— А нитроглицерин как же? — возмутился Славка, упорно державшийся до победного конца, то есть до окончания Минькиного рассказа.

— Так я уже сказал. Соблюдая нужные пропорции, очень осторожно подливаешь глицерин к азотной кислоте — и результат налицо. — Изобретатель горделиво взмахнул рукой, указывая на среднюю полку.

На ней красовалась стеклянная бутыль литра на два, почти доверху наполненная желтоватой жидкостью.

— Это про нее написано, что перед употреблением надо взбалтывать? — поинтересовался Славка, подходя к бутыли и протягивая к ней руку.

Взять ее он не успел. Подскочивший Минька проворно оттолкнул его в сторону с такой силой, что воевода отлетел в противоположный угол.

— Идиот! — заорал побледневший изобретатель на Славку, который, оставаясь лежать, изумленно взирал снизу вверх на разбушевавшегося друга. — Придурок! Ты бы лучше сигарету в бочку с порохом кинул! И то больше шансов было б, чтоб выжить! На себя наплевать, так хоть о Косте подумал бы!

— Миня, я же осторожно хотел, — виновато произнес Славка.

— Осторожно, — передразнил изобретатель. — Она же от малейшего толчка взорваться может, а мощность у нитроглицерина в десять раз больше, чем у пороха. От такого количества весь терем мой на воздух взлетит сразу. Я же ее когда смешивал, вообще из дома вышел и даже со двора всех разогнал. В одиночку лил, чтоб если что, так я один.

— Ты герой, Миня, — заявил Константин и, небрежно кивнув в сторону Славки, заметил: — А ему на будущее урок. Если не поймет, то процедуру повторим. Только ты в следующий раз дрын какой-нибудь возьми, да потяжелее. Кстати, — он заговорщически приобнял начавшего постепенно успокаиваться изобретателя и уточнил: — А какие пропорции, если не секрет?

— Нужные, — буркнул Минька, но потом, сменив гнев на милость, встав на цыпочки, что-то прошептал на ухо князю[66].

— Развели тут тайны мадридского двора, — кряхтя, поднялся на ноги Славка, но Минька даже глазом не повел в его сторону, предложив уже почти спокойно и изменив своим демократическим привычкам:

— А пойдем-ка, княже, трапезничать, в смысле ужинать. Соловья баснями не кормят. — И они пошли в противоположную половину дома, где гостей уже ждал богато накрытый стол.

— Так соловей-то — это я, — возмутился спецназовец, ковыляя следом за своими друзьями и ворча на ходу: — Вот и катайся по таким друзьям!.. Отлупят до полусмерти и даже куска хлеба не дадут.

После ужина Минька рассказал до конца историю работы с миной. По его словам, после того, как он изготовил нитроглицерин, все остальное и яйца выеденного не стоило.

Достаточно было погрузить любое вещество, содержащее клетчатку, например кусок льняной ткани, минут на пятнадцать-двадцать в раствор дымящейся азотной кислоты — и нате вам, пожалуйста. Правда, дымящейся[67] Минька не имел, но он заменил ее смесью обыкновенной азотной кислоты и концентрированной серной. После этого клетчатка была извлечена, хорошенечко промыта в воде и высушена.

Полученный таким образом пироксилин имел главное и весьма существенное преимущество перед черным или дымным порохом — он не боялся сырости. Плюс к этому он, по сравнению с порохом, был в четыре раза более мощным и почти не оставлял нагара.

— Но для пушек все равно лучше применять порох, — заметил Минька.

— Ты же сказал, что и без нагара, и мощнее намного? — удивился Константин. — Тогда в чем дело?

— Слишком быстро воспламеняется, а вспыхивает неравномерно. Всегда есть опасность, что он просто разорвет орудийный ствол. А вот мины — дело другое. Там он как раз и должен все разорвать.

— Ну а какой принцип-то у этих мин? — отважился наконец обратиться с вопросом Славка, которого снедало любопытство. — Я больше не буду, — добавил он жалобно. — Мир, а?

Минька посопел слегка, выдерживая паузу для приличия, но затем улыбнулся.

— Ладно, мир. А принцип самый простой. При отливке болванки делается углубление на дне. Потом я изготовил в стекольной мастерской под размер выемки точно такую же маленькую посудинку граммов на двадцать-тридцать, не больше. Туда доверху налил нитроглицерин, после чего запаял верхушку, пока стекло горячее, ну и воском для надежности хорошо залепил. Потом ее закладываешь в это углубление на дне железной болванки, но только в самый последний момент. Все остальное — это пироксилин. Для самой мины отливаешь или просто вырезаешь из дерева колышек, чтобы идеально входил в верхнюю дырку и чуток вылезал из нее. Сантиметра на три вполне хватит. Вкапываешь саму мину в землю. На всякий случай делаешь две-три прокладки между штырем и стеклянной посудиной, чтобы заряд раньше времени не сдетонировал. Человек идет, наступает ступней на колышек, тот раскалывает стекло. От удара нитроглицерин взрывается, а уже от его взрыва, в свою очередь, детонирует пироксилин. Дальше-то рассказывать? — спокойно осведомился он у Славки.

— А чего дальше? — удивился тот.

— Значит, и этого не знаешь, — вздохнул Минька. — Тогда специально для тебя, — и продолжил: — В результате взрыва железную болванку разрывает в клочья, и, разлетаясь, осколки причиняют множественные рваные раны, которые трудно залечиваются, а попадая в отдельные, наиболее важные жизненные органы человека или животного, приводят к смертельному исходу. В результате многочисленных…

— Спасибо, Миня, дальше я как-нибудь сам, — поспешил перебить его Славка, поняв, что тот над ним попросту издевается.

— А разберешься самостоятельно-то? — с подозрением уставился на него изобретатель.

— Приложу все усилия, Михаил Эдисоныч, — кротко заверил Миньку Славка и поинтересовался: — Ты лучше скажи, много ли таких мин заготовлено?

— Если полностью, чтобы осталось только в землю вкопать, то только одна, — вздохнув, честно ответил изобретатель. — Даже сам еще не бабахал, все вас ждал. Успел лишь нитроглицерин отдельно опробовать. Болванок еще девять штук готово. Стеклянных посудин тоже столько же, но пустых. С пироксилином плохо — самое большее, на две хватит. Кислота кончилась. Надо было нитроглицерина поменьше делать, — посетовал он. — А я, дурак, дорвался.

Славка, против обыкновения, сидел молча, даже не пытаясь как-то съязвить насчет столь малого количества готовых мин. Более того, поразмышляв о чем-то с минуту, он очень серьезным тоном обратился к изобретателю:

— Миша, если ты гикнешься в результате нелепой случайности, то имей в виду, что у нас с Костей Кулибиных больше нет, и это будет такая потеря, что лучше мне конную тысячу потерять или две-три, чем тебя одного. Этих-то я и новых наберу да обучу. Ну, будут чуть похуже, чем ветераны, и все. А если ты взорвешься, то такого спеца мы уже никогда не найдем. Поэтому дай нам с князем слово, что последней стадией приготовления нитроглицерина ты никогда больше сам заниматься не станешь.

— Чтобы кто-то вместо меня погиб?! — возмутился Минька. — Тот же Иванов, к примеру?!

— Только так, — подключился к просьбе своего воеводы Константин. — Именно вместо тебя. И без скандалов, пожалуйста. Ты просто подсчитай. Другой взорвался — ты остался жить. Сколько потеряно? Одна единица. Да, жаль, да, это тоже человек, но один. Взорвался ты — и мы столько всего недополучим, что в результате потеряем на несколько тысяч жизней больше. Это как минимум. В максимуме тут и вовсе десятками тысяч пахнет. Что дороже — одна жизнь или эти десятки тысяч, которые останутся на этом свете при том обязательном условии, что на нем останешься ты, а? Что же касаемо твоего Сергея Вячеславовича, то и его жизнь слишком ценна, раз он у тебя такой талантище. Так что пусть это будет действительно хорошо обученная, но простая рабочая единица.

— Чтобы отряд не заметил потери бойца, — добавил Славка.

— Ну, я и не знаю, что тут сказать, — протянул Минька задумчиво. — Но все равно, по-моему, это нечестно, если вы поставите другого. Он же смертником будет, он же…