Пару истребителей и обнаружил 1-й дивизион. И доложил на КП, что видит две низколетящие цели, по параметрам похожие на истребители и опознанные как свои.

- Естественно, свои, - сказал комполка. - Это МиГи-29 с Кубинки. А как вы их обнаружили?

- По данным НВО.

- Так он же у вас не работал!

- Он был выключен, - после короткой паузы сказал комдив-1.

Лучшие умы (без иронии, там были очень хорошие умы) 1-го дивизиона два часа бились над тайной мертвого, хоть и явно исправного НВО. Пока один из солдат не решил пойти ab ovo и проверить, подключен ли локатор к питанию. Взглянул на роковой тумблер, увидел, что подумал правильно, перевел его в положение «вкл.». И замигала кабина лампочками, и закрутился на мачте локатор со скоростью 20 об/мин. Причина выключения (вышеописанное любопытство среднеазиатского бойца), естественно, была никому не ведома, она выяснилась позже в ходе жестокого следствия.

Услышав слова «Он был выключен», комполка негромко застонал, но промолчал. Несмотря ни на что, ему стало спокойнее.

С момента объявления тревоги минуло более пяти часов. За это время даже легкие спортивные самолеты, летающие со скоростью около 300 км/ч, от балтийского побережья успели бы добраться не то что до Москвы, но даже и до Владимира. Болельщики, ноги которых очень сильно ныли, пытались прислониться к аппаратуре, но ее на всех не хватало, к тому же можно было случайно задеть еще какой-нибудь тумблер. В это время непосредственно на КП перестал работать РЛО. Страшно закричал комполка, и почти все болельщики вылетели в узенькую дверку «девятки», продемонстрировав сноровку, характерную разве что для подводников.

Идеология «трехсотки», заложенная в нее конструкторами, состояла в том, что аппаратура ЗРС должна быть запитана энергией, но не работать. В случае вражеского налета система получает предупреждение о нем от внешних источников, быстренько включается, отрабатывает по целям и снова выключается. На длительную непрерывную работу ЗРС не рассчитана. РЛО M-ского полка не сломался. Он просто выключился, напомнив людям, что так долго работать без отдыха не нанимался. И был глубоко прав.

На ночь начальство в городок не поехало, осталось на КП. Чтобы скрасить бессмысленность происходящего, до полуночи было организовано учение по борьбе с диверсантами (термин «международные террористы» в обиход еще не вошел).

На утреннем построении комполка сообщил обалдевшему от вчерашнего личному составу, что о судьбе бразильских самолетов точной информации пока нет, ее доведут позже. И еще, сказал он, раньше мы думали, что наши главные цели - это десять тысяч боевых самолетов стран НАТО. А вот теперь оказывается, что главная угроза - легкие спортивные самолеты. Их на Западе больше сотни тысяч. И каждый в принципе способен нести ядерную бомбу.

Если читатель решит, что командир M-ского зенитно-ракетного полка был кретин, самодур и сволочь, это глубокое заблуждение. Совершенно нормальный, адекватный мужик. Просто се ля ви. You're in the Army now.

Выжить можно, только надежно отгородившись от внешнего мира

За оборону Белого дома в августе 1991 года Александр Метелкин получил в подарок участок земли в деревне Бутьково. Больше ему ничего от цивилизации не нужно. Теперь он моделирует бытие по собственному вкусу.

«Вон в том лесу у нас и будет экопоселение. Собственно говоря, оно уже есть, только юридически пока не оформлено». Метелкин показывает рукой вдаль. Сам он, впрочем, пока проживает на том, подаренном ему государством участке. За 15 лет отстроил на нем небольшой домик, какие-то хозблоки. Лет пять назад к исходным 15 соткам прирезал еще с полгектара. Высадил 150 деревьев: сосен, орешников, берез и дубов.

Но все это лишь приложение к основной деятельности опытника. Главные события разворачиваются в его доме. Там штаб экопоселения. Александр от зари до зари сидит над кипой бумаг, ведет переписку с десятком инстанций, наносит на масштабные карты геодезические символы, принимает посетителей и переговаривается с ЮНЕСКО.

Попивая чай с калиной, Метелкин рассказывает о событиях 20-летней давности, которые привели его к бегству из города. «Я работал в Морозовской детской больнице. И там увидел закрытую статистику: в конце восьмидесятых больше тридцати процентов младенцев рождались с железодефицитной анемией, у каждого пятого наблюдались старческие заболевания почек или печени. Тогда-то я и понял, что городская цивилизация обречена, конец ее не за горами». Метелкин принял решение строить новый мир, своего рода резервацию, в которой люди могли бы спастись.

Рядом с деревней Бутьково он обнаружил заброшенное поселение Храброво. К 2002 году там не осталось ни одного местного жителя, десятки изб стояли пустыми. В Храброво Метелкин и принялся организовывать экопоселение.

В российском законодательстве, на счастье, оказалась лазейка- упоминание о некой «особо охраняемой природной территории» (ООПТ). Четкого правового определения ООПТ в федеральных законах нет до сих пор. Но, по сути, такие территории приравниваются к заповедникам. Отличие состоит в том, что в ООПТ законом охраняется буквально все: не только растения или животные, но сложившийся там мир в целом. То есть людей, там проживающих, выселить нельзя, и материальную цивилизацию, ими построенную, нельзя разрушать.

Метелкин не очень охотно называет фамилии чиновников, оказавших ему содействие, но Храброво признали ООПТ и выделили деньги на оформление необходимой документации из областного бюджета. Помогали Метелкину и международные организации. «Да, они мне выделяли гранты. Кроме того, нашу идею всецело поддерживают ЮНЕСКО и ряд чиновников ООН».

В Храброво 500 гектаров земли; через год их обитатели официально отгородятся от внешнего мира. 300 гектаров так и останутся под лесом, а на 200, ныне заросших бурьяном и мелколесьем, развернется биорезерв - питомник растений, занесенных в Красную книгу. «Это одно из условий ООПТ: сохранять и восстанавливать биогеоценоз», - подчеркивает Александр.

В экопоселении будет не больше 15 семей (около 100 человек). Метелкин рассчитал, что именно такая плотность позволит и прокормить поселенцев, и не нарушить окружающую среду. Сейчас в Храброво живут две семьи, которые надежно защищены от большого мира лесом и бездорожьем: добраться туда можно или на лошади, или пешком (километров 7-8). Правда, некоторые поддерживают контакты с миром виртуальным. Глава одного из семейств, сидя в избе, занимается программированием по заказам из Москвы. Нет ли тут парадокса: экопоселенец получает из города деньги и способствует общей урбанизации? «В идеале надо заниматься только землей, но и от городских благ, если они не противоречат нашим ценностям, отказываться не стоит, - поясняет Метелкин. - Вот на речке Смедове я хочу поставить мини-гидроэлектростанцию. А мне говорят, что в России по закону ею может владеть только РАО „ЕЭС“. Ну и ладно, будут у нас солнечные батареи». Александр полагает, что надо пользоваться возможностями окружающего мира, пока тот не успел погибнуть.

«В моей деревне из ста сорока дворов жилых осталось двенадцать, причем мужчин нет, одни старухи. В Сосновке, здешнем лесничестве, из местных работает только лесник, в помощники он вынужден был набирать таджиков и узбеков. И вообще лесничество это, как мне сказали, скоро закроют: не от кого стало лес охранять». Свободные ниши в окружающих деревнях сейчас занимают выходцы из Средней Азии. Когда едешь по Озернинскому району, то тут, то там встречаешь узбеков, пасущих овец, или таджиков, гоняющих коров. Они, по мнению Метелкина, опасности не представляют. «Их город не успел испортить. Поживут тут немного и, возможно, людьми станут. Да и вообще они какие-то прозрачные, словно эльфы: непонятно, где живут, чем кормятся, как размножаются».