– Совершенно меня не интересует, что он говорит, – сказал Мазур. – Вот что он думает – это гораздо интереснее…

Когда машина остановилась, Кацуба, предупреждая движение Мазура, потянувшегося было открыть дверцу, положил ему указательный палец на сгиб левой руки:

– Джаст минут, каперанг… Крепко запомни себе в голову: с этим обломом держись так, словно гуляешь босыми ногами по минному полю. Хотя кличка у него Ведмедь, мозги скорее лисьи… Усек?

– Усек, – сказал Мазур вяло.

– В общем, голова. Следи за базаром. И запомни еще, что у него, по недвусмысленным данным разведки, «синдром полковника». Разные бывают полковники. Одному достаточно пары просветов, другой стремится в генералы. Сам понимаешь, а? Мазур кивнул.

– Очень ему хочется в генералы, понимаешь ли, – сказал Кацуба. – Дело, в принципе, житейское, только не за наш же счет? Пусть свою мафию раком и ставит, если такой прыткий… Короче, генерал мне сказал, что с этим Шерлоком должным образом поговорили. Объяснили доходчиво, в общих выражениях, что такое есть наши базы и как чревато их трогать, сиречь мотать нервы нашим ребяткам. Так что этот нюанс учитывай и используй. Не хами, но и не зарывайся. Я тебя в случае чего моментально выдерну, но зацепок лучше не давать, – он мимоходом, одним пальцем потрогал микрофон за отворотом пиджака Мазура. – Главное, что предъявить тебе ему нечего. Самое слабое место было – хата паромщика.

– Почему «было»?

– Сгорела хата, – хмыкнул Кацуба. – Позавчера. Такое вот вышло невезение. То ли шаровая молния залетела, то ли произошло самовозгорание поленницы. По-ученому – полтергейст. Ясно?

– А утром ты мне этого сказать не мог? – недружелюбно бросил Мазур.

Кацуба фыркнул:

– Может, тебе и жопу на ночь? Ты, блядь, будешь веселиться, вендетту устраивать во глубине сибирских руд, а мы тебе – нервишки успокаивать? Нет уж, надо было, чтобы у тебя серые клеточки заработали со страшной силой, чтобы ты извертелся весь, убедительные оправдания выдумывая… – Он пригладил кошачьи усики ногтем большого пальца. – Считай, что это тебе было вместо строгача с занесением по партийной линии – надо ж чем-то компенсировать отсутствие парткомов, легоньким моральным террором разве что…

– Сука ты, майор, – сказал Мазур беззлобно.

– А то, – кивнул Кацуба. – Должность такая. Ты еще с генералом не общался, в роли проштрафившегося, Глагол бы тебе выписал впечатлений на всю оставшуюся жизнь… Словом, нету больше твоих пальчиков у паромщика, поскольку нету хаты. И не был ты там никогда.

– А пижманские менты их снять не могли? По горячим следам? – То-то и оно, что не сняли, – сказал Кацуба. – Там тебе не Скотланд Ярд, там провинция а натюрель… Ладно, шагай и ухо востро держи…

Мазур кивнул, вылез из машины и быстро поднялся по грязным ступенькам. Его уже ждали – навстречу моментально шагнул парень лет тридцати с неприметным лицом и, невнятно пробормотав звание и фамилию, скороговоркой спросил:

– Гражданин Мазур?

Но спросил явно проформы ради, судя по тону, должен был знать Мазура в лицо. Возможно, и был на том допросе в областном УВД – Мазур тогда не особенно приглядывался к лицам, все они выглядели близнецами, и не было ни нужды, ни желания их запоминать…

А вот полковника Бортко Мазур никогда прежде не видел, но опознал моментально: по экстерьеру. Вряд ли их тут имелось двое, таких. Медведеобразный верзила в штатском сидел, отодвинувшись от стола насколько возможно – стол ему был определенно мал, как и сама комнатка, довольно спартанского стиля, украшенная лишь ярким плакатом-календарем с изображением ушастого русского спаниеля и большим прямоугольным зеркалом в довольно новенькой деревянной раме.

Провожатый, стараясь двигаться как можно тише, поставил себе стул в углу и примолк там. Бортко, неуклюже обогнув стол, вышел навстречу Мазуру Физиономия у него была самая что ни на есть простецкая – хоть сейчас засылай тайным агентом к пьющим слесарям, никто и не заподозрит внедренки. Причем, что интересно, Мазур не подметил и тени лицедейства – а это означало, что лицедейство было высшего класса, маска попросту приросла к лицу…

– Мазур, стало быть, Кирилл Степанович? – спросил Бортко с некоторой даже ноткой радушия. – Садитесь вот сюда и доставайте табачок, если курите… – Он вернулся на свою сторону стола и немного помолчал, опустив взгляд к лежащим на коленях широченным ладоням. – Вы уж извините, что снова приходится вам душу бередить, да ничего не поделаешь, служба, как человек военный, понимаете, должно быть…

– Да, – сказал Мазур без всякого выражения.

Стол перед полковником был чист – ни единой бумажки, ничего. Только черная чугунная пепельница в виде ежика с несколькими окурками.

Какое-то время они смотрели друг на друга поверх этого пустого стола, потом Бортко пошевелился, чуть понурился и сказал:

– Мне тут настоятельно советовали вам особо не досаждать, говорят, вы человек невероятно засекреченный, в старое время и словечком бы перемолвиться не дали…

Мазур молчал, поскольку ответить было совершенно нечего – утвердительно кивать как-то глупо, а перечить – еще глупее. Парень за его спиной сидел тихонько, как мышь под веником. В какой-то момент Мазуру вдруг почудился тоненький электронный писк, но оборачиваться он не стал. Зато Бортко живо глянул поверх его плеча, спросил:

– Это не на вас ли микрофончик надет? А то у капитана что-то детектор распищался…

– У меня, – сказал Мазур, пожал плечами: – Правила знаете ли…

– Ну да, – понятливо кивнул Бортко. – Военные секреты, тайная война, фронт без флангов. Я так и подумал, что это на вас клопик, – мой-то кабинетик час назад проверяли по новому печальному обычаю… Честно вам признаюсь, даже некоторую неловкость в организме чувствую: как с вами, таким секретным, разговаривать, чтобы ненароком не нарушить чего?

Произнесено это было столь же простецки, без малейшего притворства или насмешки – и Мазур собрался, как перед прыжком. Сидевший напротив верзила был опасен, как неизвлекаемая мина.

– Жизнь у меня нелегкая, – сообщил Бортко. – И от текущей мелочевки вкупе с текущим крупнячком свихнуться можно – а теперь еще и ваша история…

– Ну, а вас-то кто заставляет? – спросил Мазур. – Вы же, насколько я понял, по организованной преступности работаете?

– Ох… – вздохнул Бортко. – Времена сейчас такие суматошные, что и не знаю даже, кто нынче прямыми обязанностями занимается. У начальства есть милая привычка – взваливать на шею все подряд, не разбирая. А возражать начальству как-то не принято. У вас ведь, должно быть, то же самое, а?

– Да, в общем-то… – сказал Мазур.

– Вот видите. Взвалили – и не пискнешь. Будь вы человеком не столь загадочным, прошло бы мимо меня и вообще мимо нас. Но грохнуло начальство кулаком по столу: «На твоей, говорит, Бортко, территории убили жену заслуженного человека, секретного капитана первого ранга…» Что тут попишешь? Только каблуками щелкнешь… – Он говорил так задушевно, что невольно тянуло ему посочувствовать. – Значит, вы с супругой из Аннинска ехали?

– Да, – сказал Мазур.

– Проведя там в гостях две надели у гражданина Шагарина Виктора Тимофеевича, что означенный гражданин подробно подтверждает… Авторитетный гражданин. Столь же серьезный и засекреченный… Настолько, что не верить ему ну просто-таки невозможно, в особенности если собственное болыпезвездное начальство три раза повторило: ты, Бортко, свои хамские замашки брось и работай, как джентльмен… – Он спросил участливо: – Как же так вышло, что этот негодяй к вашей жене привязался?

– Если бы знать… – сказал Мазур.

– Значит, вы, вернувшись в купе, увидели, что она лежит мертвая, а этот мерзавец стоит над ней с пистолетом?

– Да.

– И вы его…

– Да, – сказал Мазур сухо. – Это я умею. Есть претензии?

– Какие там претензии – законная самооборона плюс особое состояние души от психологического шока… Ничего необычного я тут не вижу. Любой мужик бы… – Он поднял голову и остро глянул Мазуру в глаза. – Я необычное в другом усматриваю. Свидетелей нет, ни единого.