Эльвира представляла нам собравшихся за столом обитателей особняка. Крокодил Альгис, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть, лицемерно улыбнулся и протянул мне руку, когда хозяйка стола назвала его имя. Я с некоторым содроганием пожал его сухую, как несвежая горбушка хлеба, ладонь, представляя, что с подобной улыбочкой он может навести на меня прицел своего «гаранда». Чернявый, бритый наголо Самуил не произвел на меня особого впечатления. Он пожимал мне и Леше руку, не поднимая глаз, как бы походя, словно в это время был занят чем-то несоизмеримо более важным. Повариха Роза напоминала директора ресторана – она была необъятна по ширине, отягощена колоссальной грудью и золотыми цепями, сережками, кольцами и браслетами. Голова ее, увенчанная взбитой пышной прической, добросовестно склеенной лаком, казалась безобразно огромной даже в сравнении с внушительными размерами тела.

Еще две личности – плечистые, коротко стриженные молодцы сидели на краю стола, но Эльвира не посчитала необходимым представлять нам их. Они почти ничего не ели и пили только «Фанту».

– Накладывайте, – сказала мне Роза, улыбнувшись толстыми фиолетовыми губами.

– Обязательно наложу, – пообещал я.

– Самуил, налей гостям! – Эльвира провела рукой над столом. – Что будет пить мой дорогой братик?

– Водку!

– А Леша?

– Винца бы неплохо, – не совсем уверенно отозвался Леша. Должно быть, он чувствовал себя так же, как предводитель дворянства на свадьбе Остапа. То есть с соблазном смотрел на халяву, но знал, что скоро, возможно, будут бить.

Первую рюмку я выпил до дна, с удовольствием закусил маслинкой и скривил физиономию.

– Что-нибудь не так? – делано забеспокоилась Эльвира.

– Мне бы запить чем-нибудь…

– Роза, налей Костику боржоми.

Директор ресторана колыхнула своим невероятным бюстом, потянулась за бутылкой с минералкой и уже собралась было налить мне воды в высокий хрустальный фужер, как я накрыл его сверху ладонью.

– Нет, эта посудинка для меня маловата. Мне бы… – Я поискал глазами вокруг и увидел на сервировочном столе обычную железную кружку. – Вот это то, что мне нужно.

Простой и проверенный на практике метод имитации употребления спиртного: я вместе со всеми поднимаю очередной тост и, не проглатывая водку, подношу к губам кружку, делая вид, что запиваю. Водка, вместо того чтобы наполнять мой желудок, постепенно наполняет кружку. Проблема только в том, чтобы время от времени незаметно опорожнять посудину.

Леша совсем сник. От предчувствия экзекуции у него начисто пропал аппетит. Он вяло тыкал вилкой в тарелку, пытаясь подцепить скользкую грибную шляпку. Чтобы хоть немного привести его в чувство, пришлось наступить ему на ногу.

– У меня есть тост! – сказал я, поднимаясь из-за стола.

Я распалял себя, внушая, что в самом деле уже пьян, что мне весело и беззаботно. Внушение подействовало. Я чувствовал, как горят мои щеки и стремительно повышается настроение.

– Друзья! – сказал я, глядя почему-то на Альгиса. – Так уж получилось, что мы с Танюхой живем далеко друг от друга. Она – в Кемерове, я – в Москве. И потому мы так непростительно редко встречаемся. Последний раз это случилось, если не ошибаюсь, пятнадцать лет назад…

Я врал без запинки, с пафосом и выражением. Эльвира с легкой улыбкой смотрела в свою тарелку. Бокал с шампанским в ее руке не дрожал, не покачивался, стоял, как факел в руке статуи Свободы. Вот это выдержка! Самуил тоже вел себя вполне естественно – откинувшись на спинку стула, ковырял спичкой в зубах. Черный двубортный пиджак с шелковыми лацканами расстегнул, белую рубашку – тоже, и из-под нее выглядывала грудь, поросшая черными курчавыми волосами. Роза продолжала есть, хмыкая время от времени, словно возмущалась, что я столько лет не удостаивал сестричку своим вниманием. Бритоголовые с бесстрастными лицами рассматривали потолок и стены.

– За тебя, дорогая Танюха! – завершил я свою речь. – За то, что ты превратилась в прекрасного лебедя, уверенно идешь по жизни и не забываешь своих родных!

– Ты намекаешь на то, что раньше я была гадким утенком? – подняв глаза, спросила Эльвира.

Опасный вопрос. Эльвира пыталась выяснить, насколько хорошо я запомнил ее в школьные годы, когда, по моей легенде, мы виделись в последний раз.

– А разве не так? Тебя даже твоя мама утенком называла. Как сейчас помню.

– У шестнадцатилетних мальчиков, каким ты был тогда, извращенное понятие о красоте, – ответила Эльвира, пряча улыбку в бокале с шампанским. – Мама меня действительно называла утенком, но она вкладывала в это слово совсем иной смысл.

– А меня в детстве мама называла воробышком, – сказала Роза, хохотнула и качнула бюстом.

– А я был Робин Гуд, – с сильным акцентом произнес Самуил. – Старший брат так говорил, папа так говорил, мама так говорил, бабушка с дедушкой…

– Потому вы и стали работать с моей сестрицей, – умозаключил я.

Шутка получилась неудачной. Роза не знала, хихикать или не стоит. Эльвира сделала вид, что не поняла моих слов. Самуил же нервно дернул рукой и задел рюмку. Лицо его побагровело. Мне захотелось вылить на него холодной минералки. Крокодил Альгис посмотрел на меня и усмехнулся. Его взгляд показался мне непозволительно умным. Леша уставился взглядом побитой собаки на Эльвиру, словно мысленно просил у нее прощения за мою невоспитанность. Словом, народ реагировал правильно.

Я предложил еще один тост – банальнее не бывает – и опять сымитировал свою ненасытную жажду к водке. Леша склонился над моим ухом и прошептал:

– Старичок, притормози!

Вот чудак! Он не понял меня и, как все остальные, решил, что я кидаю рюмку за рюмкой. Я отрицательно покачал головой, похлопал его по плечу и опрокинул на скатерть бокал с боржоми. Роза тотчас сделала вывод: «Он такой заводной!» – и сгребла остатки «оливье» на свою тарелку.

– Ну, рассказывай! – сказал я Эльвире, энергично работая челюстями. – Как твоя маманя поживает? Она все еще работает акушеркой?

– Мама умерла, – спокойно ответила Эльвира.

– Правда? – Я чуть не поперхнулся. – А я не знал.

– Ты много чего еще не знаешь, – добавила Эльвира.

– И давно умерла?

– Месяц назад.

– Надо же! А мои предки неделю назад от нее письмо получили.

– Это у нас так почта работает.

– Нет, почта здесь ни при чем! – Я вытер губы салфеткой и снова потянулся к графину с водкой. Кружка, стоящая по левую руку, уже была наполнена почти до краев. – Почта здесь вовсе ни при чем, – повторил я. – Это письмо передали с проводницей поезда. Ты что-то путаешь.

– Мне жаль, – не меняя тона и выражения на лице, ответила Эльвира. – Жаль, что ты узнал правду. Я не хотела травмировать твоих предков. Мать написала это письмо три месяца назад, а я отправила его только после ее смерти.

Мы несли полную чушь, но делали это с достоинством и завидным самообладанием. Точнее, завидное самообладание проявляла только Эльвира, так как ей приходилось обороняться, мгновенно придумывать ответы и при этом не противоречить самой себе.

– Рассказали бы вы лучше о себе, – пришла на помощь хозяйке Роза.

– О себе? – переспросил я, делая вид, что мой взгляд плывет и я никак не могу навести на крупнотелую женщину резкость. – О себе нескромно. Пусть лучше Танюха обо мне расскажет.

– А что я о тебе знаю? – пожала плечами Эльвира. – За пятнадцать лет ни письма, ни открытки.

– Как это – ни письма, ни открытки?! – вспылил я. – А бандероль с конфетами «Красный Октябрь» на Новый год? А свитер ручной вязки на 8 Марта?

– Врешь ты все, – ответила Эльвира и снова пригубила бокал. – Не было ни конфет, ни свитера. У меня такое ощущение, что ты говоришь не о себе, а о ком-то другом.

Змея! Голыми руками не схватишь!

– Ну вот! – развел я руками и как бы нечаянно скинул на пол кружку и графин с водкой. Графин лопнул, как маленькая бомба, разбрасывая осколки во все стороны. Кружка жалобно звякнула и закатилась под стол. Подо мной растеклась большая лужа, и резкий запах водки повис над столом.