На период работ с вещевого склада выдали спецодежду. Люди приобрели одинаковый цвет, и различить их по половой принадлежности можно было только по характерным округлостям и выпуклостям.

У майора Львова вновь появилась работа. Ратибор повздорил с медведем, и косолапый сильно помял старейшине ребра. А получилось вот как.

Изрядно выпивши, Ратибор вышел из слободы в направлении базы. Приперло ему спьяну навестить любимых дочурок. Но, перепутав азимут, взял значительно севернее. Отмахав километров пять по лесу, он внезапно ощутил сильную усталость и прилег у первого удобного выворотня. С другой стороны в послеобеденном сне лежал небольшой, но наглый медведь. Мишку разбудил храп Ратибора – захлебывающийся и прерывистый.

«Допился!» – подумал старейшина когда открыл глаза. Стремительно вскочив, он затряс головой, пытаясь отогнать наваждение. Медведь встал на задние лапы и, глухо ворча, попер врукопашную.

Ратиборову стать сжали мощные лапы, и смятая грудная клетка заставила легкие выпустить весь воздух. Шалого мишку окатило четырьмя литрами перегара. Зверь заскулил и принялся тереть морду лапами. Затем, опустившись на четыре, ломанулся на юго-восток. Старейшина пошатался еще несколько мгновений, а затем рухнул на землю.

В таком отвратительном состоянии его и нашел старший прапорщик Мухин. Услышав кашель Ратибора, он отложил нивелир, с помощью которого сравнивал истинный рельеф местности с тем, который был нанесен на карты, и поспешил на помощь. Узнав в жертве медвежьих лап Ратибора, Леонид Иваныч выругался и потянулся за транком.

– Дежурный, вызывает Мухин!

– Майор Булдаков на связи! – отозвался веселый дежурный, – что, водка кончилась – буссоль дрожит? Так это мы мигом! Сейчас вертолет пришлю!

– Палыч, кончай хохмить! Во-первых, я с нивелиром, а во-вторых, обнаружил Ратибора, которого драл медведь.

– В смысле, драл? – удивление майора великолепно передалось через устройство связи.

– В смысле ребра считал! – фыркнул старший прапорщик, – горлом кровь идет.

– У меня здесь майор Львов. Мы только начали партию в шахматишки. Сейчас же высылаю его с группой поддержки на Ми-8.

– Не стоит. Слушайте сюда, шах вашу мать! Отложите шахматы в сторонку, и хорошенько закрутите крышку, чтобы не испортились! А Леонова сажай в БТР, дай ему двух молодцов – и ПТУРСом ко мне! Но сначала глянь по радару, где я. Не то ненароком в монастырь заедут – там, говорят, пиво вчера сварили.

– До связи! – обиженно пропыхтел майор и отключился.

Мухин быстро развернул плащ-палатку и осторожно переместил на неё раненого. Кровь еще немного сочилась изо рта, и Леонид Иваныч не зная точно, как в таких случаях оказать первую помощь, повернул голову Ратибора на бок, чтобы тот не захлебнулся. Сквозь приоткрывшийся рот просочился до жути знакомый запах.

– Бедняга! – посочувствовал Мухин, – завтра тебе предстоит двойная боль: ребра поломаны, а тут еще и похмелье.

Он осторожно потащил старейшину к опушке, стараясь не сильно дергать плащ-палатку. Когда, вспотевший как лошадь он добрался до выхода из леса, там уже пыхтел БТР. Возле него стояла «таблетка» – санитарная машина УАЗ-459. Из нее вылез начмед, а за ним два санитара с румяными мордами. Мухин угрюмо взглянул на Львова.

– Ну, что, шахматисты, по сколько ходов успели сделать?

– Не дрейфь, Иваныч – только по два. Я в норме! – майор склонился над Ратибором, – эй, слоники! Аккуратно пациента берем, и в машину. Остаешься здесь, Иваныч?

– Куда там! Сейчас, только нивелир соберу.

Львов и Мухин тряслись в «таблетке», а санитары перебрались в БТР.

– Слушай, Мухин! Скажи, ты всегда плащ-палатку с собой таскаешь? – старший прапорщик хмыкнул.

– А ты думаешь, чем я от медведей отмахиваюсь, шомполом? – Львов протянул Леониду Иванычу маленькую плоскую фляжку.

– Хлебни спиритуса, мон шер! С тобой трезвым абсолютно невозможно разговаривать.

– От и ладушки! – ответил мгновенно подобревший Мухин, отвинтил крышку и сделал глоток, давший бы солидную фору и мурене.

– Оставь маленько, – попросил майор.

– Фиг тебе! – ответил старший прапорщик, – ты на дежурстве! Слышь, Леоныч, а что у нас в городке, баб нету медиков? А то вы с Починком через день на ремень. Ни по грибы, ни в запой не сходить! – Львов выкатил глаза:

– Весьма интересная мысль, батенька! – прокартавил он на манер второго сына Маши Бланк, – странно только, что она не пришла мне в голову раньше! Нынче же спрошу у начальника штаба: авось у нас какой ортопед затихарился.

Тут Ратибор снова захаркал кровью, и медик занялся им.

– Странно, – пробормотал он, – откуда кровь? Дыхание чистое – значит легкие не задеты, да и в этом случае была бы совсем другая картина. Где-то я такое видел, но где – убей, не помню.

Кавалькада прибыла на место. Пока румяные санитары выгружали раненого Ратибора, майор стоял в задумчивости и тихонько бормотал себе под нос.

– Леонид Иванович! – обратился к нему один из санитаров, – в операционную?

– Ну и какого хрена я ему оперировать буду, прошлогодние мозоли? В смотровую! – внезапно его лицо озарилось, как у пьяницы, который вспомнил, где спрятал заначку, – похоже, у нашего парня от дружественных объятий медведя открылась какая-нибудь застарелая язва желудка – гадом буду! Приготовьте фиброгастроскоп!

Весело потирая руки, он направился в свои владения. Мухин посмотрел ему вслед с непонятным выражением лица, крякнул, подхватил нивелир и зашагал к штабу.

Андрей сидел в раздумьях, не зная, что ему сделать: побаловаться еще чуток с Анастасией или приготовить обед. Девушка посапывала рядом на кровати, и парню не хотелось ее будить. Поразмышляв немного, он выбрал второе и, шаркая тапками, поплелся на кухню.

Раздался звонок в дверь. Кляня первооткрывателей электромагнитной индукции, товарищей Генри и Фарадея, Андрей открыл. На пороге стояла зареванная Дуня.

– Дуняш, в чем дело, в натуре? – удивился он.

– Настя дома? – по-одесски вопросом на вопрос ответила свояченица, – дома?

– Спит, – сказал Андрей, – может быть ты все-таки объяснишь, в чем дело?

Вместо ответа она впорхнула в спальню и принялась тормошить сестру.

– Андрюша, дай ты мне хоть часок поспать! – отмахнулась та спросонья, – неугомонный какой!

– Настя вставай! – закричала Евдокия, – тятьку медведь задрал!

Сестра откинула одеяло и, вскочив с кровати, предстала в перед собравшимися в костюме Евы.

– Где он? – спросила она, путаясь в деталях туалета.

– У этого усатого знахаря Львова. Только что привезли. Я дома была, – стрекотала Дуня, – а Володя сегодня на дежурстве. Он мне позвонил – я сразу сюда.

Андрей пробормотал какое-то ругательство и пошел одеваться. Вскоре они мчались в медчасть. Там уже прохаживалась Ильинична, нервно теребя накрахмаленный передник. Её успокаивал фельдшер.

– Полно вам, голубушка, изводить себя! – говорил Акиш Иванович, – ничего страшного не случилось. Если бы он был трезвый, то пришлось бы лечить и медведя. Здоровый мужик – поправится.

– А что он кровью плюется? – спросила женщина.

– Язва у него открылась. Диетой номер один будете его кормить: молоко, бульон, паровые котлеты. Можно стопку водки. Стопку, а не штоф! И никаких шкварок, шашлыков и драников.

– Папка живой? – заорала, выскакивая из подъехавшей машины Настя.

– Если будешь так кричать, то он недолго протянет, – спокойно ответил фельдшер, протирая очки носовым платком. Этим жестом он заменял курение. Табак кончился, семян не было, а Колумб казался таким нереальным… Излишне говорить, что у заядлого курильщика Починка были линзы исключительной прозрачности.

– Его можно видеть? – спросил Андрей.

– Видеть-то можно, только говорить нельзя – он еще не проспался.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала повариха, – а не то у моих поварят компот подгорит.

– Конечно-конечно! – сказал старший прапорщик, – приходите вечером. Он должен к тому времени проспаться.