А прекрасные чародеи в своих ослепительных дворцах дни и почти напролет предавались развлечениям, ибо десятки веков прошли безмятежно с тех пор, как они создали замысловатые драгоценные вещицы, на которых теперь покоилась мощь их империи. Так что они проводили время, сочиняя изящные вариации на тему заклинаний, которые знали наизусть; становились фанатичными поклонниками всяческих искусств; либо посвящали себя наиболее изысканным и цивилизованным времяпрепровождениям: дворцовым интригам, любовным утехам и утонченной жестокости.

Но когда человечество утратило покой, когда люди поняли, что скудная пища, изнурительный труд и невежество не вечны, что есть и другие пути, – когда по всей империи люди устремились к знаниям о жизни и судьбах, времени и Вселенной, к тем знаниям, что чародеи скрыли от них, – когда наконец они с оружием в руках поднялись против гоблинов, низвергли университеты и безжалостно убили всех древних ученых до единого, загнали безобидных олухов и толстопятов в самые бедные районы городов и заставили их с тех пор жить в сырых подвалах, на продуваемых всеми ветрами чердаках и в убогих маленьких многоквартирных домах, – когда, вооруженные огнем и солью, люди с боями прошли через каждый город, через каждую деревню, отовсюду изгоняя чародеев, и поклялись, что не успокоятся, пока не сотрут их всех с лица земли, – когда люди переделали мир по новым, лучшим правилам, когда прежние огромные города теряли былое величие, а новые появлялись из ниоткуда, – Тарнбург, как и Хоксбридж, выстоял.

Конечно же, он очень изменился. Несмотря на некоторое внешнее сходство, люди сильно отличаются от чародеев: их завораживают числа и величины, и они любят то, что не только прекрасно, но и полезно. И город художников-портретистов, учителей танцев, придворных астрологов и мастеров игрушек превратился в город клерков, нотариусов, оптиков, картографов, трактирщиков, портных и переплетчиков.

Чародеи же пропали, но не бесследно, о них не забыли, они поселились в легендах, стали героями и (значительно чаще) злодеями в бесчисленных фантастических историях: вероломными черными рыцарями и коварными королевами, злыми мачехами, феями-крестными и так далее. Но неуловимый дух их присутствия все еще витал в Тарнбурге, придавая городу, его старым домам и чудным лавчонкам загадочную атмосферу: казалось, что в таком месте могут произойти самые поразительные и неожиданные события.

Дворец сверкал огнями. Сквозь зарешеченные окна своей Мансарды в двух милях откуда Ис не могла видеть сам Линденхофф, но она проезжала мимо него два дня назад по дороге в Тарнбург; и теперь, глядя на золотистое свечение к северу от города, над черными неровными контурами крыш домов и лавочек, Ис могла легко представить себе, как очарователен будет элегантный, белый с золотом, похожий на шкатулку с драгоценностями, дворец короля Джарреда, когда зажгут все факелы.

Девушка поежилась и сложила руки на груди. Платье из серой тафты с глубоким квадратным вырезом и широким кринолином, который изнутри поддерживали обручи из китового уса, плохо защищало от сырости и сквозняков чердака гоблинского квартала. Хотя предчувствия не меньше, чем холод, леденили ее и так прохладную кровь.

Она думала о последних месяцах, заполненных составлением хитрых и каверзных планов, и о долгих и трудных годах, которые им предшествовали, о том, как она иногда даже теряла веру в мадам Соланж и уже не верила ни ее обещаниям, ни угрозам. Но вот великий день наконец настал, и приближался час, когда ей предстояло отправиться во дворец и околдовать короля.

Огромная белая крыса прошмыгнула через комнату по неровным доскам пола. Ис ахнула и почувствовала, как ее руки сами собой сжимаются в кулаки. На мгновение одно воспоминание ожило в ее голове. Воспоминание о маленьком и жалком существе: шустром, пронырливом, настороженном, о том, как оно жалось по углам, как приходилось драться за каждый кусочек пищи, за кучу тряпья, на которой оно, сжавшись в комок, спало по ночам. Но потом это воспоминание потускнело и исчезло, и Ис вздохнула с облегчением.

Давний кошмар, и больше ничего. Страх, который охватывал ее, когда она, бывало, лежала в кровати, затерявшись между сном и явью, ей тогда начинало казаться, что она сейчас задохнется.

Усилием воли Ис направила мысли по более приятному руслу. По слухам, король Джарред молод, элегантен, красив, к тому же говорят, что он человек ученый, умный и обаятельный. Учитывая все это, ей оставалось надеяться только, что он не окажется слишком умным, иначе он может загнать ее в угол вопросами, ведь она не осмелится отвечать.

Ее рука сама потянулась к ярко сверкающему ожерелью, украшавшему ее шею, эти странные камни на первый взгляд казались жемчужинами, но были ярче, холоднее и тверже. Она коснулась кристального брелока, который жег ей кожу, как кусок льда. Ис вспомнила, что королю Джарреду суждено счесть ее совершенно неотразимой, стало быть, беспокоиться нечего.

Позади нее со скрипом отворилась дверь, послышался шорох накрахмаленных юбок. Ис резко обернулась – в комнату стремительно вошла ее стройная и энергичная наставница. Как всегда, мадам Соланж переполняла темная злая энергия.

– Сколько тебя еще ждать? Ты думаешь, нам делать больше нечего, кроме как терять здесь время ради твоего удовольствия?

Ис сжалась, хотя и поняла, что жестокие слова относились не к ней. Они предназначались маленькой сутулой гоблинке, которая сидела на низкой скамеечке в углу мансарды, сшивая платье по шву быстрыми и ровными стежками.

– Я уже как раз закончила, – маленькая швея-толстопятка завязала последний узелок и откусила нитку. Это было странное маленькое существо – кожа да кости – с большими мясистыми ступнями, а ее прическа больше всего походила на крысиное гнездо.

– Я починила заклинание, насколько могла, только у меня было очень мало времени.

Мадам Соланж выхватила работу у нее из рук. Это был плащ из шкурки морского котика, очень старый, поношенный и на вид чрезвычайно ветхий. Когда-то это было платье, достойное благородной леди, очень тонкой работы. По подолу и по обшлагам рукавов мех был выщипан, по тонко обработанной коже шел сложный узор, вышитый хрустальным бисером, а истончившаяся шкурка глубоко пропиталась тяжелым мускусным ароматом, запах до сих пор еще сохранился. Но мадам и не думала любоваться старинной работой. Она вывернула плащ наизнанку и расправила на коленях. Тончайшая шелковая подкладка блеснула и исчезла, и Ис и маленькая швея увидели – прямо сквозь мадам – дощатый пол позади нее.

– Юная госпожа пусть носит плащ кожаной стороной наружу, пока не доедет до дворца, – предупредила толстопятка. – Я ни за что не могу поручиться – ткань очень старая, а шить пришлось быстро, но, пока она будет идти от кухни до бального зала, заклинание должно продержаться.

– Если оно не продержится, мы все будем очень сожалеть, – в голосе мадам звенела ярость, – и ты – в первую очередь.

Она бы сказала и больше, но в этот момент на пороге появилась изящная фигура, лишь отдаленно напоминающая мужскую, и мгновенно привлекла внимание всех трех женщин.

На лорда Вифа стоило посмотреть. Пышно разодетый, в камзоле нежнейшего сиреневого цвета, расшитом серебром, он был нарумянен, напудрен, и на лице его красовались мушки. После паузы, позволившей присутствующим вдоволь на него налюбоваться, он жеманно просеменил в комнату, выставил затянутую в шелк ногу и исполнил глубокий и замысловатый поклон, направленный куда-то между Ис и ее устрашающей воспитательницей.

– Пора. Ваш экипаж и ваш эскорт ожидают вас.

Ис прекрасно знала, что ее «экипаж» представлял собой всего лишь шаткую повозку торговца всякой всячиной, а ее эскорт – разношерстную компанию бродячих актеров под предводительством выдававшей себя за гадалку гоблинки из олухов, пользующейся дурной репутацией. Нелепо и унизительно, что та, кому по праву суждено было править всем миром, вынуждена прибыть к порогу короля на телеге, но тут уж ничего не поделаешь.