Всё, отмучался… Семнадцать минут…

– Это я? – удивленно спросил Владислав.

– Да, – кивнул Валентин.

– Я тоже уже умер?

– Не знаю. Тебе скажут. Ты сам узнаешь.

В этот момент свет стал нестерпимо ярким и все – Валентин, Дина и он – склонили головы. Его охватило ещё неиспытанное раньше чувство любви. Неизвестно откуда величественный голос спросил:

– Ты готов умереть?

– Да, – Владислав и все, услышав этот голос, опустились на колени.

– Все дела закончены?

– Да. Я один.

– И нет дитя, за которое ты в ответе? Ты отрекаешься от своего сына?

Владислав очень ясно увидел Альку, стоящего над его гробом, заливающегося слезами. Он вспомнил свою боль, когда узнал о смерти отца. Теперь почему-то это чувство будто удвоилось.

– Нет. Я не готов, – ответил он. – Он ещё маленький и я ему нужен. Дай мне проститься с братом и Диной.

– Они будут с тобой. Ты сейчас слишком слаб и не останешься один.

Свет стал снова нормальным, не слишком ярким и они поднялись с коленей. Владислав удивленно смотрел на Дину и Валентина. Между ними начала появляться прозрачная стена. Он попытался рвануться через эту стену, но она оказалась очень прочной. Валентин протянул ему руку и сказал:

– Иди, Влад. Мы ещё увидимся. Сейчас тебе нужно вернуться.

– Не оставляй меня, – прошептал Владислав и сделал шаг назад.

Ему показалось, что он падает в пустоту, а потом он услышал чей-то крик:

– Сергей Николаевич! У него фибриляция… слабые сокращения… Скорее!

Он так и не пришел до конца в себя. Он слышал всё, что говорят вокруг него, каждый звук, каждое движение, чувствовал каждое прикосновение к себе. Он остался где-то в том светлом помещении и одновременно в реанимационном зале. Он не мог сделать последний шаг и уйти от Валентина. Ему казалось, что его рвут на части. Валентин был всё время с ним. За прозрачной стеной был какой-то другой мир – теплый и светлый, в нем царили гармония и совершенство. Из-за этой стены приходила иногда Дина, её прикосновения были ласковыми и легкими, как дуновение ветерка. Она приходила и уходила, а они оставались вдвоем. Они вспоминали то, что было. Жизнь проходила перед ними, как на экране – всё было на двоих: горе, радость, смех, печаль, удача. И чем больше они вспоминали, тем больше Владислав чувствовал всё за двоих. Сколько прошло так часов, дней или лет он не знал. Они дошли до ТОГО УТРА. И тогда из-за стены пришел отец. Он пришел вместе с Диной, но Дина осталась стоять в стороне, у стены. Отец подошел к ним, ласково улыбнулся и протянул Валентину руку.

– Пора, сынок.

– А я? – Владислав почувствовал холод одиночества сильно, как никогда.

– Влад, ты остаешься. Пойми, сынок, ты сейчас не можешь уйти. Настанет день, мы все встретимся. Но это будет не скоро. Сейчас Вальку пора и тебе пора, – он погладил Владислава по голове, как когда-то в детстве. – Мне жаль, что всё так вышло.

– Мне плохо без вас, – прошептал он.

– Будь сильным. На двоих сил у вас не было, должен был остаться тот, у кого не окончены земные дела. Это был ты. Валик отдал тебе всё, что осталось у него.

– Поэтому я чувствую всё вдвое сильнее?

– Да. И так будет всегда. Так когда-то было и у меня с Даном. У меня совсем не осталось сил жить, пришлось вас доверить ему. Отдать я смог то, что осталось по отношению к вам. Ведь тогда он был в полном порядке. А сейчас, сынок, прощай, – он обнял Владислава и прижал к себе.

– Прощай, отец, – прошептал Владислав.

В последний раз Дина коснулась его лица и ушла. Валентин, как и отец, обнял его. Владислав с ужасом прошептал: «Прощай», и заплакал. Слезы катились по лицу, он не вытирал их, а только смотрел вслед уходящим. Всё заволокло каким-то сумраком, через который стали постепенно проступать очертания стен, потолка, бестеневых ламп и окна. Дышать стало труднее, что-то мешало во рту. Он наконец-то ощутил своё тело, но оно показалось чужим, онемевшим и очень усталым. Владислав попробовал пошевельнуться, но не смог, до того он ослабел. Горло было сухим, как песком ободранным, хотелось пить.