Справа, похоже не так уж давно, рухнула гигантская ель – судя по торцу высоченного ствола, дерево одряхлело, прогнило и особенно шквального порыва ветра не вынесло, рухнуло, вырвав разлапистые корни из песчаной почвы, после падения переломившись у комля.

Образовалась огромная яма, над которой сюрреалистической статуей осьминога вздымался выворотень. Яма была почти вровень с краями заполнена даурскими полозами – казалось, там тяжело колышется серовато-желтая жидкость сродни ртути, ведьминское загадочное варево. И вокруг змей было несметное количество – висели на корявых корнях выворотня, конвульсивно изгибаясь, лениво ползали вокруг, прямо-таки переплетаясь в диковинные узоры. Прикинуть на глазок – пара сотен, а то и побольше. Все это шевеление, от дикой непривычности которого рябило в глазах, происходило беззвучно, над поверхностью кишевшего в яме клубка порой появлялись узкие приплюснутые головы, качались, дергались, сталкивались…

В детстве Мазур дважды видел в тайге нечто подобное – один раз с такими же полозами, второй с гадюками. Только змей там было раз в двадцать поменьше. К брачным играм такие сборища не имеют никакого отношения – не сезон. Змеи просто-напросто сползаются со всех окрестностей, сутки или двое это загадочное сборище копошится на выбранном по непонятной причине месте – а потом часть расползается, часть устраивается клубком на зимовку, запрятавшись поглубже под слой мха. Почему так происходит, что это за ассамблея, никто не знает – а может, знали когда-то, но забыли. В тайге случается подобное – простое на первый взгляд, но нынешним людям совершенно непонятное…

– Ты что… – прошептала Джен.

Мазур молча показал ей пальцем на яму. Потом сказал:

– Никакой детектор не отыщет… – И вновь плеснул аэрозолем.

Она тихонько пятилась, успела отодвинуться шага на три, но Мазур накрепко сграбастал за кисти. Легонько подтолкнул к яме, к ведьминому вареву. Джен упиралась, но совсем слабо, словно видела кошмар и не могла проснуться. Прошептала:

– Не могу… умру…

Некогда было играть в галантность. Мазур отвесил ей парочку хлестких пощечин – с правой, с левой! Не медля, выхватил нож, приподнял подбородок жутко иззубренным обушком:

– Зарежу, сука! – выдохнул он на великолепном штатовском сленге. – Запорю, как трахнутого опоссума! Только кишки поползут! Марш! Иначе обоим крышка! Кому говорю, мокрощелка стебанутая! Пошла вперед! – и тычком кулака в шею швырнул к яме.

Пожалуй, он был страшен – судя по белому, как стена, лицу Джен и зрачкам, расплывшимся во всю радужку. Тряхнув ее как следует, Мазур ощутил, что она стала безвольной, как кукла. И, не теряя времени, подтолкнул к яме, не глядя под ноги, наступая толстой подошвой на устилавших подступы полозов. Взметнувшаяся от боли змея словно кнутом, хлестнула его по ноге мускулистым телом. Мазур отшвырнул ее ногой.

Заламывая попытавшейся все же отпрянуть Джен руки за спину, толкнул к краю ямы. Нахлобучил ей шапочку на глаза и нос – чтобы дышала ртом и ничего не видела. Сам поневоле задержал дыхание, обхватив ее за плечи и опуская в это переплетение, скользкое копошение серо-желтых извивавшихся змей, напоминавших некоего осьминога с тысячей и одним щупальцем.

Девушка погрузилась по пояс – и вдруг провалилась с головой. Мазур кинулся следом, словно прыгал в воду «солдатиком», испытав ни с чем не сравнимые чувства – казалось, смесь всех эмоций и чувств, какие только существовали, плескалась под черепом. В глазах моментально потемнело, дышать стало тяжелее – но удушья все же не было. Скорчившись, прижимая к себе согнувшуюся, вжавшуюся лицом в коленки Джен, под наплывающий шум вертолетов, он сидел скрюченный, придавленный живой, почти не обеспокоившейся тяжестью, грудой сплетенных змей. Лишь в первый момент они задвигались чуть возбужденнее – а потом опять притихли, лениво шевелясь, те, кто был подальше, вряд ли и узнали о вторжении особей иного вида.

Он хотел надвинуть шапочку поглубже – но руки уже не мог поднять, придавленный изгибами и кольцами. Змеи, хладнокровнейшим образом включив их с Джен в число участников сборища, задевали хвостами по лицу, прижимались к щекам скользковатыми телами, используя сидящих на корточках людей как дополнительную опору.

На человека они никогда не охотились, и человек на них давно уже не охотился, еще в каменном веке перейдя на более вкусную дичь, а расползаться подальше от незваных гостей змеям не велел тот же могучий и неизвестный инстинкт, что собрал их в яме на загадочные посиделки. И они к присутствию чужих отнеслись, можно выразиться, философски. Телепатией не владели и потому не могли узнать, сколько их сородичей Мазуру довелось сожрать в жизни.

Лишь изредка зажмуривший глаза Мазур чувствовал, как по кистям рук, по щекам, по всему лицу словно бы проводят липкой широкой паутинкой – это ближайшие безногие соседи по своему обыкновению исследовали языками вторгшееся в их бомонд существо. А однажды в большой палец левой руки впились крохотные зубы, почти не причинив боли. Мазур стерпел, не дернулся, и нового укуса не последовало.

Он был уверен, что с воздуха их заметить невозможно: глубоко закопались в змеиный клубок, который любая пешая поисковая группа чисто инстинктивно обойдет десятой дорогой. Одна из самых крепких и устойчивых фобий – страх и брезгливость человека к змеям. И никакой детектор, что тепловой, что емкостный, тут погоне не поможет: на экране тепловизора изобразит такое переплетение линий, что контуры человеческих фигур затеряются надежно, а емкостный датчик просто зашкалит…

Особенной вони вокруг не было – лишь резковатый сильный запах, скорее непривычный, чем отвратительный, походивший чем-то на грибной, от разломанных поганок. Шум вертолетов проплыл над головой, раздвоился – один, очень похоже, то ли завис, то ли опустился на том месте, где Мазур бросил вертушку с пустыми баками, второй еще мотался по широкой спирали.

Нащупав руку Джен сквозь упругие кольца, Мазур убедился, что девушка не просто дрожит – ее колотит. Своих часов он не видел, не мог знать, сколько времени прошло, – «внутренние часы» на сей раз работали скверненько, он тоже был из плоти и крови, со всеми присущими человеку инстинктивными страхами…

Похоже, не так уж далеко повизгивала собака. Так и есть. Пустили овчарку. Только ничего этим не добьются.

«Антисобакин» – пассивного действия, не раздражает рецепторы запаха в собачьем носу (ведь случается, что след опытные охотники примерно вычисляют как раз по поведению нюхнувшей химии собаки), а словно бы отключает их на время, пес становится неспособным унюхать что бы то ни было, ему просто кажется, что вокруг нет вообще никаких запахов…

Взвыли винты. Теперь уже оба вертолета кружили по спирали, взяв за центр ту полянку. Право же, в их клекоте прямо-таки ощущалось обиженное повизгиванье потерявших след собак. Ребром ладони Мазур отпихнул назойливого полоза, особенно непринужденно устроившегося на голове и опустившего хвост на физиономию. Над самым ухом послышался явственный всхлип.

– Потерпи, – громко сказал он, все равно за шумом вертолетов услышать его посторонние не могли.

– Я сейчас с ума сойду…

– Сойдешь – здесь и брошу, – безжалостно сказал он. – Так что крепись.

– Погань какая… Давит, тяжело…

– Терпи, – сказал он, с трудом пошевелился, прикрывая ее своим телом от нависающей скользкой тяжести.

…Когда шум вертолетов затих вдали, он еще долго сидел на корточках в прежней позе – на случай коварного сюрприза в виде оставленной неподалеку засады. Змеи успокоились окончательно, лишь изредка в щеку тыкалась угловатая головка.

Настал момент, когда пришлось решаться. Чересчур уж покойная тишина, пронизанная птичьим щебетанием, стояла вокруг.

– Давай выбираться, – сказал он. – Только не спеши, осторожненько…

Выбраться оказалось гораздо труднее, все равно что выпутываться из противолодочной сети. Хорошо еще, края ямы были довольно пологими. Мазур раздвигал упругие петли змеиных тел, распутывая их, как диковинную головоломку, неспешно, но довольно бесцеремонно. Его частенько кусали, но зубы у полоза слабоваты, а челюсти способны придушить разве что бурундука. Он медленно продвигался к краю ямы, помогая Джен. Два раза она срывалась, на третий Мазур, отбросив деликатность, чувствительно поддал ей кулаком по заднице.