Алик вернулся домой около десяти. Он вместе с Геной вошел в дом. Пальто отца уже висело в прихожей. Из глубины дома слышалась музыка – отец играл на рояле «Лунную сонату». Алик разделся, повесил куртку и спросил Гену:

– Пойдешь показываться пред светлы очи?

– Пойду, шалопай, – Гена обнажил в улыбке крепкие зубы. – Не бойся, что проторчали с Катюхой весь вечер в кафе, вместо уроков, не скажу.

– Можешь сказать, он сегодня добрый!

Алик показал Гене язык, а тот, в свою очередь отпустил ему легкого пинка. После этого оба пошли в комнату, откуда слышалась музыка.

Владислав играл на рояле. Увидев их боковым зрением, он прервал игру и повернулся к ним.

– Шеф, докладываю, – улыбаясь, сказал Гена, – ребенок цел и невредим. Я вам не нужен?

– Нет, Генчик, спасибо. Завтра утром, как обычно.

– Тогда спокойной ночи.

– И тебе спокойной ночи.

Гена ушел. Владислав поднялся, взял с журнального столика бокал с коньяком и сделал оттуда небольшой глоток. Уютно потрескивали дрова в камине. Он посмотрел на языки пламени через красновато-коричневую жидкость в бокале, сощурился. Алик потянулся до хруста в костях, уселся в кресло и положил ноги на журнальный столик.

– Как дела? – спросил Владислав, поворачиваясь к сыну.

– Отлично! За всё твое отсутствие ни одной четверки. Был примерным и смирным.

– Это я уже слышал. Как Катерина?

– Тоже хорошо.

– Небось, в кафе где-нибудь весь вечер сегодня проторчали? – он ещё сделал глоток коньяка.

– А откуда ты знаешь? – удивленно спросил Алик.

Иногда отец мог непонятным образом узнавать, что он думает или где был, что делал. Это началось вскорости после того, как он вернулся из Афганистана. Как это у него получается, Алик не мог понять никак. По началу он думал, что отец узнает потихоньку от кого-то то, что Алик держит в секрете. Потом, со временем, он стал замечать, что отец выдает подобные сюрпризы не только ему, но и, порой, посторонним людям. Иногда это даже пугало. В свое время, когда ещё был жив Валентин, была ещё одна интересная особенность: можно было начать разговаривать с одним из них, оборвать на полуслове и пойти в другую комнату, где находился второй, чтобы докончить с ним разговор, начала которого он не слышал и не мог слышать. В конце концов, Алик привык к этому, но иногда всё же удивлялся. Так было и сегодня.

– Показалось, – как обычно в таких случаях ответил отец.

– А почему ты сегодня без Ники? – Алик закурил.

– Алена, ты только главное не падай, – Владислав смущенно улыбнулся.

– Я не упаду, я сижу, – успокоил его Алик. Тут он заметил у Владислава на пальце обручальное кольцо. – Слушай, а классненькое колечко! Вы что, помолвку устроили, как на Западе?

– Бери больше.

– Больше? – Алик наморщил лоб. – Больше… больше… Заявление, что ли подали?

– Ещё больше.

– Бать, ну что ты как на аукционе «кто больше»?

– Поженились. В четверг венчаемся и свадьбу гуляем.

– Ура!!! – Алик бросил недокуренную сигарету. – Так давно пора было! Ну, ты, батя, даешь! Стоит, как первоклассник с двойкой мнется! Поздравляю!

– Ты действительно рад?

– А что, не видно? – удивился Алик. – Или для меня это чревато последствиями?

– Нет, для тебя это ни чем не чревато. Я просто боялся, что ты можешь не понять, – Владислав виновато улыбнулся.

– По-моему я тебе сразу сказал. Какие могли быть проблемы? Мне непонятно было, почему вы так тяните. Тебе ведь без неё плохо было, – Алик стряхнул столбик пепла с полуистлевшей сигареты и затянулся. – Кстати, а где она?

– Дома. Сегодня ещё переночует там. Просто всё так спонтанно вышло. Когда-нибудь потом объясню, – он сел в кресло напротив Алика, спиной к камину, так же, как и сын положил ноги на столик. – Я сегодня очень устал.

– Па, а можно я Катю к вам на свадьбу приглашу?

– Можно. В церковь, правда, поедет только узкий круг.

– Само собой. Кстати, а чего ты спать не идешь, если устал?

– Пробовал. Не могу уснуть. Я ещё немного посижу. Ты не волнуйся.

– А ты деду уже сказал?

– Сказал. Обрадовал.

– Ладно, па, ты не обижайся, если я не нужен, то я пойду поплаваю и упаду. У меня завтра первая контрольная по физике, – Алик затушил окурок и поднялся.

– Конечно, иди. Я тоже недолго.

Алик ушел. Владислав остался в комнате один. Он потушил свет, пересел в другое кресло и смотрел на огонь. Отсветы пламени бросали слабый красноватый свет. Владислав повернулся и посмотрел на стоящие на камине фотографии. Невольно у него сжалось сердце от непонятного чувства вины перед Валентином и перед Диной. Лица с фотографий смотрели на него без укора, с обычными, однажды и навсегда запечатленными улыбками.

Фотография с Валентином была сделана в Юрмале. Они любили ездить туда вместе не в сезон. Море становилось серым. Крошечные поселки на побережье становились почти пустыми – оставались только местные жители, да и те днем почти все уезжали на работу в Ригу и Елгаву. С моря дул соленый ветер. Запах моря смешивался с запахом хвои и можжевельника. Они могли часами бродить вдвоем по пустым пляжам. Сырой песок приятно пружинил под ногами, не было толчеи и суеты. Вечер они обычно проводили в ресторане, где тоже было почти пусто… Иногда они ездили в Ригу, чтобы прогуляться по старому городу, зайти в Домский собор, послушать орган.

Владислав почему-то очень хорошо запомнил этот день. Они были на берегу. Неподалеку из воды выходили несколько лебедей. Валентин смотрел на них и улыбался.

– До чего хороша птица в воде и до чего уродлива на берегу, – сказал он, прикрывая ладонью пламя зажигалки, чтобы подкурить.

– Точно, – согласился Владислав. – Шлепает, как утка.

В это время их сзади окликнул голос с типичным латышским акцентом. Они повернулись и увидели пожилого фотографа. В это время фотограф на пляже выглядел совсем непривычно.

– Молодые люди, не желаете сфотографироваться на фоне лебединой стаи? – спросил он.

Они переглянулись и поняли друг друга.

– Только не на фоне этих птичек, – сказал Валентин. – А то ещё кассетку с записью лебединой песни предложите.