Припечатали. Зафиксировали.

Сейчас вырвет…

Нет. Откатило.

Сквозь звон в ушах доносились чьи-то крики. Обеспокоенные. Тревожные. На непонятном невнятном языке.

На английском, поняла Юлька. Мозги – или что там отвечает за соображаловку? – решили временно обойтись без отключившегося организма и разобраться в ситуации самостоятельно. И, прокрутив калейдоскоп ярких осколков, сложили логически непротиворечивую картинку.

Тут-то она и сказала себе: меня «накрыло». Меня «взяли». И на этот раз взяли всерьёз…

Юльку меж тем подняли, затрясли, понесли, стали усаживать, слева остро запахло тревогой, справа какими-то вкусными духами, а потом нахлынуло ещё сдобой и жжёным маслом – и мир едва не ускользнул. Стоять!

…Только вот те, кто её почти загнал, немножко не рассчитали. Перестраховка – это тоже ошибка, учил тренер Аллардайс. Чёрт, чёрт – времени, чтобы воспользоваться вражеской ошибкой, совсем не оставалось…

Ерунда. Нет ничего растяжимее времени.

Она протяжно простонала и попыталась остановить глаза на чём-то одном, но не получилось, почти по-настоящему не получилось. Закрыла в изнеможении. Так… здесь получилось немаленькое скопление народа, человек двадцать уже принимали участие в её судьбе, и пока все эти люди здесь – физически, «тушкой», её не заберут. Значит, надо продлить недомогание, сколько можно, а потом…

Потом будет потом.

– Всё хорошо, леди, всё хорошо… – понимание включилось наконец, и она стала слышать не просто шум, а нормальную речь. – Сейчас придёт доктор, и всё будет хорошо.

– Где я? – спросила Юлька из двух соображений сразу: показать, что она не вполне в себе – и выяснить, куда же это её занесло, в самом деле.

– Это Гленвилль, – сказали ей два голоса, и она кивнула, будто поняла. Сама же попыталась мысленно открыть карту. Гленвилль… Гленвилль… кажется, здесь?

Точно. Значит, до «Тедди» осталось меньше ста километров.

Час полёта. Ну, полтора. Потому что искать.

Ну, два…

Вот досада. Два часа не могла потерпеть со жратвой.

И тут её снова скрутило. И на этот раз стало рвать – сначала ничем, потом желчью.

И тогда прибежал врач.

Он был без халата, и Юлька поняла, что это врач, по рукам. Такие руки бывают только у врачей. Очень уверенные и никогда не делающие вреда.

Врач что-то спрашивал, она отвечала – и тут же забывала и вопрос, и ответ. Что-то с головой, определённо что-то жестокое с головой. Нет, никогда раньше…

Теперь она лежала на какой-то кушетке, вся мокрая, прикрытая одеялом. Она не понимала, жарко ей или холодно – как-то сразу и то, и другое. Пить – и ей тут же давали пить, что-то холодное, лимонно-сладковатое. Доктор, позвала она, но ей сказали: нельзя, доктор занят, тут ещё одной женщине плохо, что же это такое делается?

А потом она увидела знакомое лицо, сразу поняла, что знакомое, но из тех, которые не можешь вспомнить, где видел и при каких обстоятельствах. Мужчина, уже пожилой, стоял и мял в руках и без того мятую рыбацкую шляпу.

Борода веником и полотняная рубашка с вышивкой… На груди покачивается чудовищно потёртая кожаная сумочка на витом шнурке.

Лицо у него было бледным, даже сероватым, и лоб весь в крапинках пота.

Он постарался улыбнуться, подошёл, присел на корточки и достал из сумочки блокнот и ручку.

На первой странице уже было выведено: «Привет, я Райс. Я не могу говорить, но прекрасно понимаю по губам».

Юлька кивнула. И – вспомнила.

– Привет, – сказала она тихо, но при этом стараясь чётко артикулировать. – Я вас вспомнила.

«Сью тоже плохо», – написал Райс.

– Что с ней?

«Доктор скажет. 26 недель. Боюсь. Повезу её в больницу».

– Она беременна?

Райс кивнул.

В больницу, подумала Юлька. Это тоже как бы на людях. А потом можно и смыться.

Обидно, была почти у цели.

Но это, в общем… ладно, назовём отсрочкой.

– А больница далеко?

«Нет, всего 50 миль».

– Нужно вызвать скорую, да?

Райс пожал плечами. Написал: «Спрошу».

И ушёл.

Юлька закрыла глаза. Голова кружилась как-то спереди назад, будто переворачиваешься на качелях.

Вернулся доктор. Теперь Юлька увидела, что ему лет семьдесят.

– Ага, вам лучше, милая леди. Это радует.

– Спасибо, – сказала Юлька. – Доктор, я не помню, что уже успела наговорить…

Он махнул на неё рукой.

– Это было что-то особенное. Я никогда не видел, чтобы женщина в таком состоянии пыталась причесаться и подкрасить губы.

Юлька никогда не красила губы. Они у неё от природы были яркими и чётко очерченными. Она поняла, что дедушка шутит, и улыбнулась.

– А я сказала вам, что беременна?

– Нет, – тут же насторожился доктор. – Какой срок?

– Семнадцать недель.

– По вам совершенно не скажешь… Так, это меняет дело… и как же решить?.. Беда в том, что всё, что я могу предложить, – это кушетка в моём кабинете и немного аспирина.

– А вызвать скорую?..

– Видите ли, я уже второй день не могу дозвониться никуда. Похоже, или мы опять без всякой связи, как в ноль четвёртом, или на телефонном узле все одновременно ушли в отпуска, как в позапрошлом. Порядка нет и уже никогда не будет. Вот, джентльмен повезет свою скво в ближайший госпиталь – присоединяйтесь. Те же проблемы, что и у вас…

Райс кивнул.

– Спасибо, – кивнула в ответ Юлька. – Но только у меня ещё и байк…

Райс удивленно пожал плечами, изобразил руками что-то большое и вместительное, ткнул пальцем в середину. Ах да, подумала Юлька, у них пикап. Вон он стоит…

То, что шарахнуло ей по мозгам, накатывало волнами, прилив – отлив – прилив, и сейчас снова становилось хуже, голова, подумала она, голова сейчас лопнет, это не боль, но какое-то жуткое давление изнутри, странно, что глазки ещё на местах, она потрогала их, да, правильно, там, где положено. Трое парней весело подхватили не такой уж лёгкий аппарат на руки и водрузили в кузов, пикап скрипнул и просел. Сиденья в машине были обтянуты чем-то тошнотворно-красным. Сью, бледная и дрожащая, пропустила Юльку в салон, такая вот рыбалка неудачная, сказала она, а где мои удочки, отчаянно вскинулась Юлька, и ей принесли её удочки в чехле. Скоро, сказала Сью, скоро всё кончится и всё будет хорошо, и едем, едем скорее, она еле сдерживала тошноту. Райс тронул машину, развернулся, они оказались на дороге, узкой-узкой, никого не обогнать, если гаду вздумается плестись впереди. Калифорнийцы не нарушают правил, пусть рухнет мир, а закон да будет соблюдён. Пристегнись, показал Райс Юльке, и она пристегнулась. Замок щёлкнул как-то по-ружейному. Юлька повернулась к Сью и хотела что-то сказать, но та уже сама поднесла к её лицу прозрачную дыхательную маску с подсоединённым красным баллончиком. Из маски пахнуло прошлогодними листьями…

– Я её потерял… – Яшу скрючило, насильственный разрыв контакта всегда болезнен, а в том мигренном состоянии, в котором пребывали они с Чарли и все инстинктивно сбившиеся в кучку эрхшшаа, особенно. – Что-то видел, но не могу ручаться…

Чарли придвинула ему бутылку, он глотнул джин прямо из горлышка. При обычных мигренях это помогало. Джин, горсть аспирина, крепкий, чтоб ложка стояла, дешёвый растворимый кофе. Самый мерзкий на вкус.

Впрочем, кофе в Конфедерации – это вообще нечто…

Не отвлекаемся.

– Саш. Смотри сюда. Понимай. Я что-то видел, сейчас оно отстоится, опишу. Но это не информативно. Дальше: пеленг я взять не смог, не успел. Но почему-то мне кажется, она где-то на юго-востоке. Вот в той стороне. Там юго-восток. Не ручаюсь, но кажется. В смысле, юго-восток там точно, а вот Юля… возможно. Дальше. Я думаю, её просто ушатало так же, как и нас. Может быть, она сейчас просто потеряла сознание. Она явно куда-то ехала и была не за рулём, очень узкая дорога и жёлтая осевая. Чем-то её этот жёлтый цвет зацепил, она его ненавидела. Дальше. Она чувствует себя в опасности и от кого-то убегает, но это не непосредственная опасность, не сию минуту. Она уверена, что и дальше сможет скрываться. Что она кого-то обхитрила. Это всё шло фоном. Вот. И картинки… В общем, их две. Огромный ярко-красный пластиковый диван, бывает такой мерзкий оттенок красного, что блевать хочется. Она на этот диван смотрит сбоку. Похоже, что ей нужно на него сесть, а – очень противно. Он будто скользкий или липкий. И вторая, я уже сказал: дорога, узкая, в две полосы, и разделительная линия – жёлтая. Справа и слева косогоры и кусты. Никаких внешних ориентиров я не засёк. Собственно…