Она лезла, лезла вверх, лезла, уже ничего не видя, кроме этого вымпела, а вскоре перестала видеть и его…
Когда Юлька выбралась наружу, там была ночь. Штук десять – хотелось сказать: «человек десять» – енотов сидели в кружок вокруг костра. Над костром висел закопчённый чайничек…
Она стряхнула с себя остатки сна и села. И как прикажете эти сны толковать? По Мерлину, по Фрейду или по девице Ленорман?..
И что же ей показалось таким важным в этом сне?
Она ещё раз, теперь уже сидя, закрыла глаза и сосредоточилась. И тут же поняла: всё это время, пока крутились какие-то события, она опять ощущала себя этаким «колокольчиком», объектом чужого пристального внимания. А сейчас…
Нет.
Или она просто не может сосредоточиться?
Проклятье… ни в чём нельзя быть уверенной…
Юлька встала на ноги, чувствуя, что внутри всё ещё крутится вхолостую моторчик, уносивший её от погони. Умылась холодной водой из бутылки, но от этого стало зябко и нервно. Следовало бы перекусить, вчера она в придорожном китайском кафе поела и ещё купила с собой контейнер какой-то вкусной еды…
Вспомнила. Еноты сидели в кружок вокруг костра, а вокруг них поднимались горы рисовых зёрен – тех самых, на которых выцарапано всё, что когда-либо было написано на бумаге, все знания человечества. И эти рисовые зёрна еноты держали в горсточках и грызли по одному…
Досада от исчезновения вековой мудрости – и выкручивающее желудок чувство абсолютного голода. Юлька потянулась к рюкзаку…
Рюкзака не было!
На миг Юлька как будто исчезла, а потом из ничего возникла вновь, здесь же, но уже совсем другая. Вся покрытая холодным потом, однако с винтовкой в руках. На полусогнутых, готовая или прыгнуть, или упасть.
Да нет же. Что ты. Вот он, рюкзак.
Юлька без сил села на одеяло, положив на колени винтовку. Она не знала, как долго сидела так.
Потом обнаружила, что контейнер с едой пуст. Автоматика сработала. Значит, можно двигаться дальше…
А «супербайк» не завёлся.
То есть всё включалось, но через две-три секунды проходила спонтанно команда отбоя, гравитаторы останавливались, а потом отключался и конвертор. После нескольких попыток запустить его Юлька полезла в энергоблок – и обнаружила, что кончилось железо! Чёрт… Такие маленькие конверторы использовали не стержни, как обычно, а миллиметровую проволоку, смотанную бухтой. Килограммовой бухточки хватало месяца на три непрерывной работы. И вот надо же – сейчас из топливоприёмника торчал крошечный, в сантиметр, хвостик…
Железо должно быть чистое, специальное, этакое мягкое и серебристое. Сталь не подойдёт, низкосортное ржавеющее железо – тоже не подойдёт. Проклятье, где же взять?..
Глава семнадцатая
Герцогство Кретчтел, Сайя, планета Тирон. Год 468 династии Сайя, 14 день лета
Первые выстрелы сражения раздались на правом фланге, на стыке позиций легионеров и герцогских гвардейцев. Стрельба опять застала Стриженова за едой, это уже начинало раздражать…
– Я схожу посмотрю, – опередив его, вскочил майор Ибрагимов, начальник штаба и оперативного отдела в одном лице.
Сейчас, при численности отряда меньше стрелкового батальона и наличии только строевых офицеров, не было возможности (да и не имело смысла) создавать полноценный штаб. С теми ограниченными задачами, которые стояли перед отрядом, вполне справлялись сам полковник, Ибрагимов и трое порученцев; ещё десять бойцов осуществляли связь, телефонную, семафорную и пешую. Ибрагимов был умница и штабист, как говорится, от бога – то есть и талантливый администратор, и тактик, и немного шаман.
Ибрагимов выскочил из блиндажа, полковник же упрямо дохлебал луойю – что-то вроде супа-гуляша: густое, сытное и ароматное варево из молодой козлятины, лука, стручков сладкого перца и квари, местной разновидности тыквы, которая на Тироне занимала в рационе примерно то же место, что картошка в Европе. Еда успокаивает… а он знал, что в последние годы его вспыльчивость иногда одерживает верх над благоразумием.
Луойю мы запьём рюмкой водки…
Вернулся Ибрагимов.
– Кажется, началось, – сказал он. – Атакуют соседей справа. Думаю, это разведка боем.
Словно ожидавшая этих слов, стрельба полыхнула удесятерённо. Ударил пулемёт, к нему добавились ещё два. Били не просто длинными – сплошными очередями. Потом всё покрыл грохот тяжёлых пушек.
– Зря это они… – сказал полковник и встал; тело было чугунным, негибким. – Ну, пойдём наверх.
Наблюдательный пункт был оборудован в неплохом месте: на ребре довольно высокого холма. Превосходный обзор – больше двухсот десяти градусов, – линия обороны просматривается на три с лишним километра влево и на пять-шесть вправо; дальше справа шло пятнистое серо-жёлто-зелёное месиво непроходимых солёных болот, а слева линия обороны загибалась назад, этакое плечо натянутого лука… Судя по оперативной карте, левый фланг был попроще для обороны: из-за нескольких овражков наступающие не могли сопровождать пехоту артиллерией.
По всему выходило, что именно здесь, на участке ответственности легионеров, и будет самое горячее место. Здесь – и, может быть, ближе к солёным болотам…
Недостаток у наблюдательного пункта был только один, но существенный: слабое блиндирование. То есть от настильного огня защита была превосходная, непробиваемые брустверы из дикого камня, стальная заслонка на фронтальной амбразуре, – зато от навесного прикрывал только небольшой железобетонный козырёк. Чапам просто никогда ещё раньше не приходила в голову мысль, что надо прикрываться и от тех снарядов, которые падают сверху.
Ладно, это не самое страшное…
Перед позициями отряда было пусто. Справа всё застилал желтоватый дым, видны были выходящие из леса густые цепи, и между ними часто-часто взлетали фонтаны огня. Батареи за спиной солидно стучали очередями, пока ещё чётко, не в разнобой.
Цепи шли.
Вступили все пулемёты гвардейцев, а потом затрещали дружные залпы. Гвардейцы – в отличие от чапов, предпочитавших М-1 по каким-то своим повстанческим причинам (экономия патронов?), – вооружены были бельгийскими «ФН-ФАЛ», имеющими и режим стрельбы очередями. Но пока что били залпами.
Так… Дружно поменяли магазины…
Множество несильных взрывов где-то по линии окопов. Неужели гранаты?
Кончились залпы… зачастили. Беспорядочная стрельба. Чаще и чаще в общий фон вплетаются короткие очереди. Всё, дикая неуправляемая пальба…
И в этот момент напротив фронта легионеров из-за рощиц, почти сливающихся зрительно в сплошную завесу, тут и там стали появляться и разворачиваться веером орудийные упряжки. Пушки быстро снимали с передков…
Десять…
Двадцать…
Около сорока орудий.
Не дожидаясь, когда начнёт противник, и не дожидаясь команды, ударили мортиры Легиона – шесть выстрелов один за другим. Полковник видел, как в небе протянулись дымные трассы. Они как будто зависли высоко, под скомканными ветром облаками, а потом ринулись вниз. Взрыватели настроены были на самое лёгкое касание, и мощные бомбы взрывались, не вздымая тонн земли, а расстилая ударные волны и осколки по поверхности. Смело канониров, опрокинуло одно или два орудия…
Потом остальные открыли беспорядочный торопливый огонь.
Били шрапнелью. Снаряды рвались над головами, засыпая окопы раскалённой чугунной фасолью.
Ещё раз ударили за спиной мортиры. На этот раз по земле докатилась дрожь мощной отдачи – наверное, полковник слишком ждал второго залпа. Бомбы улетели и разорвались в дыму, и урон, нанесённый ими, ясен не был…
Вскоре вражеские артиллеристы перешли на стрельбу гранатами. Разрывов получалось как-то совсем мало, и полковник догадался, что только несколько пушек бьют по его окопам, а остальные – далеко за спину пехоты, по позициям тяжёлой артиллерии. И точно: тут же позвонили из штаба, крича, что с этой швалью нужно покончить немедля, иначе…
– Куренной, – позвал полковник, и разведчик тут же оказался перед ним, как Сивка-Бурка. – Пройдись глазом или ножками, если надо – где может сидеть их корректировщик?
