– Да ну, в подъезде, без закуси…

– Эстет ты у нас, я сразу просек… Ладно, пошли.

Он поднялся на третий этаж и решительно позвонил в дверь. Довольно быстро зашлепали шаги, изнутри спросили:

– Кто?

– Участковый, – моментально рявкнул Кацуба. – Ваша «Тойота», гражданин Нефедов, в неположенном месте торчит?

Щелкнул замок, дверь стала медленно приоткрываться. Кацуба вмиг двинул по ней плечом, отшвырнув хозяина в глубь прихожей, рванул следом, как бульдозер. Мазур вошел за ним, старательно притворил дверь и защелкнул замок.

Хозяин, кое-как обмотанный большим махровым полотенцем, удержался на ногах и сейчас хватал с полочки под зеркалом черный револьвер. Кацуба преспокойно дал ему время не только схватить, но и почти поднять руку – потом выбил пушку, небрежно даже, словно отгонял муху или работал с манекеном в тренировочном зале. Подхватил на лету, нажал кнопку, выщелкнул барабан:

– Ты смотри, резинкой хотел в нас пальнуть, сучонок… – Вмиг ухватив хозяина за ушибленную руку, развернул и головой вперед швырнул в комнату. Полотенце слетело, и хозяин приземлился на полу совершенно голым. Кацуба вразвалочку вошел следом, громко комментируя: – Значит, мы тут имеем МЕ-38-компакт с безоговорочно запрещенными резиновыми пульками… Если в лоб, будет больно, если я тебе сейчас шмальну по яйцам, выйдет и вовсе похабно…

Квартирка оказалась однокомнатная. На широкой тахте обнаружилось довольно юное создание противоположного пола, с испугу укрывшееся простыней до носа. Хозяин лежал в углу в нелепой позе – совсем еще сопляк с гладенькой глуповатой физиономией. Безжалостно хрустя подошвами по разбросанным кассетам, Кацуба прошел на середину, пинком поддел черный шнур и вырвал его из розетки. Стоявший на полу магнитофон замолчал.

– Ногой по чавке хочешь? – поинтересовался майор у лежавшего.

Тот молчал, но по его лицу читалось, что предложение не вызвало у него ни малейшего энтузиазма.

– Ну тогда вставай, выкидыш, – сказал Кацуба. – Трусы натяни, что ли, вон валяются, – а то как бы у меня педерастические склонности не заиграли… Встать! – рявкнул он так, что девица спряталась под простыню с головой. Повернулся к Мазуру – Вова, залетай, сейчас разборочку учиним по всем правилам, с кровищей на стенах и яйцами на люстре… – вытащил бутылку и глотнул из горлышка.

Хозяин, опасливо косясь на них и обходя стороной, натянул трусы, потянулся было к рубашке.

– Отставить! – рявкнул Кацуба. – И так сойдет… Ты, фемина, ну-ка быстренько вылезла, прошлепала на кухню и живенько мне приперла чего закусить… – Он огляделся, поднял со стула синее платьишко и швырнул ей. – На, задрапируйся – и в темпе, фемина, в темпе!

Она кинулась на кухню, натягивая платье на ходу. Кацуба успел звучно шлепнуть ее по попке, нехорошо оглядел хозяина и сообщил:

– Ну, щас я тебя, Витек, буду мочить, как мамонта… Хозяин наконец-то смог выговорить:

– Нет, мужик, ну ты хоть объясни…

– Объяснить тебе? – зловеще протянул Кацуба и захохотал, словно привидение. – Щас я те объясню, журналист хренов, я тебе так объясню, что в Склифасовского не соберут… – Вытащил из кармана безжалостно смятый номер «Шантарского скандалиста», расправил и замахал под носом собеседника: – Твоя газетка, сучий потрох? Да ты мне целику не строй, тебя типография с потрохами заложила, они ж там все живые люди, никому неохота, чтоб ими окно прошибали – окно-то на третьем этаже было… Ты эту газетку тискаешь, говорю? Отвечать, блядь, без промедления!

– Ну, моя…

– Ага! – еще более оживился Кацуба. – Вот я те щас корректуру и устрою, как в лучших домах…

Вернулась девчонка, издали на вытянутых руках протянула тарелку с яблоками и наваленными грудой конфетами.

– Конфектами – водку? – печально спросил Кацуба, но все же сгреб с тарелки яблоко, глотнул водочки и откусил от яблока изрядный кус. – Теперь ставь сюда и волоки аршины в темпе, вон Вова с утра неопохмеленный и потому зверь почище меня…

– Что волочь? – робко переспросила она.

– Стаканы, чадо! – страдальчески поморщился Кацуба. – Нет, ну что мы за молодежь ростим, если она русского языка не знает… Садись, Витек, в ногах правды нету… От-так. Только смотри у меня, не дергайся, а то рассвирепею напрочь…

Принял у девчонки пару рюмок, плеснул в одну для Мазура, сунул ему в руку, распорядился:

– Теперь прыгай в постельку, фемина, и сиди там тихонечко, словно тебя и вовсе нету… Вова, у тебя налито, шарашь под яблочко, а Витьку мы не нальем, перебьется… – Опрокинул свою рюмку, успешно притворяясь вовсе уж пьяным. Чуть пошатнулся, оглядел хозяина с ног до головы и с блатным надрывом возопил: – Ты за что ж меня опозорил на весь белый свет, сука драная?

– Да объясни ты толком! – воззвал Витек. – Газета-то толстая, там много всего…

Перелистав страницы – и порвав при этом парочку, Кацуба сложил газету пополам, так, что с обеих сторон оказалась пресловутая статья, взмахнул ею под носом у незадачливого главного редактора:

– Твоя работа?

– Ну…

– Ага, – сказал Кацуба, прямо-таки лучась счастьем и радостью. – Ты писал, значит?

– Ну, вообще-то… Не то чтобы… А в общем…

– Так ты?

– Я…

– Яйца вырву, – ласково сказал Кацуба. – Выкину из окна – и полетишь ты у меня, как фанера над Парижем. Ты что это тут написал про зама по хозчасти, который генералам ловит сосок прямо на улице, в машину затаскивает, в бане по печенкам стучит, чтобы ложились под гостей без лишнего писка? – И вновь подпустил блатного надрыва: – Курва ты долбаная, я ж и есть зам по хозчасти последние семь лет и никакого другого зама там сроду не бывало! Тебе бумагу предъявить? – Он выхватил офицерское удостоверение личности, раскрыл, сунул парню под нос. – А ну, выползок, декламируй вслух! А то пну!

Тот торопливо забубнил:

– Майор Щербак Василий Васильевич, заместитель командира по хозяйственной части в/ч 35773…

– Ну, понял, блядь? – торжествующе возгласил Кацуба. – Я и есть зам по хозчасти. И в жизни я телок по улицам не ловил, как ты тут накропал, а уж тем более в бане их не нежил. Да если моя баба эту херню прочитает, она об меня все тарелки перебьет, а потом кастрюлями башку отполирует… Ты вот у Вовки спроси, он мою бабу знает, сто лет вместе служим – не баба, а чистая зондеркоманда. Если ей твоя говенная газетка в лапы попадет, мне и на Северном полюсе покоя не будет, хоть домой не возвращайся… Вовка, скажи!

– Это точно, – сказал Мазур. – Кранты Ваське придут…

Он добросовестно играл свою роль – с грозным видом топтался посреди комнаты, в самых патетических моментах майорских монологов поливая съежившегося в кресле газетера зверскими взглядами, недвусмысленно помахивая кулаком. На газетера жалко было смотреть.

– Да откуда ты на мою голову взялся, сука типографская? – воззвал Кацуба к потолку, долженствующему изображать небеса. – Жили-жили, не тужили – и нате вам, пироги с котятами! Мне чихать, что ты там накропал про подводные лодки и атомные бомбы, пусть с тобой за это наши особисты разбираются – а они тебя, гада, вскорости возьмут за кислород! – но за то, что ты про меня вагон херни нагородил, я тебя сейчас понесу на пинках по всем углам, и ни хера мне за это не будет, все равно за тобой, того и гляди, особисты явятся, попинают еще почище!

– Вы не особенно-то… – подала голос девчонка. Кацуба развернулся к ней:

– А ты сиди и не вякай! Ты кто такая?

– Невеста, между прочим! – отрезала она задиристо. – Скоро заявление подадим, вот!

Она даже привстала с задорным видом, явно намереваясь защищать кавалера от любых посягательств. Созерцавший ее Мазур уже примерно догадывался, кто будет главой семьи, если дойдет до законного брака, – парнишечка выглядел сущей тряпкой, отнюдь не подходившей на роль крутого репортера а-ля Невзоров. А это уже странно и заставляет задуматься…

– Да какое заявление? – заржал Кацуба. – Я ж ему вскорости женилку оторву, и будет он тебе без всякой надобности!

– Жди, разорался! – огрызнулась девчонка. – Разобью сейчас окно, заору на всю улицу…