— Считай, что совсем даром, как доброму соседу подобает, потому как мне такие буяны тоже ни к чему. Только не дело это — о таких серьезных вещах в шатре разговаривать. Они степенства требуют, рассудительности. Лучше бы вы ко мне в Киев погостить приехали, заодно мое венчание на царство отпраздновали, а уж там мы и решили бы все.
— Это… плен? — побледнел Лешко.
— Хорош же я буду, — улыбнулся миролюбиво Константин. — Сам гостей зазвал и тут же их в полон взял. У меня, в отличие от тех рыцарей, крест не на корзне, а в душе, так что ты меня, Лешко Казимирович, такими подозрениями понапрасну не обижай. И тайного смысла в моих речах нет. Я ж по-простому в гости приглашаю. Теперь все равно зима метелями вьюжит. Чего вам там в Кракове да в Плоцке рассиживаться? Вот я и подумал, отчего бы добрых людей в гости к себе не зазвать.
— Так ведь Киев — не твоя вотчина, — выказал осведомленность в русских делах Лешко.
— А я там долго и не пробуду, — пояснил Константин. — Корону только на главу свою грешную вздену, чтоб поторжественнее, в храме Святой Софии, да и обратно в Рязань подамся. А заодно и с родичем своим перемолвитесь. Я про Василька с Волыни говорю, — тут же пояснил он, заметив, как братья вновь озадаченно переглянулись.
— Так ведь писал он нам, что… — начал было Конрад, но Лешко тут же перебил мазовецкого князя, быстро заметив:
— Но вначале нам надо проехать обратно к своим людям, растолковать им все, отправить обратно, а там уж… — И он пытливо уставился на рязанского князя.
— Само собой, — ни секунды не раздумывая, согласился с ним Константин. — Опять же людишек подобрать к себе в свиту. Двумя-тремя слугами тут не отделаться, верно? Уж полусотню всяко с собой надо брать, не меньше. А я как раз в Галич наведаюсь, чтоб к приезду дорогих гостей все покои для них приготовили, ну и о прочем позаботились.
Успокоенные братья вновь переглянулись.
— Ну так как мы с вами договоримся? Через две седмицы смогу я вас в Галиче увидеть или не поспеете?
И снова братья переглянулись, но на этот раз, чуть ли не впервые за всю свою жизнь, младший не стал дожидаться решения старшего.
— Поспеем, — твердо произнес Конрад и, с легким вызовом посмотрев на нахмурившегося Лешка, еще раз повторил: — Обязательно поспеем.
Они приехали даже чуть раньше оговоренного срока, но пировали в Галиче недолго — всего-то дней пять.
— Иначе дороги развезет, — пояснил Константин свою необычайную спешку.
В Киев князья ехали не торопясь, но и не мешкая. Только один раз пришлось им задержаться на пару дней в Луцке, где они по просьбе Константина посвятили в рыцари венгерского королевича Коломана. Там же к ним присоединился Василько, который после гибели на Калке старшего брата Даниила стал полновластным властителем Владимир-Волынского княжества.
Особых пиров по случаю такого торжественного события Константин не закатывал и долго не прохлаждался. Повеселились вечерок и хватит — пора в дорогу, в некогда пышную и величавую, а ныне порядком захиревшую и потрепанную столицу Киевской Руси.
Рядом с ним бок о бок ехали краковский князь Лешко Белый, его брат Конрад Мазовецкий, Василько и венгерский королевич Коломан.
Князь Константин посвящал его в рыцари не просто так, по доброте душевной. Были у него далеко идущие планы в отношении этого застенчивого узкоплечего мальчика. Еще когда Константин только-только прибыл в освобожденный от венгров, крестоносцев и бояр князя Бельзского Галич, он уже в первый вечер совместной трапезы стал присматриваться к королевичу. Торопиться было ни к чему, так что рязанский князь не спешил, стараясь получше ознакомиться с характером принца. Лишь на третий день, все уяснив, он приступил к действию, благо что в толмаче на сей раз нужды не было — мальчик хорошо говорил по-русски.
Он зашел к Коломану в полдень, недовольно поморщился от едкого запаха лекарств и предложил царевичу совершить небольшую прогулку.
Ехали они недолго, только до центральной площади в нижнем городе. Увидев виселицу, на которой раскачивались пять трупов, в которых Коломан с трудом признал бывших крестоносцев, царевич побледнел и стал медленно сползать с коня.
— У него обморок, княже, — пояснил склонившийся над ним лекарь, которого Константин предусмотрительно прихватил с собой, памятуя, что мальчишка чересчур впечатлителен. — Напрасно ты ему такое зрелище устроил, — слегка упрекнул он рязанского князя.
— Напрасно, Мойша, я никогда не поступаю, — возразил Константин. — Ты мне лучше сделай так, чтобы он взбодрился и непременно был у меня за вечерней трапезой.
Разговор, который Константин затеял сразу после ужина, впрямую касался виселицы.
— По глазам вижу, что ты осуждаешь меня, считаешь жестоким, — начал он. — А как быть иначе? Раз ко мне с мечом непрошеный гость пришел, значит, он должен получить по заслугам. К тому же одному из них — фон Хеймбургу — я и жизнь оставил, и даже выкупа с него не взял. Так и отпустил в Трансильванию, чтобы он всех своих предупредил — на Русь им ходу нет. Жаль, конечно, что ты такой хлипкий, — посетовал он. — Выходит, ты и завтра со мной на охоту поехать не сможешь, — и пояснил: — Дорога-то из верхнего замка одна, через площадь, а там висельники.
— Так они до завтра там висеть будут? — осведомился Коломан.
— Ну, зачем же до завтра. Снимут их нынче, но пустовать она все равно не будет. Крестоносцы кончились, зато твои вои остались. Их у меня побольше будет — десятков пять точно наберется.
— Мой отец мог бы дать за них выкуп, — мрачно предложил Коломан.
— Да какой с врага может быть выкуп, — усмехнулся Константин. — Сегодня ты у него серебро взял, а завтра он, сокрушаясь о нем, обязательно снова с мечом в руке придет. Хорошо, если я вновь его побью, а коли нет? А он ведь не просто мое добро пограбит. Он же моих людей начнет убивать почем зря.
— Они могли бы дать рыцарское слово, что никогда не придут с враждой в твои земли, — горячо произнес королевич. — Я сам могу за них поручиться, если тебе будет недостаточно их слова.
— Понятно, — кивнул головой рязанский князь. — Я до этого часа еще сомневался, а теперь точно убедился. — Он вздохнул и неожиданно спросил: — Читать, небось, любишь?
— Люблю, — потупился Коломан.
Ему почему-то стало немного стыдно за это, будто он сознался в каком-то нехорошем постыдном деянии. Парнишке невольно вспомнился отец. Наверное, потому, что рязанский князь говорил с Коломаном примерно таким же тоном — чуть жалостливым и слегка снисходительным. Но отец, к тому же король, имел право на такой тон, а этот…
Венгерский принц поднял голову и с вызовом повторил:
— Люблю!
— Ну и правильно. А что — дело хорошее, — вдруг отступил назад Константин.
Странное дело, то ли он так глубоко спрятал свои истинные чувства, то ли и впрямь произнес это искренне, совершенно не думая издеваться над своим пленником.
«Да нет, конечно же, издевается, — подумав, решил Коломан. — Что с варвара возьмешь».
И почти тут же опешил, едва не свалившись со стула, когда его собеседник повторил его мысли, словно каким-то неведомым образом ухитрился прочесть их:
— Вот ты сейчас сидишь и думаешь — дескать, варвар этот русич, и что-либо благородное ему чуждо, — медленно произнес Константин, пристально глядя на королевича. — А еще думаешь, что я просто решил над тобой посмеяться, когда спросил про чтение.
— А-а-а… откуда… — начал было Коломан.
— Да у тебя все на лице написано, — добродушно пояснил рязанский князь. — А чтение — дело и впрямь хорошее. Я своему сыну Святославу постоянно повторяю — лучше лишний раз прочитать Аристотеля или Платона, чем на праздной охоте время провести.
Коломан звонко икнул. Он столько раз хотел, точнее, мечтал услышать что-то подобное от отца, но тот этого так никогда и не сказал, постоянно ставя ему в пример брата Белу, крепкого и здорового парня. Тот был всего на два года постарше[76], но по виду — на все пять. Читать Бела не любил, зато умел не только охотиться без устали. Конечно, рыцарей своего отца, короля Андрея, он в этом ремесле обогнать еще не мог, зато в своем кругу перепивал всех сверстников.