Но это было все потом. А тогда, повторимся, все боялись и ждали «реакции» и «реванша».

Непонятно, правда, было, кто будет реваншировать и реакционировать. КПСС еще была жива (как и, скажем, какой-нибудь Госплан), но к ней относились, как к раковому больному: вроде человек еще и ходит, но шансов на излечение никаких. Косились на армию, но та была заботливо приведена в абсолютно недееспособное состояние, и это, в общем-то, понимали. С ее стороны ежели чего и опасались - то каких-нибудь «глупостей». Типа командир какой-нибудь танковой части окажется честным дураком, возьмет да и поведет танки на Москву. Но командира танковой части не нашлось: все оказались сообразительные, что твой Эйнштейн.

Хотя и задачка была, честно говоря, не бином. По телевизору столько раз повторили, что в этой стране «честность» и «предательство» суть синонимы, что дошло даже до самых тупых.

Даже знаменитая «Альфа» во время путча самоустранилась. Потом я узнал, почему: оказывается, после литовского эпизода, когда Горбачев публично открестился от людей, которых сам отправлял на задание, руководство подразделения приняло решение ничего не делать без письменного приказа. Впрочем, на штурм Белого дома и арест Ельцина не последовало и устной команды. Никто не осмелился даже на это.

Всеобщая уверенность в победе добра и света бралась из картины мира. Главным было слово «прошлое». К девяносто первому социализм, КПСС и прочие монстры из того же семейства были прочно записаны в «прошлое», иногда с добавлением «проклятое», иногда нет. Важно, что прошлое. А прошлое, как известно, бессильно: его уже нет, и воевать с ним легко и приятно, так как оно не может ответить, разве что бессильно погрозить костистым пальцем из вод Леты. Были, конечно, представители этого прошлого - например, те же коммунисты. Но они именно что «представляли интересы» прошлого, которого, опять же, уже не было - а потому тоже были не опасны.

В дальнейшем КПРФ всю дорогу играла именно эту роль - представительства интересов прошлогоднего снега. Но это тоже было потом.

При попытке вспомнить те шебутные времена все время возникает вопрос - а на что, собственно, они все рассчитывали?

Не буду говорить за всех. Я не знаю, на что рассчитывали бастующие шахтеры, ропщущие колхозники, фрондирующие генералы и прочие социально далекие от меня слои населения. Но вот на что рассчитывала интеллигенция, я скажу.

Чтобы было понятно, о чем пойдет разговор, немного истории.

В учебнике довольно часто упоминается такая штука, как «сословия». Сословие - это не класс. Классы различаются по отношению к средствам производства: кто ими владеет, а кто нет, кто извлекает прибыль, а кто получает жалованье. Сословия же существуют и там, где классов нет. Это сообщества людей, отличающихся друг от друга по своему правовому положению. То есть, проще говоря, по отношению к государству, по совокупности прав и обязанностей перед ним.

Можно представить себе общество, в котором нет отношений собственности - ну, скажем, все принадлежит государству. Но у разных групп людей есть разные права. Одни управляют, а другие подчиняются, одни должны работать, а другие не обязаны. И так далее. Вот это и есть сословия.

Сословия существововали во всех среднеразвитых обществах, например, в Западной Европе. Они же существовали и на Востоке. В Московской Руси сословия тоже были, и подразделялись на «тяглые» и «служилые». Тягло было обязано платить подати и нести повинности, то есть трудиться на государство. Служилые ничего не производили, зато несли службу - начиная от военной и кончая духовной. Сословия были фактически кастами: «где родился, там и пригодился» - перейти из сословия в сословие было почти невозможно.

В дальнейшем служилое сословие стало дворянством и духовенством, а тягло - крестьянством, купечеством, мещанством.

Можно спорить, насколько это было справедливо, но общий принцип - «права связаны с обязанностями» - сохранялся.

В 1762 году Петр III - фигура вообще довольно любопытная - подписал указ «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству». Этот указ освобождал дворян от обязательной службы, давал право выходить в отставку и жить по заграницам. Освободили их и от податей. Все привилегии же сохранялись в полном объеме.

Екатерина II продолжила ту же политику, выдав в 1785 году «Жалованную грамоту дворянству», где подтвердила все привилегии, заодно и обосновав изменившуюся концепцию. Фактически было признано, что дворянство является не частью общественного организма, которая должна выполнять свои обязанности, а, так сказать, природной элитой, ради которой все общество и существует.

Почему? Потому, что дворянство в предыдущий исторический период усилилось настолько, что могло разрушить монархию или, во всяком случае, сменить конкретного монарха - не будем забывать о судьбе того же Петра III. Дав привилегии, его одновременно подкупали и делали более безопасным. «Золотой век вольности» был веком разложения дворянства. Освобождение крестьян, завершившее его историю, застало сословие не в мундире, а, так сказать, в домашних тапочках. «Никто и не рыпнулся».

Ну а теперь про СССР.

Советское общество тоже было не классовым, а сословным. Это и понятно. В советском обществе средствами производства не владел никто - во всяком случае, официально все было государственное. Тем не менее в обществе были четко выраженные прослойки - начиная от партаппаратчиков и кончая интеллигенцией. Которую так и называли «прослойкой», чтобы обидеть, как думала сама интеллигенция.

Советская интеллигенция должна была заниматься двумя вещами - во-первых, «науками и искусством», и, во-вторых, идеологическим обслуживанием советской власти. Проще говоря, она должна была делать ракеты и публично клясться в любви к Марксу, Энгельсу, Ленину, не говорить и не писать ничего, что противоречило бы их учению, а для пущей чистоты - ничего такого и не читать, не слушать, не смотреть. За это ее кормили. При этом интеллигент должен был еще и колебаться вместе с линией партии, своевременно меняя взгляды согласно последним установкам.

Нечто аналогичное когда-то требовалось от духовенства - безукоризненная верность не только духу христианского учения, но и «всякой букве», а также текущим задачам начальства. Но у духовенства был хотя бы сверхличный авторитет. У марксизма его не было: всесильное, потому что верное, учение отвергало религиозность как таковую, тем самым пиля под собой сук. Впрочем, не оно первое.

Так вот. Советская интеллигенция хотела от властей того же, чего хотело и получило российское дворянство от Екатерины. Оно ждало манифеста о вольности.

Что должно было быть в таком манифесте?

Интеллигенция признается привилегированным классом, советской элитой, которая никому ничего не должна, а все должны ей, потому что ради нее общество и существует. Она остается на прокорме общества и паек ее даже увеличивается. Зато с нее снимаются все ограничения - интеллигент имеет право говорить, писать, читать, слушать и смотреть абсолютно все что угодно, безо всяких ограничений. Все, вплоть до откровенно антигосударственных вещей. Чтобы никакая партийная харя не лезла в калашный ряд, где запойно читают Бродского. И напротив, мнения интеллигентов были бы признаваемы как некий абсолютный нравственный камертон. Чтоб к какому-нибудь знатному режиссеру - скажем, Любимову - ходил бы ножками председатель КГБ, долго ждал бы приема под дверью, а потом униженно молил бы его о моральной санкции на вмешательство в дела Эфиопии. А Любимов бы еще думал, осудит он такое вмешательство или все-таки не осудит.

Все это должно было бы назваться «социализмом с человеческим лицом», ну или как-то близко.

Описано такое мироустройство - в виде утопии - у помянутых мною братьев Стругацких. Смотри их цикл «Полдень, XXII век», где социалистическим миром правят веселые ученые и высоконравственные гуманитарии, а все вопросы решаются «этически», в процессе типичной интеллигентской рефлексии.