Впрочем, светила, на что-то там такое влияющие, это так, буколики. Если уж честно, мало кто из нас может похвастаться чинным, благообразным слиянием мужского и женского начал, достойно совершенным родителями, подходящими по возрасту, равными по положению, не состоящими в слишком близком родстве, но и не слишком дальнем, нарушающем пределы места, времени и народа. Увы или не увы - тут уж как посмотреть, - но большая часть нашего народа была сделана кое-как, случайно, а то и при разнообразных отягчающих обстоятельствах.
О последнем говорить как-то не принято, а стоило бы. Потому что эти самые обстоятельства влияли, да и влияют, на души и тела нашего народа уж всяко более, нежели сочетания светил.
Начнем с корня, с генезиса. Человек начинается не с картинки в букваре, и уж точно не с товарищей во дворе, и даже не с постельной сцены. А задолго до нее - с папы, мамы, а также бабушек, дедушек и прочих корней и ветвей. Это как бы очевидно - но не для всех и не всегда, уж точно не для нас.
Советский человек, сделанный в СССР, обычно несколько стесняется своего происхождения. Нет, не то чтобы там было что-то нехорошее - а самого того факта, что он вообще от кого-то произошел, имеет какую-то, прости Господи, родословную.
Под это дело можно подвести идеологический фундамент - например, тот, что советская власть вообще не жаловала почву и кровь. Уникальное социалистическое государство только и делало, что рвало с проклятым прошлым, проклинало и осмеивало все, что было до него. Хамство - в прямом, библейском смысле слова, хамова греха - составляло суть советской идеологии.
Разумеется, это распространялось и на все, связанное с происхождением вообще. Поэтому настоящему советскому человеку где-то в глубине души хочется быть Афродитой, родившейся прямо из пены морской. Мама, папа - да кто это такие, и какое отношение они имеют ко мне? Вопрос, дикий для любого человека любой эпохи, - но не для человека, рожденного во время или после завершения эпохи социалистического строительства.
Но не будем инсинуировать. Идеология идеологией, а поведением людей руководят по большей части соображения практические. Так вот: настороженное - чтобы не сказать больше - отношение к теме происхождения и предков имеет самое что ни на есть бытовое объяснение.
Стоит для начала вспомнить лихие времена, когда за сам факт наличия сколь-нибудь справных предков убивали. Речь идет не только о вырезаемых по разнарядке классах, о «буржуях и офицерье» (с этими-то все понятно), а именно о выделившихся, выдающихся. Я, например, слышал от школьного приятеля историю, как его прадеда чуть было не шлепнули за былую доблесть: неграмотный в политическом смысле мужик некстати похвалялся георгиевскими крестами, полученными в империалистическую. Его, впрочем, в последний момент пощадили - потому как в ту же империалистическую тот наблатыкался по фельдшерской части и умел лечить всякие хвори, в том числе и те, которыми страдала советская власть на селе. Другим везло меньше: немало хороших людей пропало не за понюх табаку, а за папину табачную лавочку, мамины бестужевские курсы и прочие порочащие связи. Советская власть не прощала хорошего происхождения - и, кстати, не скрывала своей к тому специальной пристрастности. Официальный певец революции Маяковский официально юморил в стишке про Пушкина и Дантеса: «Мы б его спросили: А ваши кто - родители? - Только этого Дантеса бы и видели!» Эта проходная строчка - квинтэссенция советского подхода к теме.
Чтобы не ходить за примером. Мой родной дед - по маме - был стопроцентным деревенским сиротой, воспитывался в колонии Шацкого, что изрядно облегчило ему жизнь по части трудоустройства. У его супруги - то есть моей бабушки - предки были, на несчастье, русские инженеры, еще те, «царские», настоящие. Инженеры и прочие техники считались интеллигенцией, то есть классом не то чтобы прямо вражеским, но социально-подозрительным. Поэтому бабушку наказали на всю жизнь: ей нельзя было поступать в советские вузы, заполняемые по классовому принципу с учетом нацквоты. Она так и осталась без высшего образования. И всю жизнь проработала в советском «кабэ», перерисовывая набело чужие чертежи за поганую копейку. Что ж, работала и не жаловалась: ей ведь еще повезло, по сравнению с двоюродной сестрой, которая неосмотрительно вышла замуж за врага народа.
Это, конечно, дела довоенные. Но и после нехороший интерес к родственным связям и наказание за их наличие осталось любимым занятием советской власти. Так, много людей пострадало за то, что какие-нибудь их родственники оказались на оккупированной территории или, не дай Бог, за границей. Дело доходило до того, что неправильные родственники оказывались большим препятствием для продвижения вверх, чем даже собственные прегрешения. От тех времен остался анекдот о братьях, один из которых в войну был старостой, а второй партизаном. После войны первый отсидел, но потом стал стремительно делать карьеру, второму же - коммунисту и трудовику - не давали ходу. Объяснялось это тем, что второй имел в анкете пятно - брата-старосту, зато староста, как брат партизана, подобных проблем не имел… Шутка юмора, конечно, но стоит подумать, в каком именно обществе такая шутка возможна.
Неудивительно, что у людей отпечаталось в самом нутре: иметь родственников, любых - плохо и опасно. Куда проще безродным, всякой голи перекатной, людям без отчеств. А самым безупречным происхождением является его отсутствие.
В силу подобных причин тема родства оказалась не то чтобы вовсе табуированной, но, скажем так, не принятой. Любимое занятие любого племени - счисление колен, разговор о предках, поиск общих родственников - это все не для нас. Помнить свой род в поколениях, в ветвях, хвалиться древностью и знатностью, подвигами пращуров и перечислять знаменитых людей из ближней и дальней родни - привилегия тех народов, из которых советских людей не делали, разрешая притворяться для вида. Сейчас эти народы получили огроменную фору по части самосознания, в том числе и через это, - но тут уже нужно заводить отдельный разговор.
Все это подогревалось и с другого бока, а именно - массовой безотцовщиной.
Опять же, спасибо родной власти, тем или иным способом оторвавшей от семей дикое количество русских мужиков. Нет, я не имею в виду чисто физическое истребление, хотя и этого хватало. Просто советская семья зависела от прихотей начальства, которое могло обойтись с ней каким угодно способом - ну и обходилось. Опять же не буду прибегать к заведомо ложным, как раньше говорили, инсинуациям, и снова помяну деда с бабкой. Во время войны они - эвакуированные - работали на ташкентском авиационном заводе. Как им там жилось, я рассказывать не буду, веселого тут мало, но хоть не фронт. В сорок шестом они стали проситься обратно в Москву, но правительство имело свои планы по заселению столицы, а также и по использованию человеческого ресурса. Деда отправили вместе с заводом в Латвию - налаживать в новоприсоединенной республике производство. Бабушке пропуск не выписали, оставив ее вместе с маленькой дочкой в послевоенном Ташкенте. Они прожили врозь пять лет. Дед оказался верным мужем, был смекалист и имел кое-каких знакомцев во власти, поэтому в конце концов все-таки добыл нужные документы, и семья воссоединилась. То есть моей будущей маме повезло. Другим мальчикам и девочкам повезло меньше - тем, чьих отцов куда-нибудь отправили и увезли, что-нибудь строить или налаживать. Так что в стране всегда хватало вдов, солдаток, несостоявшихся невест и безмужних жен, чьи мужчины «ушли, побросали посевы до срока» - во всех смыслах.
Это создало ситуацию, при которой ребенок у мамы-одиночки стал восприниматься как нечто нормальное, бытовое. Что, в свою очередь, оказало влияние на мужское поведение: где-то в шестидесятые последние скрепы, кое-как державшие курьезную конструкцию под названием «советская семья» (оксюморон, если вдуматься) стали трескаться. Развод, еще в пятидесятые отдававшей скандальностью, стал унылым бытовым явлением, как и слово «алиментщик».
