Александр Бушков
След пираньи
От автора
Действующие лица романа вымышлены – в отличие от многих таежных реалий, которые порой списаны с натуры…
Александр Бушков
Глава первая
Страсть задавать вопросы
Погода была ясная, а настроение – сквернейшим.
Мазур сидел, как прилежный школьник в классе, – глядя вперед, на дорогу, не поворачивая голову и на миллиметр. Хорошо еще, теща с тестем – теперь, вообще-то, бывшие теща с тестем – тоже сидели смирнехонько, так и не проронив ни слова от самого Шантарска. Езды до аэропорта оставалось минут двадцать, и Мазур, чувствуя себя скотиной, все же облегченно вздыхал, вспоминая, что вскорости оба уйдут из его жизни, надо полагать, навсегда. Прекрасно понимал, что следовало бы ощущать себя виноватым, но отчего-то никак не получалось. Он знал, что выложился до предела, спасая Ольгу, сделал все, что мог, и, в конце концов, не был Господом Богом – но как раз этого-то и не мог объяснить откровенно.
Они так и уезжали, накормленные официальной версией—в поезде, по дороге из гостей, на Ольгу вдруг напал то ли хулиган, то ли маньяк с пистолетом. По нынешним временам вещь самая обыкновенная – кое-где уже и грабят пассажирские поезда, совершенно по-махновски. Родители ни на миг и не усомнились в преподнесенной им лжи, доктор Лымарь ручался…
Вот только от этого ничуть не легче. А то и труднее. Как ни тверди о разгуле преступности. Потому что крутой мужик, офицер, остался без единой царапины, а молодая женщина погибла. Ситуация, еще с древнейших времен считавшаяся для мужика весьма неприглядной. Так что сиди в дерьме и не чирикай…
Мазур чирикать и не пытался. Торчал себе в сторонке, повесив повинную голову. Лымарю спасибо – старался изо всех сил, увещевая, утешая и даже легонько гипнотизируя, он это умел, он многое умел… И подсунуть таблетку в надлежащий момент, и вполне профессионально, не причинив ни малейшей боли, удержать тестя, когда того бросило в истерику и он неумело попытался заехать Мазуру по голове.
Мазуру еще раньше, в Питере, было с ними нелегко. Главным образом из-за разницы в возрасте его и Ольги. Папа был Мазуру практически ровесником и вдобавок – совершенно совдеповским доцентом, корпевшим в каком-то НИИ, где ему платили в месяц примерно столько, сколько стоила зипповская зажигалка Мазура. Исторические примеры папа принимал плохо, и Мазур нутром чуял, что в глазах тестя с самых первых дней предстал этаким извращенцем, совратителем малолетних.
Проблемы с тещей, если уж откровенно, лежали в другой плоскости. Поскольку она была двумя годами моложе Мазура и смотрелась великолепно – чуточку более зрелое издание Ольги, ничуть не потерявшее прелести, – Мазур в свое время пару раз явственно ощущал, как где-то на рубежах подсознания определенно ворохнулись фривольные мыслишки, продиктованные извечным мужским цинизмом. Да вдобавок Ольга как-то под великим секретом поделилась компроматом: мамочка, безусловно будучи главой семьи и добытчицей (трудилась переводчицей в процветающей фирме), порою искала на стороне маленьких радостей, каковые без особого труда и находила. Однажды Ольга даже полушутя-полусерьезно пригрозила выцарапать супругу бесстыжие глазыньки, заявив, будто перехватила мамочкин оценивающий взгляд. Мазур тогда свел все на шутку, напомнив, что согласно традиции теща с зятем должны пребывать в состоянии перманентной лютой вражды, но в глубине души признавал, что был единожды такой взгляд, очень уж недвусмысленно мазнули по нему очи Ирины свет Викентьевны. И самую малость встревожился, не передалась ли оная ветреность по наследству. Правда, откровенная по-современному Ольга ему заявила, что дело тут не в ветрености, а в некоторой девальвации к сорока годам иных папочкиных достоинств. В общем, с тестем не заладилось моментально – а с тещей, наоборот, могло бы и сладиться вовсе уж шокирующим образом, живи они все под одной крышей достаточно долго. Такой вот фрейдизм. Слава богу, под одной крышей Мазур прожил с Ольгиными родителями всего неделю.
Но все эти психологические экзерсисы относились ко времени прошедшему. Сейчас и вспоминать то ли смешно, то ли больно. Сейчас было другое – тесть три раза срывался в истерику, теща крепилась, Мазур прямо-таки телепатически чуял, что она, подобно ему самому, всего лишь загнала горе внутрь, поглубже. Отчего горе ничуть не стало слабее. И мрачноватые молчаливые поминки – вдовец, родители, а также немногословные подводные убийцы, числом восемь, для непосвященного предстающие самыми нормальными людьми, затурканным пехотным офицерьем, согласно легенде. Благо родители до сих пор пребывали в заблуждении, будто Мазур – флотский инженер, всю сознательную жизнь испытывавший новые модели аквалангов, намеченные к постановке на вооружение. Отсюда, мол, и некоторая доза секретности, постоянно его сопровождавшая. А регалии он при них и не надевал никогда…
Мазур не выдержал, украдкой глянул в зеркальце заднего вида – но они все так же сидели, явственно отвернувшись друг от друга, с застывшими лицами. Мысленно вздохнув, он сунул в рот сигарету – и перехватил настойчивый взгляд Михася.
И еще один, еще более многозначительный. Неспроста, конечно. Подумав немного, Мазур негромко сказал:
– Трасянка, пожалуй…
– Сойдет?
– Ручаюсь.
Старый сослуживец, чьи предки некогда живали почти в тех же местах, что и Мазуровы, после секундного колебания заговорил на трасянке – причудливой смеси белорусского, польского и русского, имеющей хождение в Беларуси:
– Таке враженне, што мамы огон[1].
– Давно? – спросил Мазур.
– С квадранс[2].
Он плавно вписался в крутой поворот, а Мазур тем временем глянул в боковое зеркальце. И точно, на некотором отдалении маячил светлый «Жигуль». «Волга» у них была самая обыкновенная, вообще-то «Жигуль» давно мог их обогнать – ограничения скорости тут нет, гаишники в этих местах практически не водятся…
– Навензац лончношчь? [3]
– Чакай, – сказал Мазур, покосившись на трубку радиотелефона. – Можа, то яки грат… [4]
Подметил краем глаза, что тесть с тещей самую чуточку встрепенулись, заслышав эту абракадабру, но особого интереса не проявили. Ну и ладушки. И не поняли ни черта – теща знает испанский и французский, а тесть, как и положено совковому доценту, иностранными языками не обременен…
Мазур неотрывно следил за идущей следом машиной – нет, на таратайку вроде не похожа, выглядит новенькой. Но нет пока что оснований для боевой тревоги: место бойкое, машин полно… В это время дня прут в аэропорт чуть ли не потоком – пока ехали, обогнали уже с десяток.
– Ну вот, – сказал Мазур равнодушно.
«Жигуль» наконец-то пошел на обгон, наддав на очередном повороте. Места были глухие, слева – лес, справа – равнина и сопки, так что Мазур бдительно проводил взглядом обогнавшую их машину: двое, молодые, в их сторону и головы не повернули – что, впрочем, еще не повод для благодушия…
Ага! Светлый «Жигуль» вдруг стал тормозить – и тут же за его задним сиденьем отчаянно замелькали пронзительно-синие вспышки. И такие же вспышки, словно отражения в невидимом огромном зеркале, запульсировали сзади и сбоку.
Три машины, сверкая милицейскими мигалками, откровенно взяли их в «коробочку». Впереди – «Жигуль», слева – второй, синий, сзади нарисовался белый «Рафик». Тот, что сидел в синих «Жигулях» рядом с шофером, здоровенный лоб в серо-белом милицейском камуфляже, приспустил стекло и высунул руку с полосатым жезлом, небрежно помахал, словно забивал гвоздь. И убрал руку, покосился со спокойной властностью, должно быть, полагая, что сделал достаточно и теперь вправе ждать немедленных результатов.