Они предусмотрительно встали за скалу – чтобы неизвестный обитатель пещеры, вздумай он выскочить оттуда, не успел причинить вреда, а сам моментально попал бы под выстрелы. Мазур поглядывал на ближайшего идола – грубо вырезанная, но тщательнейшим образом обработанная рожа таращилась в пространство узенькими глазками. Нет, без наждака не обошлось, дерево лоснится под неощутимым дождиком, словно мокрое стекло…
– Что дальше, мисс Бекки Тэтчер? – спросил Мазур, приблизив губы к ее уху.
– Кто? – удивилась она.
– Что делать будем, спрашиваю?
– Камень кинем.
– Логично, – пробурчал Мазур. – Особенно если там сидит человек и пьет чай – то-то весело будет бедняге…
Чуть высунулся из-за скалы и крикнул внутрь, в черноту:
– Есть кто-нибудь?
Отпрянул, оба старательно прислушивались. Тишина. Мазур вновь высунул голову и дружелюбно крикнул:
– Выходи, а то гранату швырну!
Любезное предложение осталось без ответа. Поразмыслив, кинули внутрь пару камней. Слышно было, как они со стуком катились по туннелю, пока не остановились. Мазур похлопал Джен по плечу и кивнул, указав пальцем на карман, где у нее лежал револьвер.
Выстрел раскатился гулким эхом, унесшимся по туннелю куда-то вглубь. Они старательно выждали минуты две, но никто так и не появился, чтобы выругать нахальных пришельцев.
– С богом, – сказал Мазур, доставая фонарь. – Прикрывай по всем правилам, держись сзади и правее на два шага… джамп!
Они ворвались в туннель, действуя согласно наработанной методике, – в принципе одинаковой что в ФБР, что в спецназе. В правой руке Мазур держал автомат – достоинство этой модели еще и в том, что тренированный неслабый человек легко может держать трехкилограммовую игрушку, словно пистолет – а фонарь поднял выше головы на вытянутой руке, благо высота туннеля позволяла. Фокус старый, но эффективный.
Мощный белый луч высветил тщательно обработанные стены. Чтобы добиться столь высокого качества работы, трудиться следует или ради идеи, или за огромные деньги, прямо-таки метро… Неужели это сделано руками, без всяких механизмов? Очень похоже, никакой механизм по таежным тропкам не протащишь… Если присмотреться, можно различить кое-где следы кирки.
Они медленно продвигались вперед. Мазур чертил лучом широкие спирали, осматривая предварительно и пол, и свод. Нет, нигде не видно стыков и швов, так что упавшей на голову глыбы, приведенной в действие хитрым механизмом, опасаться не стоит. Вовсе уж титаническую работу пришлось бы проделать… И под ногами – никаких сюрпризов. Сплошной, гладкий камень.
Луч фонаря словно вмиг потускнел, сузился во мгновенье ока – это за коротеньким поворотом открылась обширная пещера. Джен негромко ахнула, когда свет отразился от тускло сверкнувшей высокой фигуры, в которой сначала почудилось нечто марсианское. Мазур посветил прямо на нее, потом омахнул стены лучом, убедился, что другого выхода отсюда нет. Опустил автомат, а там и вовсе повесил на плечо – укрыться здесь было негде…
Медленно подошел к высокому пьедесталу, составлявшему одно целое со скалой, – пол просто-напросто углубили, оставив постамент в человеческий рост.
Под ногами шуршало и похрустывало, но он, не глядя, расшвыривал носками ботинок весь этот хлам, неотрывно глядя на постамент, испытывая нечто вроде благоговения… Он уже понял, кто перед ним. Именно такой облик и рисовал один из вариантов старинной легенды, оказавшийся верным.
Золотая статуя ростом примерно в метр, странная, не похожая ни на одно изваяние европейской работы – разве что на некую абстрактную фигуру, какими в неисчислимом множестве одарил человечество двадцатый век. Значит, не античная статуя, якобы дотащенная до Сибири предками здешних таежных племен, участвовавших в набеге на Рим… Несомненно, азиатская работа, хотя Мазур был не настолько образован, чтобы с ходу определить место изготовления – Монголия? Бирма? Китай?
Вытянутая голова дынеобразной формы, брови-дуги, овальные уши, руки без суставов, полукружиями спускавшиеся к талии, ноги едва намечены разделительной линией – явная древность, похожа скорее на каменных баб, разбросанных по южным степям, только золотая. Выпуклый живот раскрыт, как цветок, там виден ребенок, а у него в утробе – еще один, совсем уж маленький, в точности, как упоминали легенды…
– Что это? – прошептала Джен.
– Сорни-Най… – ответил Мазур, не отрывая глаз.
– Рыцарь? Какой еще рыцарь? [19]
– Да нет, ты не расслышала… – сказал Мазур. – Это Золотая Баба. Бог ты мой, ее ищут четыреста лет…
Никак не меньше. Легенды о ней кружили по Сибири задолго до прихода казаков, а в шестнадцатом веке попали в книги западных авторов, порой даже указывавших на карте примерное расположение загадочного святилища, где «незнаемые народы» хранят свое божество. Вскоре после появления Ермака, живо заинтересовавшегося золотым изваянием, всякие следы исчезают. Совершенно. На четыреста лет. Лишь иногда эвенк, хант или манси помоложе, уже приобщенный к городской цивилизации, пересказывает то, что слышал от своих стариков: будто в незапамятные времена Золотую Бабу утащили в непроходимые дебри особо доверенные шаманы, укрыли в надежном тайнике, а потом покончили с собой, чтобы тайна умерла вместе с ними… Многие из тех, кто всерьез пытался отыскать Золотую Бабу, полагали, что она укрыта на Таймыре в одной из многочисленных пещер, – но там на сотни квадратных километров тянутся совершенно безжизненные и никем не преодоленные пространства, голые скалы, дикие горы, лунные пейзажи, множество мелких рек, непроходимая болотистая тундра. В горы Бырранга не заходят даже нганасаны и местные ненцы, помещая там «страну мертвых»… Быть может, слух про Таймыр в свое время как раз и распустили в качестве «дымовой завесы»?
– Ее ищут четыреста лет, – повторил Мазур. – Это статуя из легенд, понимаешь? Как Святой Грааль – прости, Господи, за такое сравнение… Как индейские клады в Мексике.
– Интересно, она дорого стоит?
– Может быть, миллионы, – сказал Мазур. – Миллионы долларов. – И обернулся к ней: – Может, прихватим? Каких-нибудь сто пятьдесят – двести килограммов, что нам стоит, суперменам?
– Не получится… – грустно сказала Джен. – Странная какая…
– Скорее – древняя, – сказал Мазур. – Ни на что не похожа, правда?
– Атлантида? – спросила она завороженно.
– А я бы не удивился… – хмыкнул Мазур.
Воздух в пещере вовсе не казался затхлым – незаметный изнутри вентиляционный ход? Мазур отошел, присел на корточки. Грудами свалены самые разнообразные подношения – сгнившие меха, не в переносном, а в прямом уже смысле заслуживавшие названия «мягкая рухлядь», проржавевшие ружейные патроны, кучки бумажных денег – вот довоенные, вот царские, а там Ильич в кепке – кучки золотых монет… Он нагнулся, поднял вещицу, потер рукавом. Почерневший серебряный портсигар, массивный, с золотыми накладками-вензелями, четкая надпись гласит, что он некогда был вручен подпоручику Смирнитскому за отличную стрельбу на полковых соревнованиях. А рядом маслянисто посверкивает орден Ленина – еще старого образца, на штифте. Морской кортик царских времен, несомненно, адмиральский – уж в этом-то Мазур разбирался. Медаль «За взятие Будапешта», рукоять казачьей шашки, цветной эмалевый подстаканник, тусклый самовар-пузан, брошка с синими стеклышками, карманные часы, еще подстаканник, никелированный, полуистлевшая пестрая шаль, солдатский Георгий – видимо, сюда годами несли все, что считалось самым ценным в хозяйстве… Местами кучи разнообразнейших предметов, вороха бумажных денег и мехов громоздились непроходимыми завалами, достигая груди Мазура. Вон переносной приемник середины шестидесятых годов – приличных размеров пластмассовый чемоданчик. Мазур помнил, что внутри множество радиоламп. Чудо техники для своего времени. Вон шитый золотом – натуральной золотой канителью – широкий погон с двумя просветами без звездочек. Полковничий…
– Знаешь что, давай-ка отсюда убираться, – сказал Мазур.