— Подожди-ка, — запротестовал Константин. — Ведь у них есть еще южная граница, с половцами. О ней-то мы не подумали.

— Оно им надо — будить лихо? Тем более что Ярослав совсем недавно их на тебя приглашал, — отмахнулся Вячеслав.

— А если они на Данилу Кобяковича нацелились, на союзника моего?

— Да ты же сам говорил, что он далеко внизу кочует, близ Азовского моря?

— Сурожского, — поправил его князь.

— Один черт, — буркнул воевода. — Я хоть и не историк, но… Русские князья хоть раз на половцев зимой ходили, тем более в такую даль?

— Вроде бы нет, — неуверенно протянул Константин.

— Значит, все ясно, — подвел неутешительный итог Вячеслав. — Пойдут они именно на тебя. Ну что ж, — вздохнул он обреченно. — Будем ждать.

Минька встретил обоих друзей с распростертыми объятиями.

— Князь в дом — гость в дом, — безбожно переврал он известную поговорку, — гостеприимно приглашая их в свой обширный двухэтажный дом — бывший княжеский терем, заново отстроенный после прошлогоднего пожара. Теперь он был не только сердцевиной всего Ожска, но и личной резиденцией самого изобретателя.

Константин только кашлянул в ответ, сдерживая улыбку, и лишь поинтересовался:

— Скажи-ка мне…

— Нам, — тут же встрял воевода, снова превратившись в балагура-спецназовца Славку, готового в любой момент подколоть, разыграть и схохмить.

— Пусть нам, — покладисто согласился Константин. — А на кой ляд тебе одному такие замечательные, но огромные хоромы?

— Ну, не век же мне бобылем вековать, — степенно заметил Минька, и Славка тут же начал кусать губы.

Начинать подшучивать с самого порога ему не хотелось, но вопрос так упрямо и очевидно напрашивался на язык, что воевода не выдержал:

— А как насчет женилки? Уже все в порядке?

Миньке не понадобилось подыскивать достойный ответ. Откуда-то из-за угла выпорхнула растрепанная девчонка, на вид лет семнадцати, не больше, и робко осведомилась:

— Так что, Михал Юрьич, все, что ты повелел, я сполнила. Дале-то как?

— Ну, подсобишь гостям дорогим, — солидным, хоть и ломающимся еще баском, произнес Минька и по-хозяйски шлепнул шмыгнувшую мимо него девку чуть пониже спины.

Та смущенно, но в то же время радостно взвизгнула:

— Сызнова вы, Михал Юрьич, за свое.

— И впрямь отросла, — изумился Славка, провожая ее оценивающим взглядом.

— Ну, ты тут не больно глазами зыркай, — заметил ему Минька. — И вообще на чужой рот каравай не разевай.

С пословицами юный изобретатель был явно не в ладах.

— Да нет, куда там моему караваю до твоего, — сокрушенно вздохнул бывший спецназовец и двинулся следом за князем в просторную горницу, полностью заставленную столами различного размера.

Все они были настолько загромождены различными инструментами и непонятными штуковинами, что пустого места ни на одном из них практически не оставалось. На многочисленных полках тоже чего только не было! Да и на полу валялось всего в избытке, включая даже какие-то мешки. Один из них был открыт, и Константин с удивлением заметил, что тот доверху наполнен странной однородной светловатой массой. Подойдя поближе и зачерпнув из него горсточку, князь обнаружил, что держит в руках самые обычные… древесные опилки.

Впрочем, всему этому друзья не особенно удивились. Гораздо больше их поразил так называемый красный угол, где у доброго христианина всегда находилась божница с одной, а чаще с тремя иконами. Так вот у Миньки там расположился целый иконостас аж на семь икон, ярко освещаемых сразу тремя лампадами.

Более того, практически на каждой полке и над каждым столом красовалось еще по иконе. Великомученики, угодники и апостолы мрачно и ревниво взирали со всех сторон на вошедших.

— Восемь, десять, двенадцать… Нет, опять сбился. Сразу видно, что здесь святой человек живет, — благоговейно прошептал Славка. — Ну, прямо тебе храм, а не мастерская. И ты их всех знаешь, Михал Юрьич? — обратился он к улыбающемуся Миньке.

— Конечно, — ответил тот уверенно.

— А вот этот, например, кто? — Воевода-спецназовец ткнул пальцем наугад в какую-то икону, на которой был изображен скорчившийся, чрезвычайно худой полуголый человек, торжествующе ухвативший руками что-то черное с красными точечками.

— Это святой Пеликан, одолевающий беса, — гордо ответил юный изобретатель, хитро улыбаясь.

— А это? — Палец князя уткнулся в икону с изображенным на ней мрачным типом, угрожающе растопырившим пальцы.

— Это великомученик Амфибрахий, одолевший водяного змия.

— Ну а вот тот? — осведомился Славка, указывая на изображение чрезвычайно волосатого мужика, голый торс которого был увешан крест-накрест, будто патронташем, двумя здоровенными цепями.

— Это страстотерпец Абдурахман, терзающий себя за то, что не сдержался и пошел на сделку с сатаной дабы получить некое тайное знание, — во весь голос отрапортовал Минька, уже не сдерживая улыбки.

— Странные какие-то имена у твоих святых, — протянул Славка.

— А это у тебя вообще мастерская или храм? — непонимающе спросил Константин.

— Храм, конечно. Каждый раз, как зайду, сначала триста поклонов отобью, «Отче наш» прочитаю, потом еще пять молитв, благословения у всех попрошу, а уж потом за работу. Чуток потружусь — и опять за молитву с поклонами.

— Помогает? — серьезно спросил князь.

— Еще бы, — гордо вскинул голову Минька. — Боятся сюда бесы лезть. Очень уж тут намоленное все. Ну и опять-таки отец Никодим заходит раз в месяц. Сережка, ой, то есть Сергей Вячеславович, ну, который Иванов, рассказывал, как он во время воскресной проповеди меня другим прихожанам в пример ставил.

— А новые виды оружия ты, разумеется, побоку? — кивнул головой Константин как о чем-то само собой разумеющемся.

— Вот уж хрен вам во всю морду, — заявил Минька. — Ишь чего захотели. Думаете, у меня правда крыша поехала? Да не дождетесь!

— Вот как ныне, оказывается, богоугодный молодняк со старшими разговаривает, — вздохнул сокрушенно Славка.

— Будешь много говорить, так я тебя сейчас вместе с собой на молитву поставлю часика на два, — пригрозил изобретатель грозно.

— Не надо, — перепугался Славка. — К тому же я и словов-то не знаю. Ежели бесы подкрадутся, совсем худо придется мне, несчастному, — пригорюнился он и смахнул несуществующую слезу.

— Не боись, старина. Ко мне приходи. Это ведь раньше народ считал, что я здесь чем-то страшным и темным занимаюсь. Все гадали, то ли я сам колдун, то ли бесов вызываю, а они мне все стряпают. Помнишь, Костя, как Сережка, тьфу, Сергей Вячеславович нечистую силу изгонял из моих мастерских?

— Конечно, помню, — усмехнулся князь.

— Ну и все. С тех пор как отрезало. Я все понял, осознал и обратился к богу. Навешал повсюду кучу икон, каждому святому имя дал.

— А где имена-то брал? — поинтересовался Славка.

— Да из головы, — махнул беззаботно рукой Минька. — Главное, чтоб повычурнее да позаковыристее. Вон там, в стекольной мастерской, у меня, к примеру, Дельфиниус висит. Тебе, Костя, перевести или сам догадаешься?

— Уже, — откликнулся князь.

— А в цеху литейном такая страхолюдина повешена!.. Если бы бесы там и водились, то они бы и впрямь разбежались. Так я его Динозаврусом назвал, — продолжал Минька.

— Подходяще для страшилки, — согласился Славка, облегченно вздохнул и пояснил: — Давно мы с тобой не видались. Вот и решил, что у тебя крыша поехала. Изобретатели, они ж все немного чокнутые, и все по-разному, вот я и подумал, что у тебя тоже чердак малость снесло, — и виновато покаялся: — Ты уж прости меня, Эдисон Кулибиныч.