– В семь часов на причале яхт-клуба.

– Вам известно, встретились они или нет?

– Я рассказываю вам лишь то, что знаю от Джилли или слышал по телефону. Наверняка я знаю лишь то, что Джилли поехал в яхт-клуб и что больше я его не видел.

– Задавайте вопросы, – сказал Гастингс.

– Как он добирался до яхт-клуба? – спросил Мейсон.

– Я не знаю. В последний раз я видел его, когда он обедал в своей комнате. Было около половины седьмого. Он всегда ест консервированную свинину с фасолью. Он сказал мне за едой, что ему надо выйти около семи и что до полуночи мы получим наши три тысячи.

– А потом?

– Потом я стал заниматься своими личными делами. Я пошел домой. Я тоже снимаю комнату в «Эйджекс-Делси». Я все ждал Джилли, а когда он не вернулся к полуночи, я подумал, что он взял три куска и смылся, чтобы не делиться со мной.

– Вы знали, что Джилли выдает себя за друга Ирвина Фордайса?

– Конечно, – И под видом друга он втерся в доверие к Фордайсу?

– Да.

– И потом умышленно использовал информацию с целью шантажа?

– Да, – сказал Келси. – Я не ангел и не стараюсь казаться ангелом, а Джилли был во всем такой же, как я.

– И вы решили обмануть Джилли? Вы планировали заставить Еву Эймори подписать бумагу о том, что три тысячи долларов, найденные в банке из-под кофе, принадлежат ей, и что вся эта идея – путь к известности, а потому полиция должна вернуть ей деньги. Потом вы собирались заставить ее передать деньги вам?

– Именно так. Вы меня раскусили. Джилли замышлял обмануть меня, поэтому я хотел немного подстраховаться. Джилли не был моим настоящим партнером, он не имел опыта по части таких афер, вот и обратился ко мне с просьбой вести дело. Он рассчитывал перехитрить меня и смыться с деньгами, поэтому я решил лишь немного подстраховаться, только и всего.

– Поэтому вы пошли в прокуратуру со всей этой информацией и использовали ее, чтобы получить гарантию от обвинения в шантаже?

– А что бы вы сделали на моем месте?

– Я задал вам вопрос. Что сделали вы?

– Да, я пошел в прокуратуру.

– И там вам дали денег на парикмахерскую, на новый костюм и ботинки – с тем, чтобы вы произвели хорошее впечатление в суде?

– Нет, не там.

– Кто же дал вам денег? Шериф?

– Да.

– И вы получили от прокуратуры гарантию неприкосновенности?

– При условии, что я дам правдивые показания.

– Что значит «правдивые показания»?

– Ну… надо было придумать такую историю, в которой не было бы изъянов и не к чему было бы придраться.

– Другими словами, – сказал Мейсон, – если бы вы рассказали историю, которая выдержит перекрестный допрос, это считалось бы правдивым свидетельским показанием?

– Да, что-то в этом роде.

– То есть, если бы мне удалось запутать вас во время перекрестного допроса и доказать, что вы лжете, то никакой неприкосновенности вы бы не получили, да?

– Хм, дело вот в чем. Конечно, напрямик мне ничего такого не говорили, но от меня ждали правды. Если я говорю правду, никто не сможет найти изъяна в моей истории. Мне просто облегчили задачу.

– Другими словами, – сказал Мейсон, – если вашего рассказа окажется достаточно для осуждения подозреваемой по данному делу, вас не станут обвинять в шантаже, верно?

– Вы сейчас пытаетесь вывернуть все на свой лад, – сказал Келси. – Ну, ладно, мистер Мейсон, я буду с вами откровенен. Я не ангел. У меня были некоторые проблемы, поэтому я не мог ответить на вопрос о роде моих занятий. Я не хочу связывать себя чем бы то ни было. Мне обеспечена неприкосновенность только по этому делу о шантаже. Я готов ответить на любые вопросы, и я собираюсь рассказать всю правду, даже если после этого буду выглядеть подлецом. Вы должны помнить, что я работал в паре с человеком, который в действительности не был моим партнером. Не успел он предложить мне провернуть дельце с вымогательством, как уже начал обжуливать меня. Я не желал этого терпеть.

– Где вы были вечером десятого числа, когда был убит Джилли? – спросил Мейсон.

– О… – с ухмылкой произнес Келси. – У меня прекрасное алиби. Я был у Евы Эймори как раз в то время, когда было совершено преступление. Потом я приехал домой и провел там всю ночь. Я возвратился домой где-то после полуночи и ждал Джилли. Он не вернулся, и я решил, что меня надули, но не очень расстроился, потому что был уверен, что смогу заставить Еву Эймори посмотреть на это дело моими глазами. Весь мир был бы зол на нее, потому что она выкинула эту штуку, чтобы попасть в газеты. Им пришлось бы вернуть ей эти полторы тысячи, а я бы смотался с деньгами.

– А что случилось с Ирвином Фордайсом? – спросил Мейсон.

– Я ничего не знаю об этом. Мне известно лишь, что он был в ярости, когда узнал о предательстве Джилли и шантаже своей семьи. Можно представить себе, каково ему было. Он чувствовал, что рано или поздно все это дело окажется в руках полиции, и она докопается до сути. Как только письмо шантажистов было опубликовано в газете, он понял, что пахнет жареным, и предпочел исчезнуть с горизонта.

– Вы когда-нибудь обсуждали это дело с ним?

– Я с ним никогда в жизни не разговаривал, – сказал Келси. – Я знал его в лицо, потому что мы жили в одном доме, но он был другом Джилли, а не моим. Он тоже меня не знал.

– Да, но вас знал Джилли.

– Конечно, меня знал Джилли. Я слыл человеком… впрочем, не будем вдаваться в подробности, но он хотел надуть Бэнкрофтов и думал, что я смогу подсказать ему, как это сделать.

– И вы подсказали, как это сделать?

– Не отрицаю.

– И вы были в комнате Джилли в день убийства?

– Да, часов около семи. Точнее, между половиной седьмого и семью часами.

– Что делал Джилли?

– Я же сказал. Он ужинал. Он торопился, так как ему нужно было идти. Он сказал мне, что собирается вернуть три тысячи, которые уплыли от нас, и обещал прибыть с «наваром» к полуночи. Как я уже сказал, он ел консервированную фасоль и хлеб.

– Он пил кофе? – спросил Мейсон.

– Нет, только немного молока. Он никогда не пил кофе на ночь. Наверное, пил по утрам. Я же говорю, мистер Мейсон, он не был моим постоянным напарником.

– Затем вы самостоятельно отправились на розыски. Когда вы вернулись?

– Не знаю. Может быть, около девяти или половины десятого.

– И после этого вы все время были в вашей комнате?

– Нет, я время от времени подходил к комнате Джилли, чтобы посмотреть, не пришел ли он.

– Вы заходили внутрь?

– У меня не было ключа, а он запер дверь. Я выходил посмотреть, есть ли в комнате свет. В последний раз я зашел к нему где-то после полуночи, постучал и пошел спать. Наутро, около часа дня, я опять постучал в дверь его комнаты. Тогда я пришел к выводу, что он меня надул и смылся с тремя кусками. И поделом мне: не надо связываться с дешевыми проходимцами вроде этого Джилли. Но я должен был еще позаботиться о себе.

– И как же вы позаботились о себе?

– Как я уже сказал, прежде всего заставил Еву Эймори сделать заявление. Это давало ей право на получение денег обратно. Я подумал, что Бэнкрофты не пойдут в полицию с требованием отдать им их денежки, иначе они должны были бы рассказать полиции все о шантаже, а этого они сделать не могли. Я решил, что все в порядке. Джилли обвел меня вокруг пальца, забрав три тысячи, теперь я проведу его – получу другие три тысячи, и мы будем квиты. Потом я решил взять все это дело с вымогательством в свои руки и направить его в нужное русло. Это были лишь предварительные шаги. Прежде всего, я намеревался вытряхнуть из Бэнкрофтов десять тысяч и потом дать Джилли пинка за то, что он утаил от меня мою половину.

– А как же с той половиной, которую вы скрыли от него?

– В той игре, в которую я играл, я делил добычу только с Евой Эймори. Джилли это не касалось.

– А как вы собирались заставить его отдать половину от тех трех тысяч долларов, которые он забрал у Бэнкрофтов?

– Хм, – протянул Келси. – Способов хватает. Человек, действующий в моем стиле, всегда сможет заставить обманщика поплатиться за свой обман.