Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Бродяга, почесывая давно не бритые щеки грязными ногтями, помахивал палкой перед моим лицом. Его небесно-голубые глаза глубоко ввалились, под ними, словно воск со свечи, свисали сизые складки. Во рту отважного воина не хватало нескольких передних зубов, и сквозь промежутки проглядывала утробная чернота.

– Огрею, – повторил он уже совсем слабым голосом, когда я выдернул палку из его руки и откинул ее в сторону.

– Денег хочешь? – спросил я как можно более ласково.

Он криво усмехнулся, демонстрируя желтизну редких зубов, и как-то странно пожал плечами.

– Ну тебя на фиг!.. Уй, не подходи! У меня первый разряд по боксу…

– А сейчас ты на тренерской работе? – спросил я, хватая наркошу за мосластое плечо.

Он сделал попытку увернуться и чуть не свалился с камня.

– Да что ты такой запуганный? – удивился я.

– Ну тебя на фиг! – повторил он, с опаской следя за моей рукой. Похоже, этого человека много били в жизни. – Я не на тренерской. Я тут начальник лагеря.

Я вынул из кармана совершенно размокшие купоны и протянул слипшуюся стопочку.

– На, возьми. Купишь потом себе колбасы. Или «косячок» – что больше нравится. А сейчас помоги мне разыскать Танюшу.

– Какую еще Танюшу? – просипел он.

– Не дури. Знаешь, какую.

Человек осторожно расклеивал купоны и не смотрел на меня. Когда он пересчитал сумму и снова поднял свои лазурные глаза, перед его лицом покачивалась «фенечка».

– Узнаешь?

– Кхы!.. Кхы!.. – откашлялся наркоман. – А ты кто? Мент?

– Допустим.

– Ментов не люблю, – ответил он и, наглея, покосился на мои карманы.

– У меня больше нет денег, – признался я.

– А ты мне все равно ничего не сделаешь, – неожиданно сказал наркоша, словно я начал его в чем-то обвинять. – Докажи, что коробочка моя. Можешь обыскать! Карманов нема. Личных вещей тоже. Прописка тоже отсутствует…

– Послушай, – прервал я его. – Я ни в чем не собираюсь тебя обвинять. Мне всего лишь нужна Татьяна, которая приехала сюда из Кемерова. Ты знаешь, о ком я говорю. Если будешь валять дурака – посажу на месяц в СИЗО. А там уже не покуришь.

– А ты меня не пугай. С меня взятки гладки. Я, можно сказать, вообще некурящий. А на что тебе Танька?

У меня отлегло от сердца. Ошибки не произошло. Во всяком случае этому «начальнику лагеря» Татьяна знакома.

– Сумочку вернуть надо.

– Стал бы ты из-за сумочки ее шукать, – не поверил он. – Нету у меня морального права выдавать тебе Таньку.

Время шло, а этот бомж водил меня за нос, наглея с каждой минутой. Пришлось применить жесткие меры. Быстрым движением я схватил «начальника» за ухо, пригнул его голову книзу, заставляя опуститься на колени, и прижал щекой к камню.

– Ну как, появилось моральное право? – спросил я.

– А-а! – негромко заскулил бомж. – Лицо поцарапаешь!.. Вот такая, значит, демократия у нас? Лицом об землю?.. Не дави ж так, рубаху порвешь!..

– Где Танька? – повторил я.

– Где, где – в фанде! – выругался он. – С любовником своим откололась…

– С каким любовником?

– У-ю-юй! Ухо оторвешь, уже не слышу тебя, совсем не слышу…

Я разжал пальцы. «Начальник» сел, потирая покрасневшее ухо, глядя на меня исподлобья, как дворовый пес, которому влетело от хозяина.

– С каким-каким! – плачущим голосом ответил он. – С простым. Ты что, не знаешь, какие любовники бывают? – И стал умолять меня: – Ты Таньку не трожь. Она хорошая. Она нам всем как сестра. Она лечит, она жалеет, она песни красивые поет…

– Да хватит тебе причитать! – оборвал я его, с удивлением замечая на щеках бомжа слезы. – Ничего плохого я ей не сделаю. Скажешь, где она, – и я уйду.

– Уйду в фанду, – пробормотал бомж, все еще потирая ухо, которое уже полыхало, как солнце на закате. – Откуда мне знать, где она гуляет. Я в личную жизнь не суюсь. У нас здесь друг за другом не следят. Нагуляется – сама вернется.

– Давно она ушла?

– Давно. Дня четыре назад. Точно не помню.

– Как выглядел любовник?

– Чего?

– Ну, на кого похож?

– На кого? А хрен его знает, на кого. На тебя! И рост вроде такой же, и лицо, и все такое…

Я начинал терять терпение.

– Кажется, тебя надо снова за ухо подергать, – пригрозил я.

– Да что ты привязался! – заскулил бомж. – Не знаю я того любовника. На кой хрен он мне сдался? Мои глаза что – фотокарточки печатают, чтоб я запоминал всякого? Я бачил его всего-то раз.

– Ну ладно, кайфолюб, – жестко сказал я. – Наш разговор только начинается. Я из тебя всю душу вытрясу. Ты у меня о «косяке» до конца своей поганой жизни мечтать будешь…

– Ну чего ты распалился?! Чего?! – почуяв угрозу в моем голосе, заволновался бомж и на всякий случай привстал. – Чего ты сразу про «косяк» гонишь? Чего к стенке припираешь?

– Слушай же, вобла сушеная, – произнес я, глядя в голубую бездну глаз бомжа. – Твоя Танька подозревается в убийстве банкирши. Если станешь что-то скрывать и валять дурака, то пройдешь по делу как соучастник.

– Ага, соучастник-фуясник, – закивал он головой. – Я за Таньку не в ответе. Я ей не папа. Приехала – уехала, мне до нее дела нет.

– Тогда чего же ты, как червь навозный, извиваешься?

– Да я как на духу все отвечаю, а ты цепляешься, как креветка за плавки! Неделю как ушла. С мужиком. Ну, не помню я его, не помню, не дал бог светлой памяти!

– Не только памяти. И мозгов он тебе не дал, – вздохнул я. – Этот мужик много раз бывал здесь?

– Два… Или пять. Придет, свистнет, а Танька все дни напролет в воде сидит. Он свистнет, а она голой из воды выскочит, как селедка на крючке, шорты на задницу натянет – и к нему. День или два ее нет. Ну, это ясно, чем занята, – свой кошачий хвост как можно выше задирает, то есть тащится, как молодежь нынче говорит. Придет – отсыпается под навесом. Я ее чайком отпаиваю. У нее глаза бешеные, сама как дурная, хохочет все время, и еще пару раз рвало ее сильно. Я думал, что помрет.

– Она баловалась «косячком»?

– «Косячком»? – переспросил бомж и наморщил лоб. – Упаси господь!

Я схватил палку и шарахнул ею изо всех сил о камень. Два обломка, вращаясь, как пропеллеры, пронеслись перед самым носом бомжа.

– Не ври, дядя! Не ври! – крикнул я.

Он попятился от меня, бормоча под нос:

– Да что ж ты нервный такой? Зашибешь ведь невинного! Размахался, как дирижер! Зачем мне врать? Я как на духу… Она это… кололась.

– Что она себе вводила?

– Не знаю, – покачал головой бомж. – Мамой клянусь, не знаю. Я эту штуковину, – он кивнул на пластиковую коробочку, – не признаю. Я покурить люблю, водочки выпить, а чтоб колоться – нет, никогда. Не приучен, не умею, да и страшно в свое живое тело иглу втыкать… На, гляди!

Он развернул свои руки ладонями вверх и протянул их мне. Следов уколов в самом деле не было.

– Ну ты ведь должен был видеть, как она набирает в шприц жидкость?

– Видел, да, – закивал бомж. – Из коробочки брала шприц и набирала в него жидкость.

– Откуда? Из этого пузырька?

Бомж покачал головой.

– Нет. Это спирт, я его на язык пробовал. Она им ватку смачивала и руку протирала. Гигиена. Танька вообще чистая девчонка. Все любила намыливаться каждое утро. Войдет в море – и давай шампунем себя поливать. Из-под пены даже не разглядишь, что голая. Все равно что кружка пивная. Бутербродов наделает, но перед тем, как меня угостить, заставляла руки с мылом помыть…

– Да хватит про гигиену! – не дослушал я. – Чем она наполняла шприц?

– Какой-то фуевиной. Из ампулы.

Я снова взял в руки пластиковую коробочку и вывалил ее содержимое на землю.

– Где она хранила ампулы?

– Откуда я знаю, где… Да нигде! Чего их хранить? Это ж не ценные бумаги. Принесла, укололась – и пошла купаться.

– Ампулы ей давал любовник?

– Не знаю. Утверждать не стану. Может быть, и любовник.

Я стал ходить вокруг тента, внимательно глядя себе под ноги. «Начальник лагеря» следил за мной. Я поднялся выше, на небольшой каменный уступ, похожий на ступеньку. Под ногой хрустнуло стекло. Я склонился и поднял округлый кусочек ампулы.

26
{"b":"32674","o":1}