Людское море внизу казалось бесконечным, а полёт – страшно медленным… Наконец начался лес.
…Когда аппарат, подпрыгнув и напоследок закрутившись, всё-таки остановился, наступила потрясающая тишина, нарушаемая только потрескиванием остывающих моторов. Потом в тишину эту впилились крики подбегающих, и полковник, чтобы успокоить их, помахал рукой. Он уже пытался отстегнуться, но одной рукой не получалось.
– Сначала его, – сказал он Куренному, кивнув на лётчика.
– А вы-то целы, товарищ полковник? – на всякий случай уточнил Куренной, хотя уже взялся за ремни Туварха.
– Цел я, Серёжа, цел…
Цел он был, цел, все посланные в него пули прошли впритирочку, а вот в пилота одна попала, и как они дотянули… это чудо. При касании земли Туварх сказал что-то неразборчиво и потерял сознание. И сейчас, глядя, как его вынули из продырявленного сиденьица и сколько крови осталось на прутьях, полковник ещё раз подумал: чудо. И: какой молодец парень.
Потом помогли и ему выпутаться из ремней, спуститься на землю. Подошёл чапский майор из главного штаба. Он был на позавчерашнем совещании, знакомился, но Стриженов вдруг забыл, как его зовут.
– Приветствую… – начал чап – и вдруг осёкся, уставившись на культю Стриженова. – Э-э…
– Ещё вчера были обе, – сказал полковник. – Давайте к делу. Передовые их части в трёх милях от нашей линии, вот здесь… – он зацарапал ногтями по планшету, пытаясь его открыть, майор услужливо подсунул свой. – Благодарю… Вот здесь, от кромки болот и на север. Примерно, как мне кажется, три тысячи штыков. А вот к этому участку, по прикидкам, подходят сейчас не меньше двадцати пяти тысяч…
– В чём состоят прикидки?
– Я подсчитал обозные фуры.
– Тогда пехоты может оказаться и больше – насколько я знаю, эти мерзавцы любят путешествовать налегке…
– И плюс около сотни пушек, – сказал полковник.
Калифорния 29.07.2015. Ближе к вечеру
Она ещё никогда не просыпалась в винограднике. Здесь так умопомрачительно пахло… именно умопомрачительно, потому что она ощущала себя совершенно счастливой – вопреки гнусной реальности.
Юлька поплотнее завернулась в индейское одеяло, под которым спала, потому что ветерок, тянущий от гребня, был свеж. Над гребнем висели огромные белые пальмовые листья высоких-высоких облаков. Она расслабилась чуть-чуть, чтобы продлить минуты пробуждения – и заодно вспомнить сон. Кажется, ей приснилось что-то важное.
Назад-назад-назад… вниз-вниз-вниз-вниз…
Опрокидывающе-темно…
…ей показалось, что прошла вечность.
Её зажали со всех сторон, а сверху стригли атмосферники – то ли два, то ли даже три, она так и не поняла. И не было возможности выскользнуть, врагов оказалось больше, и они, сволочи, диктовали ход событий. Она была против. Но нужно было поймать момент, поймать момент…
Юлька не могла уйти на высоту и по прямой – атмосферники были быстрее. И не могла ускользнуть в какую-нибудь щель – не видно было тут никаких щелей, а если какая и мерещилась, то тут же рядом оказывались глайдеры, очень быстрые и вёрткие. Она могла перескочить через них – и перескакивала, но её тут же прижимали к земле, и всё начиналось снова.
Пока они были неподалёку от шоссе, загонщики давили её корпусами. Но когда ушли от шоссе в сторону, она услышала треск автоматных очередей. Наверное, они пока ещё не старались в неё попасть – свиста пуль она не слышала. Били на психику…
Она не хотела, не собиралась сдаваться, но в какой-то момент просто пришло отчаяние.
Это было как год назад, в блиндаже на базе Пулково. Её связали тогда и забили рот кляпом. Она всё понимала: что вот-вот произойдёт катастрофа, в которой погибнет и она сама, и всё вокруг, и Питер с окрестностями… и надо было что-то делать, но она была связана по рукам и ногам, а рот забит кляпом. Вот тогда подступило отчаяние… но пришёл Санька и спас её. И, наверное, всех остальных…
А сейчас её зажимали со всех сторон, чтобы убить или захватить, но никому не грозят никакие катастрофы – а значит, скорее всего, никто не придёт и не спасёт, Пол так далеко, на другом конце Солнечной системы… и зачем, зачем?..
Страх и отчаяние. Отчаяние и страх. Она металась из стороны в сторону, как лиса, травимая собаками.
Сворой…
Сколько же их?!.
Не меньше двадцати. И, наверное, становится больше. Потому что кольцо сжимается. Ощутимо сжимается.
В одном из прыжков она заметила вдали что-то вроде заводика: остеклённый куб, несколько белых кубиков поменьше – и два больших ангара. Скорее всего, он был заброшен, как и всё вокруг – но каким-то чудом мог и работать. Тогда там есть люди, охрана, телефон, чтобы вызвать полицию…
Ей повезло: попался овражек, не так чтобы большой, но глайдеру не перепрыгнуть, а ей-то всё равно, овраг там или не овраг! Вот когда наконец сработало преимущество «супербайка»!
Она понеслась к заводскому корпусу, шаря взглядом по сторонам. Но не заметила ничего живого или движущегося, кроме по-цирковому раскрашенного грузовичка, который как раз в этот момент в раскрытых воротах корпуса скрылся.
Юлька приземлилась на крыше корпуса. Ей казалось, что здание резиновое, надувное, и крыша гуляет под ногами.
В центре крыши стояла совершенно неуместная здесь садовая беседка, зелёненькая, местами облупленная, а в полу её, в квадратном люке, начиналась лестница вниз.
Оттуда поднимался тяжёлый запах – сладкий и сукровичный одновременно.
Что там такое варят? – с содроганием подумала Юлька.
Она перехватила винтовку поудобнее, приоткрыла затвор – патронное донце тускло блеснуло, – закрыла, щёлкнула предохранителем. Стала спускаться.
С крыши при взгляде вниз казалось, что там темно, оказалось – нет. Рассеянный мягкий приятный свет…
Лестница выводила на широкую галерею, огибающую огромное помещение по периметру. Внизу четырьмя квадратами, разделённые широким крестообразным проходом, стояли голые манекены, два квадрата чёрных и два – белых.
И – ни одной живой души…
А потом стало неуловимо темнее. Будто на солнце набежало тоненькое облачко…
Юлька посмотрела вверх. На самом верху лестницы кто-то стоял. Она видела снизу тяжёлые светло-серые ботинки и обтянутые узкими белыми джинсами ноги. Очень тяжёлые ботинки и очень крепкие ноги.
Надо было сразу выстрелить, но Юлька попятилась, надеясь спрятаться. Вон – какие-то двери, лестница вниз…
Под ноги ей подвернулась металлическая мисочка – наверное, кошачья, – и страшно загремела по металлическому же сетчатому настилу. Она каталась кругами, переворачивалась – и гремела, гремела, гремела…
Юлька не заметила, как очутилась вытянутой в струнку за какой-то колонной. Шаги свинцово бухали по галерее, шёл не один человек, а трое по крайней мере. И внизу слышалась такая же грубая неторопливая дробь многих шагов. Звук отлетал от потолка и стен, прыгал, почти не гас.
Потом с тихим жужжанием из гладкой, без малейшей царапины, стенки колонны выдвинулись стержни, образуя подобие лестницы. И Юлька, закинув винтовку за спину, полезла куда-то вверх, вверх – ничего другого ей попросту не оставалось.
Там был туннель – наверное, для вентиляции. По нему отчётливо тянуло холодом. Юлька торопилась ползти, стараясь не загреметь снова. Из-за поворота навстречу ей вышел огромный енот. Преданно посмотрел в глаза, повернулся и молча пошёл, поглядывая через плечо. Наверное, звал за собой.
Юлька приняла приглашение.
Ползти было неудобно, отовсюду торчали какие-то куски проволоки, цепляющие за одежду. Туннель поворачивал вправо и влево, пересекал другие такие же туннели, в конце концов Юлька поняла, что это очень плотный лабиринт, из которого не выбраться без провожатого. Енот уходил вперёд, возвращался, смотрел недовольно, но не издавал ни звука.
Потом в потолке обнаружился люк. Енот встал на задние лапы, вытянулся, коротенькими передними за что-то зацепился, повис, смешно раскачивая толстой попой и длинным полосатым хвостом, а потом всё-таки закарабкался наверх и исчез. Юлька подползла, перевернулась на спину. Длинная-длинная вертикальная шахта со скобами, торчащими из стен. Полосатый хвост болтался, как длинный вымпел на свежем неровном ветру.
