– Но что это за поездка, которую он собирается совершить, путешествие по всему континенту. И он ведь всерьез говорит о том, чтобы опубликовать свою книгу «Великая Всемирная История. Опровергая все». Одно заглавие чего стоит! Ничего хорошего из этого не выйдет.

Король дружески положил руку ему на плечо.

– У тебя доброе сердце, Френсис. Но, видишь ли, я не помню ни единого случая за всю его жизнь, чтобы Люк долго придерживался своих взглядов и намерений. Я больше чем уверен, что в конце концов больше всех он «опровергнет» самого себя.

– Но, путешествуя по миру, живя среди чужих людей, задавая так много неблагоразумных вопросов, он неизбежно по собственной неосторожности попадет в беду, как только покинет пределы Винтерскара и окажется вне вашей защиты. Я никак не могу отделаться от этого предчувствия.

– Дорогой мой друг, – сказал король, – но ведь именно поэтому я и подбиваю его ехать.

Философ был поражен.

– Чтобы подвергнуть его опасности? Но Ваше Величество не могут иметь в виду…

– Нет-нет, – успокаивающе ответил Джарред, – ничего подобного. Мне хотелось бы, чтобы Люк понял, сколько всего требуется от человека, чтобы проложить себе дорогу в жизни. Если вдуматься, решение моего отца растить нас вместе было ошибкой. Люка воспитывали как юного принца – но без причитающейся монарху ответственности. Моя дружба и мое расположение защищали его от всего на свете, и он мог поступать, как ему заблагорассудится, говорить, что взбредет в голову, устраивать вечный переполох своими сумасбродными теориями, и при этом ему никогда не приходилось отвечать за последствия. Мне кажется, он и не понимает, что последствия вообще могут быть.

Философ скорбно покачал головой.

– Не могу с вами спорить, но все-таки не понимаю…

Король начал ходить по комнате, беря в руки то одну, то другую вещицу, внимательно ее разглядывая, а потом нетерпеливо кладя на место.

– Люк всегда воображал себя Защитником Простого Человека, хотя он не лучше меня представляет себе, что чувствуют и о чем думают простые люди. Он не стал делать карьеры, даже той, что доступна благородному джентльмену, не стал ни дипломатом, ни военным, ни ученым. В результате он просто не знает, что это такое – быть вынужденным пойти на компромисс или сдерживать свои порывы. Он никогда не сдерживает свои порывы, разве что иногда, прислушиваясь к своему дорогому сердцу.

– Все это правда. Но, Ваше Величество, неужели это можно излечить в таком зрелом возрасте?

– Может быть, уже поздно, – вздохнул король. Он дотронулся до потайной пружины на шкатулке из янтаря и слоновой кости, оттуда выскользнула маленькая золотая механическая змейка и поползла по столу, пробуя воздух крохотным красным жалом. – И все-таки я надеюсь, что, несколько расширив свой кругозор, Люк еще может приблизиться к тому, чтобы стать таким мужчиной, каким он мог бы… нет, каким он должен быть. Он с рождения одарен талантами и добродетелями, из него может получиться очень неординарная личность. Вот поэтому я и убеждаю его совершить это путешествие, отправиться туда, где никто его не знает, узнать на практике, каково это – быть если не простым работягой, то хотя бы заурядным частным лицом, никому не известным дворянином.

Джарред обернулся к философу с кривой усмешкой.

– В конце концов, я полагаю, он найдет… мудрость. Ведь именно мудрости ему так недостает.

– Да, я тоже надеюсь, что он способен обрести мудрость, – произнес Перселл, хотя, судя по выражению его лица, философ в этом сильно сомневался.

В былые, более счастливые, времена первый танец всегда принадлежал Зелене и Джарреду. Теперь, когда ее больше не было, он мог выбирать себе в партнерши кого угодно. Но во время этого первого со дня ее смерти бала у короля просто не хватило духа пригласить кого-то вместо нее, а мысли о том, сколько пар глаз выжидающе смотрят на него, о том, что все девушки и женщины в зале ждут, что выберут именно их, о том, как все будут разочарованы, узнав, что он не будет танцевать, – все это было для Джарреда невыносимо. Поэтому два дня назад он распорядился, чтобы гости начинали бал без него.

Когда король наконец появился, музыканты уже играли и в центре зала толпа элегантно одетых джентльменов и леди величественно танцевала менуэт. Отблески свечей мерцали на бледно-розовых шелках, расшитом белом атласе, золотых и серебряных тканях. И, остановившись на пороге, король Джарред подумал, что вот они танцуют в свое удовольствие, эти изящные современные леди и джентльмены, на том самом белом мраморном полу, где (если история была правдива, а Люциус ошибался) последняя императрица гоблинов и ее придворные дамы, громоздкие и неповоротливые в своих фижмах и огромных, как колеса, гофрированных кружевных воротниках, отплясывали свои дикие гайярды и вольты.

Размышляя о Люке, король обвел глазами зал, выискивая его в толпе. А вот и он, только-только из рук своего слуги и брадобрея, неожиданно великолепный в пурпурно-красном атласе и старинном кружеве, темные волосы перевязаны малиновым бантом. Он танцевал с…

Джарред почувствовал, как у него неожиданно пересохло во рту, а сердце забилось медленно и гулко. Он потряс головой, чтобы прийти в себя, удивляясь, что это вдруг на него нашло. Не мог же на него так повлиять один случайный взгляд на незнакомую девушку в жемчужно-сером атласном платье, что танцевала с Люком. Или же… нет, он был уверен, что они никогда не встречались. Ее нельзя было назвать красавицей, но было что-то неизъяснимо притягательное в ее круглом личике с острым подбородком, он бы запомнил это лицо, а что до этих темных, темных глаз…

Не двинувшись с места, он подал знак мажордому, который незамедлительно направился к нему сквозь толпу танцующих, тихо и незаметно проскальзывая между парами.

– Кто эта леди, с которой сейчас танцует господин Гилиан?

– Никто не знает, Ваше Величество. Но, похоже, все только о ней и говорят. Мы все ждали, что вы придете и скажете нам, что делать. Нам не хотелось поступить неучтиво, ведь она может оказаться женой или дочерью какого-нибудь знатного иностранца. Но если вы хотите, чтобы ее проводили…

– Нет. Пусть она останется хотя бы ненадолго. Некоторая таинственность может… оживить сегодняшний вечер.

Нет, служанка или швея, переодетая в господское платье, не смогла бы разыграть эту изысканную надменность. Или смогла бы? Джарред взошел на помост и сел в одно из двух обитых розовой парчой кресел между серебряными львами.

Как всегда, ему трудно было забыть про опустевшее кресло по правую руку от него. Стоило закрыть глаза, как он слышал шорох бледных шелковых юбок Зелены, чувствовал слабый, едва уловимый аромат ее духов. Но если бы он закрыл глаза, то, открыв их вновь, он испытал бы слишком острое, слишком болезненное разочарование.

Стряхнув эти грустные думы, Джарред опять обвел взглядом зал, и опять его внимание привлекла девушка в сером шелковом платье и прозрачной вуали.

Она стояла одна в дальнем конце комнаты, потому что музыка смолкла и Люк ее оставил. Если она прибыла сюда с полагающейся дуэньей, то именно сейчас самое время появиться какой-нибудь заботливой женщине средних лет и поддержать девушку, но никто не двинулся в ее сторону.

«Но как необычно, – подумал Джарред, – что такая юная леди прибыла без сопровождения. Особенно если учесть, что ее бриллианты стоят целое состояние».

Бриллианты сверкали в ее напудренных волосах, на браслете, обхватившем тонкую белую ручку, на высоких каблуках парчовых туфелек.

Не успев осознать, что делает, не успев даже осмыслить своего порыва, он спустился с помоста и пересек зал. Девушка подняла на него взгляд и наградила короля ослепительной улыбкой.

– С вашего позволения, следующий танец принадлежит мне, – услышал он свой собственный голос.

Она опустила глаза и, не произнеся ни слова, позволила Джарреду вывести ее в центр зала.

– Итак, Джарред танцует с прекрасной незнакомкой, – произнес кто-то лениво, растягивая слова.