- Так вот в чем причина?
- Нет, конечно, - ответил он. - Причина в хорошей наследственности.
На самом деле во время этого разговора мне в максимально популярной и максимально ироничной форме были изложены две основные, признанные в современной науке теории, связанные со старением и борьбой с ним.
Согласно первой, возрастные изменения можно взять под контроль с помощью систематических медицинских процедур (конечно же, более серьезных, чем рюмка водки). Потому что процесс дряхления ничем принципиально не отличается от ветшания любого изделия. Накапливаются поломки в белках, нуклеиновых кислотах, все это приводит к тому, что организм работает все хуже и хуже. Значит, надо отслеживать дефекты и устранять их. Так ремонтируют, образно говоря, какой-нибудь музейный «Руссо-Балт», на котором ездил еще государь император, и в результате состояние машины прекрасное - хоть сейчас садись и поезжай. Один из сторонников этой теории - Обри де Грей, британский биогеронтолог, работающий в Кембридже, посетивший недавно Москву и пообещавший тем, кто слушал его, увеличение продолжительности жизни минимум лет на двадцать-тридцать.
Согласно другой теории, старение генетически запрограммировано. Существует некий механизм, который с возрастом начинает отключать наши системы жизнеобеспечения. Кости становятся хрупкими, мышцы тонкими. Вилочковая железа, один из главных органов иммунной системы и вовсе уменьшается в размерах. У одних этот процесс начинается чуть раньше, у других - как в случае с вышеупомянутым веселым доктором - чуть позже. Но все равно рубеж в девяносто лет преодолевают лишь немногие. Такова судьба, от которой не уйдешь.
У каждой теории есть свои сторонники. У каждой есть противники, приводящие факты, которые в ее рамках объяснить невозможно. Если верна первая версия, и старость есть лишь результат накопления случайных поломок, то почему большинство людей все-таки умирает к девяноста годам? Ведь раз все случайно, то число долгожителей, которым повезло, должно быть гораздо большим. Много вопросов и по поводу генетической программы. Процессы старческого распада организма начинаются в возрасте, до которого наши предки доживали в исключительно редких случаях. Следовательно, в процессе эволюции программа эта давным-давно должна была исчезнуть, как невостребованная.
Сторонников обеих теорий объединяет одно - никто из них не совершил принципиального прорыва в борьбе со старостью и смертью. Пять столетий назад человек мог доползти до восьмидесяти лет, а мог умереть в колыбели. Сейчас шансы провести на этой земле восемь десятилетий резко возросли, но до столетнего рубежа добираются считанные единицы. И пусть к услугам современных женщин кремы, маски, имплантаты из золотых нитей, какие-то венецианские фанго и шоколадные обертывания - все равно процесс старения самой холеной голливудской кинозвезды начинается ровно в том же возрасте, в каком тысячелетия назад он начинался у самки кроманьонца. Мы словно стали как вкопанные перед невидимым рубежом. И начиная с какого-то момента, жизнь превращается в борьбу с возрастом, борьбу все более мучительную и безнадежную.
III.
Современному человеку не стоит обольщаться и преувеличивать свои успехи в этой борьбе. Часто приходится слышать, что сейчас сорокалетние все еще считаются молодыми, (а если посмотреть на некоторых, то они и вовсе - сущие дети), а вот наши далекие предки в тридцать пять лет уже были развалинами. Это популярное заблуждение. В богатых городских обществах люди и в зрелом возрасте всегда вели жизнь во всех отношениях очень активную (хотя не все до этой зрелости доживали). Вспомним, что Овидий советовал юношам заниматься любовью с женщинами, которым исполнилось минимум тридцать пять. Когда в шестнадцатом веке аббат Брантом воспевал в своем трактате «Галантные дамы» очарование пожилых красавиц, то речь у него шла об особах весьма зрелых и по нашим меркам, да к тому же успевших родить десять-пятнадцать детей. (Кстати, одна из воспетых им прекрасных пенсионерок, шестидесятипятилетняя Диана де Пуатье каждый день вставала в шесть утра и при любой погоде два часа скакала на лошади. Лично у меня нет знакомых дам, способных в подобном возрасте на такие спортивные подвиги.) А стихотворение Киплинга про леди, которой под пятьдесят: «Изящных юношей толпа вокруг Нее теснится; глядят влюблено, хоть Она им в бабушки годится», - тоже было написано до открытия стволовых клеток и массового внедрения пластической хирургии.
Да еще, как водится, мы сами себе усложняем задачу. Как выглядели те же красавицы времен Брантома? Юбка до пят. Броня корсета. Перчатки, кружевной воротник. На балах танцевали при тусклом свете свечей. На люди полагалось выходить, от солнца прикрыв лицо вуалью. Интимная жизнь практиковалась в темноте, да еще при одежде, пусть и минимальной. (Вспомним графа де ля Фер, который лишь по чистой случайности увидел обнаженное плечо своей жены.) Так можно и до ста лет считаться чудом красоты. Никто не требовал от прекрасной дамы демонстрировать свои целлюлиты и варикозные вены. А свободный и раскрепощенный человек двадцать первого века вынужден, рассудку вопреки, наперекор стихиям, все время выставлять на всеобщее обозрение свою убогую наготу. Получается не всегда красиво. Вспомним недавний скандал с Николя Саркози. В костюме и галстуке он выглядит вполне приемлемо. Но вот Paris Match публикует фоторепортаж об отдыхе Президента (лодка, солнечный день, форма одежды - шорты). И внимательные читатели хватают авторов за руку, а весь мир хихикает. Потому что дружественно настроенные к президенту журналисты откорректировали его несовершенные живот и бока с помощью фотошопа.
Как и следовало ожидать, в обществе с переизбытком стариков наблюдается бешеный культ молодости. На страницах глянцевых журналов преобладают сущие Лолиты с узкими плечами и пухлыми детскими губами. Практически никакой рекламный текст невозможен без ритуального и неизбежного: «Наша продукция рассчитана на современных людей, молодых и динамичных». Чуткий Фредерик Бегбедер заставил героя своего романа «Идеаль» отправиться в дикую и беззаконную Россию и завести роман с девицей о четырнадцати годах. Если так пойдет и дальше, самых желанных красавиц двадцать первого века будут, по-видимому, отлавливать еще на стадии пребывания в материнской утробе и устраивать фотосессии с помощью аппарата УЗИ. Что до старости - она перестает быть почтенной и уважаемой. Она банальна и смешна. Как сказала мне одна владелица салона красоты: «В современном мире постареть - значит совершить самую большую ошибку, и любой человек пойдет на все, лишь бы ее исправить».
IV.
С ростом племени долгожителей связана еще одна новая для нас проблема. Мне приходилось обсуждать ее с Анатолием Вишневским, российским ученым, руководителем Центра демографии и экологии человека РАН. Он объяснял мне, что - да, так называемый золотой возраст может быть вполне счастливым. По крайней мере - у западных стариков. Панамка, фотоаппарат, путешествия по всему миру. Масса свободного времени, хорошая пенсия, в сумочке - новейшие лекарства. Новые встречи, новые друзья, вечером танго на террасе отеля. Но есть тень, омрачающая эту прекрасную картину. За золотым возрастом следует другой, для которого пока не изобрели названия. Возраст не старости уже, а дряхлости. Имеется в виду период от восьмидесяти, примерно, лет, когда уже не до танцев и путешествий, и человек становится узником собственной квартиры, куда постоянно должна приходить (а лучше там же и жить) медсестра или сиделка.
По словам Вишневского, единственное, что пока придумано в помощь этим людям, - все те же дома престарелых, пусть и максимально комфортабельные, похожие, скорее на квартиры. Конечно, это довольно унылый вариант. И самое плохое - люди не видят вокруг себя молодых. Делаются попытки что-то придумать, как-то вписать эти казенные дома в окружающую жизнь. Есть, например, идея располагать рядом с домами престарелых детские сады, чтобы старые и малые могли контактировать и общаться. Все это сейчас формируется, обкатывается, пробуется. Общество совсем недавно столкнулось с этим явлением, и никто пока не знает, что тут делать. Ведь этим людям даже на помощь собственных детей трудно рассчитывать. Не потому что те черствы и бесчеловечны, а потому что сами - уже старики.
